– Погоди. Я что еще узнал, пока у станции мотался. Студента нашего все менты в округе разыскивают. У них его полные приметы. Говорят, что это он кассира замочил.
Ныш глубокомысленно замолчал.
– Он? Не ты? – удивился Есенин.
– На него вешают, – уклончиво ответил Ныш. Темные глаза наэлектризованно засверкали, он придвинулся и зашептал: – И еще. Убийство мента на вокзале и поезд раздолбанный тоже ему приписывают.
– Да ты чего мелешь?
– Верняк говорю. От мента слышал. Прикинь, мы с тобой ни при чем получаемся! Здорово, а?
– Я и так ни при чем, – Есенин отдернул назойливую руку и отодвинулся от Ныша.
– Ага, особенно с поездом, – съехидничал Ныш. – Только я не врублюсь, там про двух убитых ментов слухи ходят. Для страха, наверное, приврали.
Ныш улыбался, и было в его улыбке что-то детское и озорное, словно нашкодил в школе, а учительница заподозрила другого. Есенин задумался. В груди мягко расплывалось блаженное тепло. Громадная ледышка неприятностей таяла, тяжесть, давившая последние сутки, плавно отпускала. Такой фарт грех не использовать.
– Студент должен пропасть, – возбужденно зашептал он. – А еще лучше, покончить жизнь самоубийством, будто раскаялся. Так, так, так… – Он заходил из угла в угол, делая по два коротких шага и резко разворачиваясь. – Что-нибудь придумаем. Ты говорил, что в карты шаришь?
– А то!
– Возьми там на комоде колоду, подготовь. Может, понадобится. Как стемнеет – выезжаем.
Возбуждение не покидало Есенина. Оно требовало выхода. В нем вновь зашевелился поэт. Есенин еще несколько раз отмерил шагами диагональ прихожей и вернулся в комнату к пленникам. Для поэта нужны слушатели. По телевизору закончились новости и начался праздничный концерт.
Есенин приглушил звук и обернулся:
– Слушай, студент, что я придумал.
Заколов грустно смотрел на вора и корил себя. Опять он сплоховал, и теперь его судьба зависит от этого жесткого человека с седым ежиком волос и наколками на руках. Сейчас он предложит нечто унизительное и непотребное. И придется выбирать между плохим и очень плохим.
Но Есенин заговорил стихами:
– Катаклизмы сжимают Европу, Ястребы крылья расправили в Штатах. Предлагаю по-пролетарски плюнуть в рожу господам республиканцам, а заодно и демократам. И пока они вооружаются, милитаризуются без всякой меры, надо нашей стране Советов принять срочные и экстренные меры. И хоть будет и нам в обиду – мы растопим к чертям Антарктиду. Будут плавать они и кричать: СОС, спасите, мол, наши души. Мы их палками будем бить. Раньше надо было нас слушать. И настанет день, я уверен, возведем мы их всех на плаху. Я писать стихи не умею, и по-русски пошлю их … к черту.
– С последней рифмой что-то не так, – выслушав бурную речь с отрывистыми ударами кулака по воздуху, заметил Тихон.
– Девушка… – Есенин покосился на Нину и, как показалось Тихону, даже покраснел.
«Бывают же порывы чувств у человека», – удивился Заколов и вслух похвалил:
– Хорошо получилось. Прямо вот так с ходу и на злобу дня. Да вам надо в газетах публиковаться!
Есенин заинтересованно нависал сверху и скромно молчал. Чувствовалось, что похвала ему нравилась. Тихон подергал связанные руки.
– Может, хотя бы девушку развяжете?
– Скоро развяжем. Обоих, – заверил Есенин и посмотрел в окно, где сгущались сумерки.
Заколову ответ не понравился, и он решил покритиковать поэта:
– Только если растает Антарктида, и нашей стране не поздоровится. Ленинград уйдет под воду, и друзей-кубинцев смоет.
Есенин на некоторое время ушел в себя. Вид у него был озабоченный. Вскоре он встрепенулся:
– Там надо добавить следующее: А Москва же стоять будет вечно, в Ленинграде плотину построим, а кубинцев мы переселим на Камчатку – там тоже море.
Он скромно выждал и спросил:
– Ну как?
– Похоже на программу партии и правительства по борьбе с мировым империализмом.
В комнату вошел Ныш. Пережевывая пищу, он деловито спросил:
– Чем этим гаврикам будем затыкать рты? Может, по кумполу для верности долбануть?
Морщины на лице вора прорезались отчетливее, глаза словно погрузились в тень. Он шевельнул пальцами и вяло произнес:
– Тряпку с кухни возьми. А потом подгоняй машину. Пора.
Глава 39
Руслан Колубаев сидел в кабинете начальника Туркестанского отделения милиции и угрюмо пил очередную чашку зеленого чая. Он уже несколько часов торчал на этой станции. Осмотрел с Гурским угнанный милицейский автомобиль, два раза звонил в область с докладом, бродил около вокзала, вглядываясь в озабоченные лица застрявших из-за аварии пассажиров. Голод заставил съесть два сомнительных пирожка с рисом и крошками мяса в пристанционном буфете. Теперь его мучила изжога. Чай не помогал. После каждого глотка следователь косился на массивную трубку телефонного аппарата, с надеждой ожидая сообщения о задержании Заколова. Тогда с чистой совестью можно будет отправиться домой и как следует выспаться.
– Ну, может, по маленькой накатим? Праздник все-таки, – в очередной раз предложил начальник отделения капитан Кусыев. Именно с ним Колубаев встретился на месте крушения поезда.
– Какой тут праздник, – Руслан устало покосился на теплую, давно открытую бутылку водки, прислушался к жжению в пищеводе. Тоскливое нетерпение в глазах капитана кололо неприязненными льдинками, и следователь сдался: – Наливайте.
Капитан живо плеснул водку по стаканам и скороговоркой выпалил:
– За светлый праздник всех трудящихся, и чтобы вы быстрее поймали этого гада. – Он махнул рукой, крякнул и потянулся за бутербродом с вареной колбасой: – Закусывайте, Руслан Ахметович, закусывайте.
Руслан тоже глотнул водку, поморщился и запил остывшим чаем.
– Это вы, милиция, должны преступника поймать. Мое дело изобличить его, представить доказательства и довести до суда.
– Конечно, а как же, – торопливо согласился Кусыев, после выпитого его щеки порозовели, а взгляд стал мягким. – Мы обязательно поймаем. Все силы, так сказать, на это брошены. Все мои сотрудники на службе, никто не отдыхает.
– Затаился студент.
– Не иначе, – согласился капитан и снова налил водку. – Будь он у нас, давно бы поймали. У нас поселок маленький, все на виду. – Милиционер, не дожидаясь следователя, торопливо выпил, обтер губы и пошуровал в ящике стола. – А вот еще банка килечки завалялась. Сейчас открою.
Робко скрипнула дверь, в кабинет вошел Гурский.
– Разрешите? – покосившись на капитана милиции, спросил эксперт.
– Входите, Семен Григорьевич, – поспешил ответить Колубаев, отодвигая стакан с остатками водки. – Не стойте в дверях. Что у нас новенького?