– Теперь наша достопочтенная мэрия! – Хозяин повернул свой алмазный ключ, и маленький худой человечек с заостренным черепом, похожий на сокола-пустельгу, трепетный, чуткий, пугливый, потянулся навстречу, готовый взлететь. – Вы обеспечиваете первоначальный режим блокады. Поэтапное отключение электричества, связи, горячей воды. Должен вам сообщить, что запас дизтоплива для резервных двигателей резко сокращен. Ваша задача лишить их подвоза горючего. Вы должны приготовить план развлекательных мероприятий в городе на время осады. Бесплатные концерты, зрелища, праздники на площадях и в парках. Москвичи должны идти на праздник, а не на защиту парламента. Я думаю, вы изыщете внебюджетные средства для бесплатных бутербродов, сосисок, прохладительных напитков.
– Мы продумали план мероприятий! – пугливо отвечал человек-пустельга. – На Красной площади мы запланировали грандиозный концерт Ростроповича. На Арбате, в непосредственной близости от возможных скоплений толпы, мы задумали гуляние. Нас только беспокоит близость мэрии и Верховного Совета. Возможны эксцессы!
– Эти трудности мы обратим себе на пользу, – ласково отозвался Хозяин. – А эксцессы? Мы должны управлять эксцессами! – Он сладко засмеялся, повернул перстень с алмазом, усыпляя трепетную, готовую взлететь пустельгу.
Белосельцев боролся с колдовством, противодействовал чарам. Он не пускал к себе переливчатый бриллиантовый луч, выставлял перед ним непроницаемый экран.
Он высылал навстречу колдуну любимые из детства образы, и они расколдовывали, возвращали к жизни омертвелые участки сознания, и те, оживая, включались в сопротивление.
– Служба психотерапии, с вами связываю особые ожидания! – Хозяин повернулся к крупному неопрятному человеку с тяжелым, опущенным на верхнюю губу носом. – Вы должны повторить свой психологический опыт августа девяносто первого года. Тогда, благодаря вашим экстрасенсорным воздействиям, над Москвой витали только наши духи и мы обеспечили, если так можно выразиться, духовное господство в воздухе. Враг был повержен, и мы могли его казнить или миловать. С тех пор вы пополнили свой арсенал, у вас появились блестящие экстрасенсы. Другие приедут по нашему сигналу из-за границы. Вы должны нанести сокрушительный экстрасенсорный удар!
– Мы нанесем! – щелкающим голосом ответил человек, напоминающий видом старого кондора, чьи перья полны птичьих блох, перепачканы ядовитым навозом. – Через несколько дней мы проведем репетицию под названием «Концепция», на месте бывшего бассейна «Москва». Там начаты работы по возведению храма Христа Спасителя. Для нашего противника это особое место. Нам надо его захватить и освоить. Это скажется на общем балансе духовных сил к моменту предполагаемой акции.
Белосельцев лишь догадывался, о чем они говорят. О чем-то неправдоподобном, связанным с чародейством. С тем, что покоряет не силой оружия, а заговором, ворожбой. Отнимает волю и память, напускает в души сумрак и сон. Это колдовство касалось и его, и Кати, и отца Владимира, и Красного Генерала. Всех, с кем он пытался сблизиться в последнее время, кто в своих заблуждениях, в легкомыслии не ведал природу грозных, на него направленных сил.
– Мне кажется, мы должны обсудить угрозу «Нового курса», – сказал Каретный. – Контрзаговор может спутать нам карты. Это становится опасным. Вельможа, как его называют, становится слишком опасен.
– Пустое! – засмеялся Хозяин. – Никакого «Нового курса»! Мы и есть «Новый курс». Нам не страшны никакие Вельможи!.. Теперь последнее. Программа «Инверсия». – Хозяин взглянул на Каретного, потом перевел свой взгляд на Белосельцева. Тот почувствовал, как алмаз вонзил ему в мозг многоцветный жалящий луч. И мозг его сжался от боли, словно невидимый скальпель, проникнувший под череп, двигался среди живых узлов и сосудов.
– «Инверсия» разрабатывается, – сказал Каретный, и Белосельцев, невзирая на боль, заметил, что Каретный похож на ястреба-тетеревятника, сильного, гладкого, с красным рябым оперением, с радостно и жестоко глядящими глазами. – Мой коллега прошел первую стадию программы. Его контакты с Руцким и Хасбулатовым изучаются и сулят обнадеживающие результаты.
– Постарайтесь успеть. Времени в обрез! – Алмазный луч двигался в складках мозга, выжигал драгоценное вещество, связанное с памятью, волей. Белосельцев стряхнул наваждение. Зоркий, бодрый, уверенный, он посмотрел на врагов. Он был разведчиком, заброшенным в тыл противника. Он запоминал и фиксировал.
Совещание закончилось внезапно, как и началось. Хозяин встал, спрятал в карман руку с перстнем, слабо кивнул и вышел. Все вслушивались в удалявшийся звук шагов, рокот отъезжавшего автомобиля. Затем стали вставать, и, не прощаясь, расходиться.
– Он, – кивнул на окно Каретный, где, невидимая, мчалась машина Хозяина, – он сильнее самого президента! Он всех сильнее! Ненавижу суку!
Они вышли из виллы. Спортсмены продолжали тренироваться. На турнике, подвешенное за руки, болталось чучело. Но теперь его не били, а палили паяльной лампой. Ткань дымилась, чадила. В разрывах лопнувших швов занималась сухая ветошь. Белосельцеву стало нехорошо. Но он одолел свою слабость. Прошел мимо чучела, которое истязали огнем.
Глава двадцать вторая
Все эти годы перемен и разрушений у него было чувство, что его затолкнули в пищевод и желудок и медленно переваривают. Огромное, невидимое для глаз существо проглотило страну: ее города, заводы, космодромы, хранилища древних рукописей, храмы с золотыми крестами, военные учения с тысячами солдат, демонстрации протеста с тысячами участников, богослужения с тысячами богомольцев – все было проглочено, находилось во чреве незримого существа, орошалось едким желудочным соком и слизью, медленно разлагалось на исходные составляющие. Все ценное и съедобное усваивалось, питало прожорливое, ненасытное тело, а шлаки и отходы выталкивались на огромную свалку. На этой помойке оказались поломанные, еще недавно великолепные корабли и самолеты. Там же валялись книги и кинофильмы, еще недавно любимые народом, у всех на слуху, а теперь мгновенно позабытые и ненужные. Среди мусора оказались идеи и их выразители: партийные вожди, идеологи, властители дум, еще недавно властные, неприступные, исполненные величия, а сегодня жалкие, сморщенные и пустые, как оболочка плода, из которой выжали сок.
Белосельцев жил и действовал, перемещался по городу, посещал учреждения и дома, но здания, среди которых он перемещался, комнаты, куда он заходил, казалось, были окружены прозрачной, едва заметной слизью, разлагавшей камень и железо фасадов, стекло и дерево окон. Мысли, которые рождались в сознании, становились все путаней, беспредметней, отрывочней, будто и их разъедала едкая кислота и щелочь, и они обрывались, как истлевшие нитки. Люди, с которыми он встречался, их лица, руки, говорящие рты были в той же слизи, которая обволакивала их, разрушала их клетки, кости, содержание их речей и поступков. Все они казались порчеными, пережеванными, служили кормом для огромного, сжевавшего их существа, поглотившего их в свое непомерное чрево.
И из желудка этой слизистой прозрачной медузы невозможно было выбраться.