– Я управлял этим кораблем, – сказал Эйрик, – он… он не механизм. Когда он движется, он… он не преобразует посторонние кванты. Они… они становятся его частью. Он преобразует себя. Как харит.
Краем глаза Эйрик заметил молодого Трастамару. Тот выглядел куда более напуганным, чем когда их взяли в плен.
– Интересная мысль, – сказал принц Севир. – Очень интересная. Ты не задумывался, Эйрик, как давно человечество не совершало открытий? Я имею в виду не мелкие усовершенствования, новейшую щетку для полировки клешней крийнов и прочие вещи – а глобальные открытия?
– Нет.
– В космосе много рас. Почему империя, которая была создана, это империя человечества? Почему остальные в ней на правах подданных? А? Барры сильнее. Крийны многочисленней.
– Люди были первыми.
– Неправда. Когда человечество вышло в космос на гиператомных двигателях, у Таиров уже были двигатели, которые люди используют до сих пор и называют двигателем Нессиса.
– Тогда не знаю.
– Люди – лучшие изобретатели. Их разум всегда был ухватистей. Люди тут же освоили двигатели Таиров и тут же усовершенствовали, добавили базовый стабилизатор, который позволял кораблям появляться из гипера с точностью до трех тысяч километров. С тех пор корабли так и ходят. Есть единственная раса, которая вполне может сравниться с людьми в быстроте интеллектуального отклика. Это локры. Но у локров есть существенный минус. Два-три месяца в году они безумны. Трудно построить государство, если во главе его кто-то, кто временами сходит с ума.
Принц Севир улыбнулся.
– Именно это и испугало людей, когда они встретили харитов. Дело было не в чуждом облике. И не в ожившем кошмаре из старинных легенд о двойниках и подкидышах в колыбелях. Дело было в несоизмеримости разума. Не то чтоб хариты были умнее. Вовсе нет. Наоборот, к этому времени их цивилизация интеллектуально зашла в тупик. Их способ познания мира исчерпал себя так же, как способ познания мира, свойственный людям. Но эти два способа были совершенно разные. Они не пересекались. И люди этого испугались.
– Вам видней, принц, – горько сказал ван Эрлик.
– А бояться не стоило. Ибо если в мире есть бог, общий для рас и разумов, то он создал людей и харитов друг для друга, как он создал в свое время мужчину и женщину. Человеческая цивилизация застыла. Она больше не заглядывает за грань вечности. Она строит дворцы и игрушки. Чтобы наши знания двинулись вдаль, необходим синтез двух знаний. Двух цивилизаций. Двух рас.
– Этот синтез касается только звездолетов? – спросил Эйрик.
– О чем ты, Эйрик?
– Всю жизнь я полагал, что хариты не могут создать машину. Всю жизнь я полагал, что харит не может в точности изображать человека. Сегодня мне показали, что первое неверно. Стоит ли думать, что второе – тоже неверно?
– Что навело тебя на эту мысль?
– Этот корабль создали хариты. Я, Эйрик ван Эрлик, не вижу харитов среди руководителей проекта. Значит, я не вижу очевидного. Я размышлял о том, почему мне сохранили жизнь, и пришел к выводу, что мы знакомы.
Невысокий толстяк в летном комбинезоне, топорщащемся на животе, с жесткими карими глазами навыкате помолчал, словно собираясь с мыслями.
– Да, мы знакомы, Эйрик, – сказал он. – Меня зовут Дом Кирр. Помнишь, когда меня впервые научили летать, я сказал тебе, что ты просто маленький и через четыре года ты научишься летать? Но ты так и не научился.
Несколько секунд на мостике царило молчание. Только, затухая, бегали огоньки по обзорному экрану, и лицо Чеслава Трастамары казалось молочно-белым в свете тактического куба. Потом Нин Ашари шагнул вперед и, церемонно поклонившись, положил рядом с ван Эрликом пульт управления нейросетью.
– Ты можешь снять эту ужасную штуку, – сказал Севир, – она все равно не работает.
– А… А полководец… то есть сын императора? – хрипло проговорил Чеслав.
Севир ничего не ответил.
– Вы убили его? – спросил Эйрик. – Вы… вы убили всех?
Принц – или, точнее, лже-принц Севир равнодушно молчал.
– Я – человек, – сказал Нин Ашари. Потом лицо миллиардера исказилось, и он хрипло добавил: – А вот та тварь, которая пробила мне колени, – он был нелюдь.
* * *
Возвращались с орбиты в полном молчании. Принц Севир сидел в пилотском кресле. Теперь, когда он управлял обычным челноком, Эйрику было видно, что пилот из него довольно-таки паршивый.
В саду принца Севира, под силовым полем со скатывающимся к нему водопадом, ждали еще пятеро, которых принц Севир представил Эйрику как ведущих ученых проекта. Принц не стал уточнять, люди они или нет.
Их ждал легкий обед; Эйрика посадили справа от принца. Чеслав хотел было сесть с краю – но принц любезным кивком указал ему на стул напротив.
Принц Севир славился чревоугодием; новый хозяин его клеток не счел нужным резко менять вкусы и сейчас рассеянно ел перловую кашу. В пище как источнике энергии он не нуждался, но, в конце концов, ему было все равно, откуда усваивать химические элементы. Из пятерых ученых ели двое.
Эйрик ван Эрлик молча сидел перед тарелкой; Чеслав Трастамара поглощал деликатесную перловку с той же невозмутимостью, с какой две недели назад кушал крийнский шнасс.
– А вы что скажете о корабле? – внезапно повернулся Севир к Трастамаре.
Молодой курсант Службы Опеки натянуто рассмеялся.
– Я – что? – пробормотал он. – Я как босс скажет.
Пухлые губы Севира сложились в человеческую – необыкновенно человеческую – улыбку. Эйрик никогда не видел, чтобы хариты улыбались. Он никогда не видел, чтобы они плакали, негодовали или убивали.
– Ну почему же, – мягко сказал принц, – нам важно не только мнение Эйрика. Я высоко ценю генерала Трастамару. И мне не безразлично, сумеет ли его сын понять нас.
Эйрик и Чеслав переглянулись. «Ну что же, – подумал Эйрик, – этого следовало ожидать. Им должен был сказать Дом Келен. Или Денес. А может быть, они знали с самого начала».
Начальник личной охраны принца внезапно потянулся и, отломив ножку хорошо зажаренной курицы, сжал ее в кулаке. Когда он разжал кулак, от ножки остались одни кости. Начальник личной охраны сжал кулак снова – на этот раз и костей не осталось. Начальник личной охраны подмигнул Чеславу и расхохотался.
– В чем разница между харитом и человеком? – внезапно спросил принц Севир.
– В биологии, – ответил Чеслав.
– А точнее?
– В способе познания мира, – ответил Чеслав, – мы познаем мир, используя инструменты, вы познаете мир, превращая в инструменты себя.
Принц Севир помолчал.
– Сколько будет дважды два? – спросил он.
– Четыре.
– А почему?