Белая рабыня - читать онлайн книгу. Автор: Михаил Попов cтр.№ 4

— Жулик этот, с «Девоншира», что-то около месяца назад заходил к нам в Порт-Ройял.

— Работорговец?

— Он.

— Ну и что?

— Ну и среди прочих, среди негров, сидит, смотрю, плачет. Гринуэй сказал, что это дочка какого-то каторжника. Ну и пожалел я сироту.

— Он продал ее вам?

Биверсток покашлял.

— Я подумал, что так будет лучше. Что ей делать на корабле этого мужлана? А тут еще Лавиния к ней привязалась.

— Это заметно, — негромко сказал полковник.

— Что вы говорите?

— Что ваша дочка очень живой ребенок.

Ватага разгоряченных детей оставила белокурую девочку в покое и понеслась к цветнику, где старый слуга Томас седлал седогривого пони.

— И что самое интересное, милорд, она оказалась немой.

— Немой?

— Или по крайней мере ее нельзя научить ни одному цивилизованному языку.

— Интересно.

Девочка словно почувствовала, что говорят о ней, повернула голову и посмотрела в сторону террасы под пальмовым навесом.

— Мой Томас, вот он, у цветника, — продолжал плантатор, — вот он у меня большой мыслитель. Он говорит, что у его племени, там, в Африке, есть поверье, что обезьяны не разговаривают только потому, чтобы их не заставили работать.

Биверсток расхохотался собственным словам, с трудом удерживая во рту сдобренную портвейном индюшатину.

— На обезьяну она не похожа.

— Но работать не хочет. Ничего нельзя заставить сделать, ну просто ничего.

Губернатор встал (он, кстати, сидел за трапезой, не снимая своего плаща, что выглядело странно в такую жару) и направился прямо к девочке, о которой только что шел разговор. Она продолжала одиноко стоять посреди лужайки. Она ни одним движением не показала, что на нее производит хоть какое-то впечатление приближение высокого мужчины с бледным лицом в богатом черном камзоле и черном ветхом плаще.

Хозяин встал и автоматически последовал за гостем в некотором отдалении с полным бокалом в руках.

Дети, гладившие пони и досаждавшие старому Томасу глупыми вопросами, тоже заметили, что происходит. Маленькой толпой, тихо шушукаясь, они со своей стороны приблизились к месту общего интереса.

Несколько секунд полковник Фаренгейт внимательно всматривался в лицо девочки. Досада из-за бездарного и ненужного визита к этому лукавому обжоре перестала его терзать. Он тихо спросил:

— Как тебя зовут?

— Елена.

Надо ли говорить, что и мистер Биверсток, и дети, и старый Томас остолбенели, окаменели, потеряли дар речи. Трудно сказать, сколько могло бы продолжаться это оцепенение, если бы его превосходительство губернатор не повернулся к хозяину и не спросил:

— Сколько вы за нее заплатили?

Плантатор поднял брови, выпятил губы, отвел в сторону руку, но сказать так ничего и не успел. Лавиния, стоявшая несколько в стороне, громко и безапелляционно заявила:

— Двадцать пять фунтов.

Осторожно ступая по каменистому дну, лошади перебрались через неглубокий ручей и стали шагом подниматься по пологому склону, местами поросшему кустарником.

Мисс Элен ехала немного впереди, изящно откинувшись в дамском седле. На ней были белая амазонка и белая же широкополая шляпа. У самой вершины холма она остановилась, образовав на мгновение вместе со своей лошадью романтическую и величественную конную статую.

Энтони невольно залюбовался ею и несколько секунд не решался приблизиться, чтобы не нарушить это внезапное одиночество.

С того места, где остановилась мисс Элен, открывался впечатляющий вид: и Порт-Ройял с белыми домами, зелеными крышами, и гавань с игрушечными корабликами, и проплешины гигантских мелей слева от форта, и мреющие в сиреневой дымке водные дали. Элен глубоко вздохнула и, не оборачиваясь к брату, спросила:

— Так ты не ответил мне, Энтони, ты пойдешь сегодня на эту вечеринку?

— Ты говоришь так, как будто тебе этого не хочется.

— Дело совсем не в этом… — Элен слегка прикусила верхнюю губу, что свидетельствовало о сильном раздражении. — Я просто хочу знать точно — да или нет. Я хочу успеть как следует причесаться.

Энтони пожал плечами.

— Лавиния — твоя лучшая подруга, а ты готовишься к походу к ней в гости, как к сражению.

— Не говори глупостей, Энтони. Лавиния действительно моя ближайшая подруга, и поэтому мне не хотелось бы своим затрапезным видом испортить ей праздник. Ты же знаешь, какое для нее значение имеют подобные вещи.

— Будь по-твоему. У вас, женщин, всегда какие-то сложности на пустом месте.

Элен опять прикусила губу.

— Тем не менее ты мне так и не ответил.

— Да, поеду. Хотя.. — Энтони зевнул. — Не сказал бы, что горю желанием.

— Тогда я тебя не понимаю. Ведь все так просто: если не хочешь — откажись.

— Ну ты же знаешь, — тихим внушающим голосом заговорил брат, — что это уже далеко не первое приглашение и отказываться долее просто невежливо.

— А-а, значит, дело только в этом? — иронически усмехнулась сестра. — Знак вежливости. Сын губернатора, перебарывая отвращение, пытается удержаться в рамках приличий.

Юноша закатил глаза и выразительно помотал головой.

— Послушай, Элен, я что-то не пойму, ты мне уже четверть часа треплешь нервы, и все из-за такого пустяка, как прическа. Это, наконец, смешно.

— Ах, тебе уже смешно?!

Энтони всегда пугался, когда сестра начинала говорить таким тоном.

— Ну, хорошо, хорошо. Если ты не хочешь, чтобы я ехал к Лавинии, я не поеду. Не понимаю, почему этого не следует делать, но подчиняюсь твоему капризу.

— Не смей так со мною разговаривать!

И без того наследственно бледное, как и у отца, вытянутое лицо юноши побелело совершенно. Он нервно поежился в седле, и его жеребец заволновался под ним.

— Ну и характер у вас, мисс, должен вам заметить.

— А я никого силой возле себя не держу.

Чем сильнее трясло Энтони от справедливого гнева, тем спокойнее он старался говорить.

— Считаю своим долгом вас известить, мисс, что собираюсь сегодняшний вечер провести в обществе небезызвестной вам красавицы Лавинии Биверсток. Так что не сочтите за труд известить сэра Фаренгейта, что ждать меня к обеду не следует.

Закончив эту речь, юноша стал выбирать поводья, намереваясь развернуться и гордо и решительно покинуть холм, где состоялась эта бессмысленная, но серьезная, как ему показалось, ссора. Но сестра его опередила. Энтони еще не успел развернуться, а ее вороная кобылица уже рванула куда-то вправо, через мгновение белая амазонка мелькала в полусотне ярдов между валунами и колючими кустами мексиканского остролиста.