– Сидеть! Руки от двери! Следователю будешь песни петь. А сейчас – чтобы молчал у меня! Насмотрелись мы тут на таких ублюдков. Все вы на словах ангелы. А кто людей грабит и убивает? Кто?
Заколов понял, что разговор бесполезен, и тихо спросил:
– Скоро?
– Что?
– Скоро следователь приедет?
– Не беспокойся, для встречи с тобой он поторопится.
Заколов устало присел на деревянный помост. Этим тупым солдафонам и правда и ничего не растолкуешь. Лучше дождаться следователя, может, он человек разумный – гомо сапиенс. Тело расслабилось, спина откинулась на помост. А здесь тепло, не то что на открытой платформе. И совсем не жестко. Дерево все-таки, не железо. А шум железнодорожный где-то далеко-далеко, за толстой стеной…
Заколов прикрыл глаза. Ритмичный перестук колес наползал и уплывал. Голова покачивалась, словно от дрожания движущегося вагона, нос сопел звучно и ровно.
Вскоре в помещение отдела зашел человек в милицейской форме.
– Здравия желаю, коллеги, – скромно приветствовал он и натужно улыбнулся. – Что-то у вас поезда опаздывают, и билетов нет.
– В праздники всегда так, – буркнул Парамонов, присматриваясь к погонам незнакомца. «Капитан, но не из наших, – отметил он и с тоской подумал: – Сейчас будет просить, чтобы билеты ему по блату взяли. А с ними в праздничные дни – беда. Да ну его – не велика шишка», – решил заранее отказать милиционер.
Но незнакомец прошел мимо камеры, невзначай заглянул в открытое окошко.
– Кого это вы захомутали?
Вот на этот вопрос Парамонов ответил обстоятельно, с ленивым налетом гордости. Знай наших! Мы здесь не только бабушек с семечками гоняем.
Глава 23
Нина Брагина допила стакан кофе, сильно разбавленного молоком. Вкус ее не интересовал. Главное, что напиток был теплым и сладким. Бутерброд с загнутыми ломтиками сыра остался почти цел. Сейчас придет Тихон, думала девушка, тогда и позавтракаем вместе.
Но Заколова все не было. Девушка встревоженно огляделась. В пустом гулком помещении, где на лавках сидели лишь несколько сонных фигур, ей было неуютно.
Нина вышла на перрон и зашагала к отделу милиции, где рассталась с Заколовым.
В сотне метров впереди из-за громоздкого штабеля шпал за ней наблюдали темные азиатские глаза.
– Ты гляди, Есенин. Наша краля, кажись, в ментовскую побежала. – Ныш жадно глотнул вина из бутылки, обтер губы рукавом. – Заложит, как думаешь?
Есенин ни о чем не мог думать. Он выхватил бутылку и в очередной раз приложился к горлышку. Тяжкое похмелье постепенно отпускало. Организм, за несколько лет позабывший алкоголь, переваривал его туго.
– Заложит, наверняка заложит! – Ныш выругался, поправил железяку, заткнутую сбоку за пояс. Он выломал ее еще на товарняке. Пальцы ловко обмотали вокруг правой ладони платок. Ныш скользнул вдоль стопок шпал и бесшумно побежал навстречу девушке.
Есенин опустил пустую бутылку на край шпалы. Как только дрожащая рука отцепилась от горлышка, стекляшка звонко чпокнулась о бетон. Есенин вздрогнул, нога ударила по откатившемуся донышку, в голове мгновенно просветлело. «Опять молокосос дров наломает! – разозлился вор. – И зачем я с ним связался! А теперь и бросить здесь нельзя. Паровозом по делу пойду. Надо до Бека мальца довезти. Пусть сам с ним решает».
Есенин выглянул из-за укрытия, огляделся. В ранний час на задворках станции было пустынно. Вор припустился за Нышем.
Когда Нина подошла к входу в отделение милиции, она заметила подбегающего Ныша. Его взгляд был дик, рот оскален. Девушка вскрикнула, по-детски попыталась заслониться медвежонком, не зная, куда метнуться.
Неожиданно дверь в отделение распахнулась. На пороге появился удивленный сержант милиции. Ныш на ходу выхватил железку и с разбегу нанес ею удар по голове милиционера. Тело в форме обмякло и свалилось в проходе.
Нина, выпучив глаза, пятилась вдоль стены. Первые мгновения она была в шоке. Как только она попыталась закричать, ее рот прихлопнула ладонь Есенина.
– Идиот! – шипел вор, съедая разъяренным взглядом Хамбиева.
Тот завороженно разглядывал прилипшие к железке окровавленные волоски и глупо улыбался. Инстинктивно сжавшийся в момент удара милиционер так и лежал: скрючившийся и жалкий. Ныш обалдел от собственной силы и значимости. Грохнуть мента оказалось так просто!
Он аккуратно опустил железку. Рука, обмотанная платком, так и не коснулась поверхности металла, как и ножа в кабинете кассира. Ныш был доволен. Разгоряченный взгляд уткнулся в кобуру на поясе милиционера. Он ловко выдернул пистолет, самодовольно взвесил в руке и пихнул за пояс.
В глубине коридора зазвучали голоса. Ныш быстро прикрыл дверь.
– Смываемся, козел! – прохрипел Есенин, удерживая девушку. – Давай в машину.
Вор кивнул на милицейские «Жигули», здраво рассудив, что по-другому им не уйти. Обижаться на ругань вора было некогда, Ныш метнулся к машине, дверь оказалась открытой. «Менты угонщиков не опасаются, придурки непуганые», – усмехнулся он про себя. Руки привычным движением закоротили нужные провода замка зажигания, двигатель под капотом послушно заурчал.
Есенин тем временем запихнул в рот Нине оторванную лапу медвежонка и толкнул девушку на заднее сиденье. Сам завалился рядом. Под ногами валялась игрушка, ставшая инвалидом. Машина лихо развернулась задним ходом и с визгом сорвалась с места.
– Быстрее прем из города, – подгонял Есенин. – Туда рули!
Сонная одинокая дворняга метнулась наперерез машине, облаивая ненавистное колесо, но тут же отстала. Без зрителей – нет куража.
Вор пугливо оглядывался на дверь отделения милиции. Она так и оставалась закрытой, пока угол забора не загородил ее.
– Успели, – облегченно вздохнул Есенин.
Но благодарить ему надо было не свою расторопность.
Когда от входа в отделение милиции раздался непонятный шум, Парамонов прервал разговор с незнакомым капитаном и окликнул сержанта:
– Алимов, что у тебя там?
Никто не отозвался.
– Алимов, ты оглох? Почему не отвечаешь? – вновь громко спросил Парамонов и вышел из-за стола.
Капитан, стоявший ближе к выходу, мельком взглянул в коридор и отпрянул к стене. Он успел заметить в открытом проеме фигуру с железкой в руке.
– Что там за шум? – раздраженно спросил Парамонов.
Капитан неопределенно махнул рукой. Парамонов шагнул в коридор. Дверь уже была закрыта, в неосвещенном тамбуре около входа на полу виднелось что-то темное. Парамонов осторожно прошел вперед, наклонился:
– Алимов, что с тобой? Ты меня слышишь? – он затряс сержанта за плечи и только тут разглядел рану на голове: – Алимов, кто тебя так?