Среди пуль - читать онлайн книгу. Автор: Александр Проханов cтр.№ 97

– Ты можешь сделать то, о чем я тебя попрошу? – Она страстно сжала его ладонь.

– О чем ты попросишь?

– Можешь поверить, что это нужно тебе. Сбережет тебя и спасет.

– Что я должен сделать?

– Крестись!

– Но я же неверующий. Далек от этого таинства.

– Не далек! Ты верующий! Пускай бессознательно. Но в тебе сохранилась вера от твоих бабок-прабабок. Все, что в каждом из нас есть доброго, чистого, – это и есть вера! Крестись, и сразу прибавится сил! Бог даст силы!

– Не знаю, я не готов!

– Не надо готовиться. Отец Владимир едет в пустынь к старцу. Приглашает и нас с тобой. Поедем, и там, в святом месте, отец Филадельф тебя окрестит!

Он хотел возразить, но вдруг почувствовал такую сладкую слабость, такую покорность, такое доверие к ней, любимой и любящей, что все возражения отступили, и он слабо кивнул.

– Поедем.

– Вот и чудесно! В воскресенье поедем!

Его голова лежала у нее на коленях. Стоял на столе цветок. За его узорными листьями таилась тревожная тьма. А здесь, на свету, – ее руки. Шелестят в его волосах. Наклонилась под теплым ветром береза. Выплывает из-за вершины белое чудное облако. И под облаком кругами парит высокая беззвучная птица.

Они снарядились в пустынь. Ранним воскресным утром поджидали у подъезда отца Владимира. Весь год старая «Волга» Белосельцева стояла в ремонте, и он, перемещаясь пешком по Москве, теперь уповал на чужие колеса. Глядел на Катю, умилялся ее одеянию, выражению ее утреннего милого лица. Она была похожа на сестру милосердия или на молодую странницу. Повязала в дорогу белый платок, надела долгополую юбку, держала в руках корзинку со снедью. Не дала ему позавтракать, сказала, что перед крещением нужно поститься. Он не стал роптать, согласился. Передал себя целиком в ее волю, радовался своей несвободе, полагаясь на нее, деятельную, знающую, желающую ему блага.

Подкатил отец Владимир. За рулем поношенного, залатанного «Москвича» сидел молодой веселый водитель в клетчатой рубахе, который выскочил первым, открыл дверцу машины, выпустил отца Владимира. Тот благословил Катю, протянув ей для поцелуя свою белую мягкую руку. Радостно улыбнулся Белосельцеву. От его белозубой улыбки, синих сияющих глаз Белосельцеву стало светло. Он опять положился на этих добрых, желающих ему блага людей, решив довериться им до конца. Не оспаривать их, не спрашивать ни о чем, веря в необходимость того, на что они его подвигали.

– А вы настоящая богомолка! Вам бы еще посошок в руки! – пошутил водитель, принимая у Кати корзинку.

– А ты, Павлуша, похож на ямщика. Тебе бы еще кнутик ременный да кушачок красный. Твою гнедую кобылку подстегивать.

– Кобылка хоть и не резвая, но надежная, – похлопал Павлуша свой изношенный «москвичок». – Отец Владимир, благословите в дорогу!

Отец Владимир стал вмиг серьезным. Перекрестил Павлушу, Катю, Белосельцева. Несколько раз осенил крестным знамением автомобиль и лежащую перед ним дорогу.

– Ну, помоги, Господи! – сказал он и, подхватив подрясник, стал усаживаться. Прохожие смотрели на них. Белосельцеву становилось все радостней, веселей. Эта длинная поездка в пустынь, где ему предстояло непонятное, нестрашное, но желанное таинство, казалась ему увлекательным путешествием.

Они миновали шумную, с утра уже душную Москву и по прямому шоссе, обгоняемые роскошными скоростными машинами, двинулись по зеленому Подмосковью, среди дач, перелесков, лужаек с убегавшими тропками, покатых холмов с одинокими, словно парящими церквушками. Чем дальше они удалялись от города, тем милее, наивнее и сердечнее становилась природа. На зеленом поле паслось черно-белое стадо. На речке, через которую проезжали, плескались загорелые ребятишки. А в глубине заросшего парка над прудом мелькнула ветхая, с белыми колоннами усадьба.

Павлуша, видимо, прихожанин отца Владимира, не умолкал за рулем, провожал скептическими замечаниями обгонявшие его лимузины.

– А этот-то, с наеденной шеей, будет в аду гореть!.. Прав я или нет, отец Владимир?.. Легче верблюду пролезть сквозь игольное ушко, чем на этом «Мерседесе» въехать в рай!.. Вон-вон покатил на «Форде»! Небось под «сто двадцать»!.. Не все еще деньги небось захапал, торопится!.. Благословите на «семьдесят» ехать, отец Владимир!

– А ты, Павлуша, на своем «Москвиче», похоже, въезжал в рай и возвращался обратно! – подшучивала над ним Катя.

– А то нет! В самые райские кущи! – соглашался Павлуша. – Благословите, отец Владимир, ехать на «восемьдесят».

Белосельцев смотрел на пестрый солнечный мир, на Катин белый платочек, на иконку, укрепленную на приборной доске машины, на золотистую бороду отца Владимира, и ему было хорошо. Он держал на коленях корзину со снедью, и казалось, что все они знают друг друга много лет, едут на воскресный пикник.

– Скажите, отче, – вопрошал Павлуша, энергично крутя баранку, поглядывая по сторонам круглыми веселыми глазами, – может, и не совсем не прав Дарвин, утверждающий, что человек, мол, произошел от обезьяны. Ведь посмотришь на иных власть предержащих и подумаешь: ну вылитая обезьяна! Может, отче, одна часть рода людского сотворена Господом, а другая все-таки, по Дарвину, произошла от обезьяны?

– Мудрствуешь, Павлуша, – уклонился от дискуссии отец Владимир. – Вечно у тебя умопомрачительные теории!

– А некоторые, отче, – не унимался Павлуша, – произошли от козлов и свиней. Иной раз думаю, если заглянуть под рясу Глебу Якунину, не увидим ли копытце козла и длинный-предлинный хвост?

– Оставь в покое Глеба Якунина, – посмеивался отец Владимир. – Не омрачай путешествия!

– А все-таки, отец Владимир, прав апостол Павел, говоря: «Учитесь узнавать духов!» Прозорливое око всегда отличит того, кто сотворен по образу и подобию Божьему, от тех, кому отец козлище!

– Ты, Павлуша, склонен к философствованию и познанию сущностей. Но иной раз послушаешь тебя, и хочется перекреститься и сказать: «Прости, Господи!» А потому предлагаю всем нам восславить Господа, пославшего нас в это радостное путешествие, повторяющего для брата нашего путь Христа к Иордану, где он был крещен водою и Духом!

Отец Владимир обернулся к Белосельцеву, посмотрел на него серьезными синими глазами. Кивнул Кате. Раскрыл в пушистой бороде румяные губы и запел:

– «Иисусе Сладчайший, спаси мя!..»

Катя озарилась, подхватила слова. Павлуша, утвердив на руле крепкие руки, вторил ей. Они пели псалмы и молитвы:

– «Богородице Дево, радуйся!.. Благословенна ты в женах, благословен плод чрева твоего!..»

Белосельцев, не зная слов, вторил им. Не голосом, а радостным, поднимавшимся в нем чувством, которое уносило, удаляло его от тревог и напастей, оставляло их за спиной, приближало к чему-то непознанному, желанному. Добровольно, преодолев неверие и робость, он стремился в это желанное будущее, доверяясь милым, добрым, любящим его людям.