Хроника пикирующего времени - читать онлайн книгу. Автор: Александр Проханов cтр.№ 19

В эти дни великих поминаний и скорбей, совпавших с днями предвыборной суеты и тщеты, народу видны только две партии. Та, что стояла насмерть на баррикадах Дома Советов, пела «Варяга», водила крестные ходы. И та, что стреляла из танков, пытала на стадионе, обирала трупы убитых.

Ваше Святейшество, на ком лежит провозглашенная церковью «анафема»? Скажите, наконец, Патриарх!

сентябрь, 2003 г., № 37(512)

Не все граждане устремятся на выборы. Не каждому милая барышня вручит пахнущий духами бюллетень. Не всякий удостоится сунуть волшебную бумажку в прорезь нарядной урны и под музыку марша прошествовать по избирательному пункту, среди цветов и улыбок, совершив поклонение демократическому богу, единому в многообразии политических партий. Миллионы наших братьев не увидят торжества демократии из-за тюремных решеток, колючей проволоки, пулеметных вышек. Их демократия — это нары и удар резиновой Дубимы. Их избирательные урны — это «параши» и миски с «баландой». Их Вешняков — это надзиратель с железным ключом, ведущий их в карцер.

Россия — страна зэков, острожный рай, синее небо в мелкую клеточку. Треть страны уже отсидела. Другая треть сидит. Третья готовится сесть. Товарищ, держи наготове легкий спортивный костюм и тапочки — они пригодятся в Бутырке.

Сидели в тюрьме гэкачеписты — министры, вице-президент, глава кабинета. Сидели защитники Дома Советов вместе с главою Парламента. Сидели губернаторы, замминистры, генералы и адмиралы. Сидел Гусинский и сидел Лимонов. Тюрьма раскрывает свои стальные объятия герою чеченской войны Буданову и чеченскому террористу Салману Радуеву. Пассионарному «нацболу» и пассионарному русскому бандиту. Тюрьма-матушка кормит и поит своих сыновей — кормит батогами, поит горючими слезами.

Кто они, эти грешники, вышагивающие бесконечными колоннами за оградой зоны? Кто они, эти окаянные с бритыми головами, поющие в тюремном хоре? Кто они, синюшные, с туберкулезным кашлем, вдыхающие железный воздух тюремных камер, где замки откованы кузнецами Демидова, оснащены электроникой фирмы «Филипс»?

Это несостоявшиеся Жуковы и Гагарины, Шолоховы и Вернадские, люди из самой гущи народа, из его деятельной, страстной, талантливой сердцевины, которых закон «демократической России» бульдозером сдвинул в помойную яму Они стали карабкаться вверх по скользкому краю, кто с фальшивыми авизо, а кто и с «Калашниковым», и их по одному, а то и целыми ватагами, рабочими общежитиями, спортивными командами, околотками и районами стали вылавливать и запихивать в «автозаки». В тюрьму не попадут тухляк, смиренник, травоядная овечка, но сильный, гордый, презирающий мерзкий «закон рынка», обрекающий его на голод и беспросветность. Среди этих беззаконников оказались и министр юстиции Ковалев, и генеральный прокурор Ильюшенко. Вот только Ельцин все еще на свободе.

В России к острожникам и колодникам всегда испытывали жалостливое, слезное чувство. Пока ты вор и грабитель, лезешь в казну или выходишь на большую дорогу, ты — тать, разбойник, богопротивный человек. Но как только тебя осудили, обрили полголовы, вырвали клещами ноздрю, заковали и пустили по бесконечному тракту — ты уже мил сердцу народному, тебе тянут из толпы чистое полотенце и ковригу, булочник Филиппов испекает для тебя самые свежие благоуханные хлебы, и вся Русь молится тебе вслед, со слезами провожая на каторгу.

Народ, не любя власть, всякую жертву этой власти любит и ей сострадает. Примеряет на себя тюремный халат и опорки, вспоминая, кто из близкой или дальней родни уже посидел в тюрьме, а кто еще мыкает тюремное горе. Народ своей безошибочной интуицией понимает, что власть, сажая человека в тюрьму, лишая его свободы, лишает человека дарованной ему Богом «свободы воли», совершает богопротивное дело, посягает на Бога, и узник становится для народа жертвой богоборческой власти.

Особо ужасно видеть в темнице женщину — нашу дочь, сестру или мать. Сколько детей рождается в тюрьмах под скрежет страшных замков, под истошные вопли тоскующих узниц. Сколько детишек принимает целлулоидную игрушку из рук надзирательницы с пистолетом. Это твои дети, Путин, приди к ним между поездками к Берлускони и Бушу.

Мы, живущие на свободе, пользующиеся божественным даром свободы, страшно виноваты перед теми, кто заточен.

Молим у них прощение за несовершенство мира, который мы не в силах улучшить, облагородить, умилостивить. Протягиваем сквозь решетки руки, стремясь пожать руки узников, столь нуждающиеся в нашем пожатии.

Заключенный, покуда вне тюрьмы грабит, калечит, отнимает жизнь, — он мучитель. Но как только попадает в тюрьму — он мученик, и мука эта непосильна. Приговоренный к смерти торопит исполнение казни, сходит с ума, рыдает от раскаяния. Народное сознание превращает разбойника Кудеяра в «старца святого Питирима». На кресте, рядом со Спасителем, был распят Разбойник Благоразумный, день которого празднует православная церковь. Великий Есенин писал:

«Все они убийцы или воры, так судил им рок.

Полюбил я грустные их взоры с впадинами щек».

Не забудем же наших падших братьев, среди которых в любой момент можем оказаться и мы. Батюшки, усердней молитесь в церквах о зэках-грешниках. Писатели и артисты — властители дум, расскажите о русской тюрьме, как говорили о ней Достоевский, Толстой и Чехов. Политики и витии, призывая голосовать за себя на выборах, не забудьте о безгласных, с заклеенными ртами, чьи безмолвные, полные слез глаза смотрят на вас из-за тюремных решеток.

июль, 2003 г., № 29(504)

Так плюется вставшая на хвост кобра. Харкает больной туберкулезом верблюд. Исторгает ядовитую жижу зловонная гарпия. Купив баснословно дорогой клуб «Челси», кинув за него 200 миллионов долларов, как кидают чаевые официанту, миллиардер Абрамович плюнул в лицо России. Ужаснувшись, страна смотрит на него глазами синюшных детей, орет благим матом умирающих без медикаментов больных, бродит от Сахалина до Смоленска толпами бездомных горемык, воюет в Чечне стрелецкими алебардами и пищалями, забыла, что такое космические исследования, пионерские лагеря, реставрация икон и храмов. Вымирает поселками и деревнями, захлебываясь тухлой водкой, корчится от передозировок, мычит, как бык, которого перед закланием оглушили обухом. Ядовитый плевок Абрамовича, состоящий из желтых пузырьков и зеленой слизи, повис на каждом русском лице, на каждом васильке и кувшинке, на рубиновой звезде и нимбе, на учениях Христа и Толстого. Вся Россия, оплеванная Абрамовичем, стоит в рубище, привязанная к столбу, не в силах утереться продранным рукавом.

За эти пятнадцать лет в нас постоянно плевали. В 91-м, когда попрятались генералы и партийные лидеры, и толпы демократических гомосексуалистов ходили по Москве, скалывая с фасадов эмблемы струсившей власти. В 92-м, когда чмокающий человек-пузырик, пуча глазки, вытряхнул из народного кармана кровные сбережения, и старух хоронили в целлофановых мешках, а за доллар приезжий иностранец мог купить самую красивую девушку. В 93-м, когда слюна была огненно-красной, и плевались ей танки Ельцина, и каждый кровавый плевок уносил жизни героев-баррикадников. В 94-м, когда Чубайс поманил ваучером, повел за собой народ, доверчивый, как обитатели Полинезии, а в это время дельцы расхватывали заводы, нефтяные поля и алмазные копи. В 98-м, когда качающий луковой головкой болванчик в единый миг слямзил миллиарды, оставив без копейки трудолюбивых, как пчелы, челноков, дисциплинированных, как муравьи, клерков. В 2000-м, когда притворившийся мертвым Ельцин под канонаду гексогеновых взрывов и бомбардировок Грозного передал окровавленный скипетр Путину, и тот начал без устали летать на самолетах, плавать на кораблях, окунать лицо в кумыс, покуда не утонул «Курск», не сгорела станция «Мир» и олигархи не сложились в мистическую касту жрецов, совершающих над русским народом ритуальное убийство, — кинули великий народ на жертвенный алтарь чудовищному богу Зла, которому они поклоняются.