Политолог - читать онлайн книгу. Автор: Александр Проханов cтр.№ 110

— Сейчас самое время совершить решительный шаг, — внушал Грибкову Стрижайло. — После всех ужасных разоблачений общество разочаровалась в старом коммунистическом руководстве. Партия рассыпается. Только вы можете удержать ее от распада. Время — отстранить Дышлова. Время показать, что у партии есть новый, молодой лидер, отважный интеллектуал, глубокий экономист, православный человек, друг военных и церкви, выдвиженец академиков и бизнесменов. Это вы — дорогой Грибков. Совершите поступок, которого от вас ждет история.

— А где гарантии? — осторожничал Грибков. — Я сделаю заявление на съезде, а делегаты меня не поддержат. И это будет губительный для меня фальстарт.

— Дышлов висит на волоске, — Стрижайло убеждал робкого духом Грибкова. — Его все ненавидят. Я знаю, Семиженов хочет устроить скандал на съезде, хочет расколоть компартию. Зачем вам отдавать компартию этому выскочке Семиженову? Партия пойдет за вами. Вы — символ возрождения, выстраданный патриотами лидер.

— А если я выйду из зала, и за мной никто не последует, а просто захлопнется дверь, и я останусь навсегда вне политики? — Грибков колебался. Предстоящий съезд партии виделся ему, как огромный игральный автомат, куда ему предлагается вложить весь политический капитал. Автомат мелодично проглотит накопленное состояние, и из него высунется красный мокрый язык Дышлова. — Мне нужны гарантии.

— Гарантии есть. Вы получите полмиллиона долларов на личные расходы, а после создания альтернативной политической группы вам откроют широкое финансирование. Об этом вы узнаете из Администрации Президента. Кроме того, от меня лично вы получаете магический шар, который обеспечивал могущество египетским фараонам. Он свяжет вас с учениями древних жрецов, управлявших половодьями Нила, как вы управляете половодьями народного недовольства.

С этими словами Стрижайло извлек сафьяновый коробок. Открыл и преподнес Грибкову магическую сферу. Покрытая рыбьим клеем, она стеклянно блестела, таинственно светилась, излучая тонкие, сокрыты в ней энергии, — мистическую красоту монархизма, нетленность «красной идеи», сияние монастырских куполов, энергию и предприимчивость молодого русского бизнеса, занятого выращиванием кур на Глебовской птицефабрике. Шар был стеклянный и одновременно живой, просвечивал сокровенной, дремавшей в нем жизнью.

— Уговорили, — Грибков принял дар, спрятал коробочку с шаром в карман. — Выпьем за наш рискованный план. Вы правы, — это мой Тулон. И пусть в конце будет Святая Елена. Вся наша жизнь — игра!

Они выпили. Стрижайло откланялся. Видел, как нервно озирается Грибков, разрываемый противоречивой страстью, — сразиться один на один с автоматом или погрузиться в бархатную тьму стриптиз-бара, где сверкает огненный шест и вокруг извивается обнаженная женщина-змея.

Наступил решающий день партийного съезда. В гостиничном комплексе «Измайлово», в конференц-зале все было готово для приема делегатов. Перед входом в громадный кристаллический корпус, на тротуаре стояли две противоборствующие группы демонстрантов, разделенные милицейской цепью. При появлении очередной группы делегатов раздавался крик, свис, вздымались плакаты и транспаранты. Одна группа, под красными знаменами, состоящая из активных, рассерженных старух, скандировала: «Ды-шлов!.. Ды-шлов!.. Ка-пэ-эр-эф!.. Ка-пэ-эр-эф!..». Размахивала красными флажками и портретами лобастого Председателя. Другая группа, собранная из молодых проправительственных наймитов, озорная и отвязанная, счастливо орала: «Дышлов-хуишлов!.. Дышлов-хуишлов!..». Держала длинное полотнище, на котором лихой кистью, налезая один на другой, были намалеваны шаржированные лики Маркса, Энгельса, Ленина, Дышлова, Маковского и Верхарна. Делегаты, вобрав головы в плечи, торопились пройти это бурное скопление, побаиваясь и тех и других.

Стрижайло загримировал себя под провинциального интеллигента, в поношенной кепке, мятом, застегнутым на все пуговицы пиджаке, в галстуке восьмидесятых годов, изменив черты лица с помощью накладных скул и носа. Явился на съезд, как тайный демиург, управляющий упоительным зрелищем, священным ритуалом, на котором предстояло совершить жертвоприношение, — забить жертвенного «бычка оппозиции». Серый кристаллический корпус отеля напоминал скалу, с расселинами, уступами, глубокими трещинами, как на иконах изображают горные кручи. Флажки, портреты, цветы в руках демонстрантов были ритуальными символами, призванные заговаривать духов, незримая битва которых разгоралась перед входом в отель. Скандирование, яростные свисты, притопывания вызывали вибрацию небесных сфер, из которых излетали стремительные духи, сшибались перед входом в гостиницу, старались захватить в свое сражение идущих на съезд делегатов. Стрижайло явственно видел, как из раскрытых старушечьих ртов, выкликающих хвалу компартии, вылетали красные, стрекочущие скворцы, а из хохочущих глоток наймитов выносились белобокие сороки. Сталкивались в воздухе, выклевывали друг у друга глаза, яростно верещали. Роняли на головы проходящих делегатов красные перья революции, липкие белесые кляксы контрреволюционного переворота.

Предстоящий съезд обещал быть спектаклем, который игрался сразу по двум пьесам, с двумя исключающими друг друга финалами, с двумя драматургами, одним из которых был Дышлов, написавший сценарий по испытанным образцам прежних советских съездов, а другим был Стрижайло, знаток священных мистерий, храмовых действ, культовых ритуалов, способных управлять ходом времени, менять направление истории.

Проскользнув бестелесной тенью сквозь стеклянные двери, Стрижайло очутился в многолюдном холе, где шла регистрация делегатов.

Глаза разбегались от множества именитых людей, делами которых гордилась страна. Здесь были крепыши-шахтеры и силачи-сталевары, отмеченные наградами Родины. Генералы и адмиралы великой армии и флота, участвующие в глобальной стратегии. Командующие округами и боевыми группировками, нависшими над Европой. Командиры атомных крейсеров, бороздящих мировой океан. Комдивы мобильных ракет, превращающих мировые столицы в дымные котлованы. Среди делегатов выделялись знаменитые артисты, великолепные музыканты, авторы неповторимых романов, величественных ораторий и опер. Архитекторы, построившие великолепные города в пустынях и тундрах. Ученые, совершившие мировые открытия. Инженеры, создавшие невиданные машины. Врачи, сделавшие уникальные операции и победившие ужасные эпидемии. Среди гостей партийного съезда слышалась английская, французская, испанская речь. Мелькали африканские и азиатские лица. Китаец обнимался с ангольцем. Немец жал руку мексиканцу. Индус, как старому знакомому, улыбался американцу. В холле было тесно от сильных тел, светло от широких улыбок, шумно от товарищеских восклицаний.

Стрижайло продвигался в тесноте, среди радостного многолюдья, успев разглядеть светлое, с белоснежной улыбкой, лицо Гагарина. Сухое, с шальными глазами и лихими казачьими усами лицо Шолохова. Услышал слабый стук растворившейся форточки. В холл с улицы потянул сквознячок. От его дуновения стали сморщиваться и усыхать крепкие тела и веселые лица, блекнуть мундиры и осыпаться ордена и медали. Вся шумная, властная толпа стала вдруг уменьшаться, свертываться, таять. Генералы и маршалы, ударники и герои, просветители и поэты уменьшались в росте, превращались в лилипутов и карликов, метались взад и вперед, стараясь ускользнуть от губительного сквозняка. Становились крохотными, едва различимыми, как муравьи. Поблескивающей муравьиной цепочкой устремились в дальний угол холла, скрывались в узкую щель в полу, пропадали бесследно. В холле, вместо блистательной элиты страны, сновали невзрачно одетые представители областных партячеек, руководители «красных уголков», главы ветеранских организаций, — обитатели дома для престарелых, где устраивался праздник с концертом самодеятельности, калорийным обедом и раздачей скромных подарков.