Сто полей - читать онлайн книгу. Автор: Юлия Латынина cтр.№ 66

– Земля – всего надежней. Дом сожгут, лавку разграбят, лодка потонет, земля останется.

Мышь ростом с корову – все равно мышь.

– А ведь господину тоже вина хочется, – вспомнил один из горожан. – Хочется? – повернулся он к Марбоду.

Марбод глядел на него с усмешкой.

Горожанин выплеснул кувшин в лицо Кукушонку. Вино было кислым, хорошего вина бюргер пожалел.

– Смотрите, он сейчас обидится, – сказал второй горожанин.

Марбод усмехнулся.

– По королевскому указу в город все мерзавцы съехались. Все, кто оскорблял господ, убивал и долгов не платил. На что же мне жаловаться? На королевский указ?

Защечные мешки страшно надулись.

– Храбрый какой, – заметил его товарищ.

– Очень храбрый, – ответил защечный мешок. – Однажды он дрался с лусским князем. Князь засел на островке напротив Бледных Скал, а ладей у Марбода не было. Тут один рыбак пришел к Марбоду Кукушонку и рассказал, что море в том месте мелкое, и, если знать место, можно переправиться. Марбод переправился и подумал: рыбак вернется и расскажет дорогу другим, и мой подвиг и моя добыча упадут в цене, – и зарубил проводника. Это был мой младший брат.

– А у меня, – задумчиво заметил его собеседник, – племянницу испортил. Сам испортил и дружинникам отдал. Тринадцать лет ей было, племяннице.

Марбод скрипнул зубами и откинулся на солому. Он понял, по какому принципу городские магистраты назначали за него поручителей.

* * *

На следующий день полуживой Кукушонок предстал перед присяжными.

Вассал его, Илькун, вынужден был признать, что в ту ночь Кукушонка в усадьбе не было; где был – отвечать отказался даже под пыткой. Марбод, когда ему пригрозили пыткой, только рассмеялся:

– Не имеете права!

Морской апельсин он своим не признал:

– Не терял я бога на корабле.

Обвинитель Ойвен только осведомился:

– А где же вы его потеряли? – и показал присяжным пустой мешочек для амулета.

Марбод молчал.

– Знатные господа, – сказал обвинитель Ойвен, – готовы на любую ложь, едва дело пойдет о собственной шкуре. Кто-то распускает даже слухи, будто Белый Кречет молился со ржаными корольками.

«Что стоит моя голова по сравнению с родовой честью?» – подумал Марбод и сказал:

– Хорошо. Признаю, что хотел отомстить этому Бредшо. Я ж не знал, что его нет на корабле.

После добровольного признания и говорить было не о чем.

Стражники вывели Марбода, связанного и полуживого, из ратуши и проволокли через площадь.

И тут – то ли толпа не сдержала своего гнева, то ли кто-то подал тайный знак, – народ внезапно и быстро оттеснил стражу и кинулся на заключенного. Ванвейлен, стоявший средь присяжных и чиновников, заорал и бросился в общую свалку. Сыщик Донь, махнув своим людям, поспешил за ним.

– Стойте! Во имя божьего мира!

Как ни странно – но минут через десять крики и кулаки разогнали толпу.

– Поздно, – с облегчением шепнул обвинитель Ойвен, глядя с крыльца на неподвижно лежащее тело. Лох Сорокопут, один из дворцовых чиновников, доверенное лицо Арфарры, кивнул.

Но обвинитель Ойвен ошибся.

Когда люди Доня подняли Кукушонка, всего в крови, и повели, тот еще нашел в себе силы расхохотаться и громко крикнуть:

– Пусть брат пришлет в тюрьму приличного вина. Меня тошнит от просяной бузы!

Это толпе очень понравилось, люди засвистели в восторге.

* * *

Ночью Марбод плакал от досады. Какой позор! Умереть не как воин, а как овца! Марбоду показалось, что один из поручителей тайком от других жалеет его. Он улучил момент наедине и посулил лавочнику что угодно за кинжал или яд.

Тюремщик оглянулся и упал ка колени:

– Господин! Я был вассалом Кречетов в прошлой жизни и останусь им в будущей. Ваш брат сказал: род будет обесчещен, если вы умрете в тюрьме или от рук палача. На Весеннем Совете все знатные люди будут требовать вашего освобождения!

* * *

Ванвейлен побывал на строительстве дамбы.

– Помните, – сказал он, – был тут один работник – без ушей, без носа.

– Помню, – сказал управляющий. – Мы его неделю назад выгнали. Товарища обокрал.

– А за что, – спросил Ванвейлен, – у него уши отняли?

– А, – сказал управляющий, – за морское воровство. А ведь из почтенной семьи человек, из цеха ныряльщиков. У брата – такая лавка в Яшмовом Квартале!

* * *

Ванвейлен навестил лавку в Яшмовом квартале.

Хорошенькая, чистенькая девочка с золотыми косами продала ему стеклянные губки и полновесные, безо всякого уродства, морские апельсины.

Девочке было лет двенадцать, и о человеке-половинке она сказала снисходительно, подражая взрослым:

– Когда бабушка была им беременна, дедушка рубил дрова и поранил себе ногу. Все с самого начала говорили, что из ребенка ничего не выйдет.

Ванвейлен спросил, не поддерживают ли они связи с непутевым родственником, и девочка вся зарделась, как от неприличного намека.

– Вот когда он помрет, тогда, конечно, придется его кормить, чтоб не злился. А сейчас – как можно!

Ванвейлен выскочил из лавки так, что едва не опрокинул разносчика масла, входившего в дверь, извинился и пошел домой.

Разносчик поглядел ему вслед, поправил картуз и шагнул внутрь лавки.

Вечером разносчик сказал сыщику Доню:

– Заморский торговец Ванвейлен разыскивает морского вора по кличке Лух Половинка. Лух Половинка ходит под водой, как посуху. Последний год остепенился, работал на строительстве дамбы. Неделю назад его выгнали – управляющему показалось, что он о чем-то толковал с чужеземцами. Где он теперь – никто не знает.

Сыщик Донь покопался в своей картотеке.

На следующий день, когда один из малолетних агентов Доня околачивался возле лавки, из решетчатого окна выглянула старуха-лавочница и протянула мальчишке узелок со словами и с монеткой: «Отнеси на Ивняковую улицу». В узелке были лепешки, печенные с тмином и заговорами, чтобы исправиться. Материнское исправление пеклось напрасно: Луха Половинки по указанному адресу не оказалось.

Сыщик Донь задумался.

Странное дело. Если господин Ванвейлен знал (опять же – откуда?), что второй человек, бывший на корабле, – Лух Половинка, то почему он не сказал об этом Доню? Если он не хотел, чтобы Луха Половинку отыскал именно Донь – зачем обещал две тысячи?

Несомненно было одно: чужестранец стал своим человеком у королевского советника; стало быть, действовал по его приказу. Стало быть, лучше было его слушаться. Ибо сыщик Донь не знал многих второстепенных обстоятельств данного дела, но знал все существенные.