Извольский помолчал.
– После того, как ГОК утонул, – сказал Извольский, – у меня был разговор с Денисом.
– Разговор?
– Я сказал: «Сегодня на ГОКе погибли семнадцать человек. Их убил Константин Цой».
Цой неторопливо повернул голову к Денису.
– Крамер приходил ко мне, – сказал Денис, – до покушения.
– Это всем известно!
– Он предлагал убрать тебя. Я отказался.
– Несмотря на разговор с боссом?
– Да.
– И как труп Крамера оказался в болоте?
Денис помолчал.
– Крамер приехал ко мне после покушения. У него абсолютно слетела крыша и у него не было ни копейки денег. Он повторял, что Альбинос – заговоренный, и он сказал, что если я не дам ему денег, он пойдет и скажет, что его наняли мы.
– И хоронил его действительно Гриша?
– Да.
– От твоей истории воняет, Денис, – сказал Кирилл. – Ты не нанимал киллера, но киллер прибежал к тебе и киллер мертвый. Я таких историй знаешь, сколько слышал?
– Больше, чем сам сочинял? – зло бросил Денис.
– Может быть, мы будем сейчас обсуждать более конструктивные вещи, нежели вопрос о том, кто и когда замочил Лешу Крамера по кличке Самосвал… – усмехнулся Извольский, – например, судьбу наших компаний?
Цой встал, и от его тени в гостиной стало совсем темно. Поток воздуха от кондиционера едва-едва шевелил листья пальм, и в темноте могло показаться, что по гостиной вместо Цоя мягко ходит белый тигр-альбинос.
– Обсуждать более конструктивные вещи, – сказал Кирилл, – имеет смысл в одном случае: если за господином полпредом не стоит лично президент..
– Президент бы просто пригласил нас обоих в кабинет и очень вежливо попросил бы отдать наши комбинаты ему с народом, – с усмешкой заметил Цой. – Кстати, я не вижу способа отказаться.
– Хорошо, – сказал Извольский, – я… я найду способ поговорить с президентом. Мы ему все доложим.
– Что именно? – уточнил Цой.
– Все.
– Да, – задумчиво сказал Цой, – ты все расскажешь президенту, а Ревко все подтвердит. Ревко охотно скажет, что да, он убил бандита, авторитета, державшего в страхе половину российской металлургии, человека, чье имя было вызовом закону и Кремлю. «Ведь менты не могли его посадить, потому что были им куплены, – скажет Ревко, – а я его убил». А еще ты расскажешь президенту, что полпред Ревко мечтает создать государственную металлургическую компанию, доходы с которой должны поступать не в наш с тобой преступный частный карман, а в государственный оффшор для блага будущей России. А потом он вспомнит, как я утопил твой ГОК, а ты нанял Крамера, чтобы убить меня, и скажет: «вот я и не хотел, чтобы такие люди правили бал в России». И чем ты думаешь, это кончится? Тем, что президент поскребет лоб да и скажет: «А что, Александр Феликсович прав. Поставьте-ка активы на базу». Тебе не кажется, что мы сожрали все приманки, которые подкинул нам Ревко?
В гостиной стало очень тихо. Только шелестели листья пальм, едва колеблемые кондиционером, да в камине гудели березовые полешки, – ровные, идеально наколотые, специально привозимые каждую неделю выделенным для этого человеком. В полутьме на столике поблескивала бутылка дорогого коньяка, который стоил столько же, сколько зарплата рабочего на любом заводе любого из присутствующих, – бутылка была начата и разлита, но никто из четырех человек, сидевших в гостиной, к коньяку и не притронулся.
И вот тут Денис почувствовал холодный пот между лопаток. Цой был прав. В России не было морали, не было права, не было закона, а там, где нет законов, не бывает и преступлений. И точно так же, как Извольский или Цой могли оправдать любое свое беззаконное действие ссылками на обиду, месть и необходимость рассчитаться с врагом, – точно так же любое свое действие мог оправдать и полпред Ревко. Причем ссылался бы он при этом не на личную месть, а на высшие государственные интересы.
– Так что? – резко спросил Извольский. – Сдадим активы на базу? Я-то хоть из России могу уехать, а ты, Костя, куда уедешь? Тебе в шенгенской визе когда отказали?
Цой молчал. Он молчал очень долго.
– Степан был у меня в доле, – сказал Цой, – двадцать процентов. Эти двадцать процентов мы в свое время оценили в шестьдесят миллионов. Теперь оно подросло… У меня есть одна идея. Будет она нам стоить примерно шестьдесят миллионов. На двоих. Если тебе жмется, Слава, я готов одолжить.
– Шестьдесят миллионов? – вскипел Денис, – ты нас за лохов держишь? Да его за двушку хлопнут…
Цой сделал шаг и схватил Дениса за ворот. Его немигающие голубые зрачки уставились в глаза Дениса.
– Ты думай на три шага вперед, а не на два, мусор! Ты его за двушку хлопнешь, а завтра тебя посадят! А бизнес наш отберут!
– Шестьдесят миллионов за Ревко?
– Шестьдесят миллионов за Степана, – ответил Цой.
– Да ты за завод никогда больше пятерки не платил!
– Дружба дороже завода, – пожал плечами Альбинос.
Они уже прощались, когда Денис сказал.
– Кстати, откровенность за откровенность. Я так понимаю, что вы очень обрадовались, когда Ревко снял меня с «Южсибпрома». А по какой причине вы одобрили кандидатуру Ахрозова?
Цой пошарил у себя за пазухой. На стол шлепнулась видеокассета в белой обложке без надписи.
– Посмотри на досуге, – сказал Цой.
Усмехнулся и вышел.
* * *
Спустя час Денис поднялся на третий этаж особнячка. Там, в номере люкс, сидел Сергей Ахрозов. Он сидел и тупо смотрел телевизор. Ничего удивительного в этой картине не было, если не считать того, что Ахрозов смотрел спутниковый французский канал, а французского бывший гендиректор ГОКа не знал.
Денис вошел в гостиную и прикрыл за собой дверь. Ахрозов не шевельнулся. Денис кинул на тумбочку кассету.
– Тебе следовало все рассказать мне. Или Славе, – сказал Денис.
Ахрозов молчал.
– Ты наверное, хочешь узнать, что с тобой будет? – спросил Денис. – Ты очень много поработал на врагов компании, Сережа. Теперь тебе немножко придется поработать на нас.
Ахрозов ничего не ответил, а просто закрыл глаза.
Денис встал с кровати и пошел к выходу. У самой двери он обернулся: Ахрозов снова открыл глаза и глядел на него блестящими, суженными зрачками.
– Лучше б ты утонул тогда, Сережа, – тихо сказал Денис и вышел. Это было, наверное, мелко и злобно, – но великодушие Дениса на сегодня было исчерпано.
* * *
Извольский улетел во Францию спустя несколько часов. Там он срочно встретился с Ревко. Извольский выглядел очень напуганным. По его словам, мину на дорожке обнаружили чисто случайно: усиленный наряд службы безопасности осматривал асфальт и заметил под опавшими листями следы свежей работы.