Красно-коричневый - читать онлайн книгу. Автор: Александр Проханов cтр.№ 77

Хлопьянов увидел на палубе Белого Генерала, взиравшего на бело-розовый Кремль. Устремился было на палубу, но там, среди мишуры, развешенных гирлянд, обнаженных женских спин снова, как показалось ему, мелькнул Каретный. И Хлопьянов не пошел на корабль. Смотрел, как убирают трап, как начинает ртутно кипеть вода, и белый ковчег, наполненный золотом, вином, молодыми женщинами, отчалил от пристани, и на отраженных огнях, словно на огненном блюде, удалялся, отплывал по реке, оставляя за собой шлейф музыки.

Опустошенный, почти больной, Хлопьянов шагал по набережной. В синей ночи угрюмо, морозно сияли рубиновые кремлевские звезды.

– Немного подождите. Там у него профессор, юрист. Сегодня у нас суд. Собираются газету закрыть. Они с профессором готовятся к судебному заседанию.

Секретарша была молодая, с полными обнаженными руками и маленькими ямочками на локтях. Легкое платье с перламутровыми пуговицами не скрывало загорелую шею, выпуклую смуглую грудь с серебряной цепочкой и крестиком. Своими сияющими глазами, сочными губами она напоминала усадебную барышню, пылкую, наивную и влюбленную.

Тут же в приемной находился молодой человек, видимо, сотрудник редакции, крепкий, плечистый, с маленькими офицерскими усиками. Приход Хлопьянова прервал их болтовню, похожую на флирт.

Секретарша отвернулась от кавалера, поправила перед зеркальцем волосы, кивнула на большой, лежащий на столе пакет.

– Какой-то старец пришел, принес нашему редактору икону. Говорит, пусть несет икону с собой на суд. Она поможет выиграть. Каких только благожелателей у нас не бывает!

Она провела по свертку красивой загорелой рукой, и молодой человек жадно и быстро проследил движение ее пальцев.

Хлопьянов терпеливо ждал в приемной, и скоро молодые люди забыли о нем, продолжили свой необязательный, сладостно ленивый флирт.

– И вот, представляете, Веранька, приезжаю я в ваше поместье, потому как являюсь вашим соседом. Очень мне ваши маменька и папенька рады, ну прямо как сыну! Не догадываются добрейшие люди, что меня интересуют не виды на урожай, не цены на рожь и пеньку, а интересует меня их очаровательная доченька, то есть вы, Веранька, – говоря это, молодой человек как бы ненароком положил свою крепкую сильную руку на ее смуглые дрогнувшие пальцы.

– Ну и с каким же вы, соседушка, намерением пожаловали к нам на этот раз? – подхватила его игру секретарша, щуря желтоватые солнечные глаза и не убирая руку. – Какие сюрпризы приготовили вы наивным и простодушным селянам?

Молодой человек приготовился отвечать, сложил насмешливо губы. Но в приемную, стукнув дверью, вошел человек, сутулый, пугливый, с бегающими по сторонам глазами, в поношенном офицерском кителе, без погон.

– Мне Клокотова!.. Редактора срочно! – он говорил полушепотом, боясь подслушивания, прикладывая к губам грязный палец, прижимая локтем обшарпанную голубую папку, – Не терпит отлагательства!

– Может быть, я вам буду полезен? – сказал молодой человек. – Редактор занят и не может принять. По какому делу?

– Сверхсекретно!.. Здесь план!.. – он тряхнул голубой папкой. – Как объединить Советский Союз!.. Я все продумал!.. Хочу сообщить редактору!..

– Вы мне сообщите, а я передам, – без тени раздражения, как с пациентом, говорил дежурный, протягивая руку для папки, видимо привыкший к подобным посещениям. – В чем ваш план?

– Секретно!.. Здесь манифест!.. Ко всем порабощенным народам!.. Пусть Клокотов подредактирует!.. Потом отпечатает!.. Пять миллионов экземпляров!.. С вертолетов рассьшать!.. Люди прочтут и восстанут!

– Отличный план. Особенно с вертолетом… Давайте папку, я передам редактору, – он принял папку и отослал из приемной законспирированного секретного патриота. Хлопьянов испытал мгновенную боль, увидев в безумце себя, свое страдание, отнимающее рассудок.

– Кто икону оставляет, кто папку, и никто букет роз! – засмеялась секретарша. – Итак! – она обернулась к своему кавалеру и сложила губки, словно только что съела сладкую ягоду. – Ваши намерения, сударь?

– Ну конечно, хлебосольные ваши родители учиняют обед – уха из семги, кулебяка, тыква с медом, чай из самовара с вишневым вареньем. И конечно, расспросы, как движутся мои писания, и скоро ли обратно в столицу, и не мучают ли мигрени. А я, между тем, под скатертью успеваю сунуть в вашу руку записку! – молодой человек повернул руку секретарши ладонью вверх, что-то начертал на ней пальцем, отчего она бесшумно засмеялась. – А в записке начертано: «Приходите, как стемнеет, в беседку. Моя судьба в ваших руках».

Они смеялись, и было видно, что это не просто флирт, не просто шаловливые развлечения от скуки. Они нравятся друг другу, между ними близость.

Они были готовы продолжать свою бесконечную любовную игру, но дверь кабинета отворилась, и выглянул Клокотов

– Вера, еще нам чайку с профессором! – Увидев Хлопьянова, он воскликнул: – Что ты здесь сидишь? Заходи! – И Хлопьянов, покинув приемную, вошел в кабинет.

Там уже был человек. Поднялся навстречу Хлопьянову, с легким поклоном, стройный, в ладном костюме, кружевной рубахе, с галстуком-бабочкой.

– Профессор Кириевский – один из лучших юристов Москвы, и это счастье, что он защищает нас на процессе!

– Считаю за честь, – сказал профессор все с тем же поклоном. – Защищать вашу русскую газету – мой долг патриота и христианина.

– Профессор делает это блестяще! – сказал Клокотов. – И при этом, совершенно бесплатно! Но, честно сказать, у нас и денег-то нет платить гонорары юристам!

– Это мой долг! – повторил профессор.

Клокотов двигался по кабинету среди знакомых Хлопьянову красных и имперских флагов, икон и звезд, казацких сабель и осколков взорвавшихся мин, знаков и символов оппозиционных движений и партий, митингующих на площадях городов, воюющих в Абхазии и Приднестровье.

– Все стоит «наружка»! – Клокотов выглянул из окна на улицу и тут же отошел, словно боялся удара. – С утра стоят, все наши разговоры подслушивают!

Хлопьянов, вслед за Клокотовым, выглянул на внутренний двор, где было тенисто, и в тени тополей стояли красные «Жигули», виднелись едва различимые пассажиры, тонко, как лучик, поблескивали хлыстики антенны, один на крыше, другой на багажнике.

– Ты разведчик. Скажи, кто это может быть? – спросил у Хлопьянова Клокотов, оттесняя его от окна. – Утром, едва я приехал, они появились. И так несколько дней подряд.

Хлопьянов не удивился, увидев машину. Она и должна была здесь стоять, машина подслушивания с частными номерами, с двумя антеннами, одна из которых, приемо-передающая, принадлежала радиотелефону, а другая, приемная, торчащая из багажника, была элементом подслушивающей системы. В кабинете Клокотова, среди знамен и эмблем, пепельниц и светильников находился крохотный, тайно поставленный передатчик. Его слабые сигналы, модулированные речью, принимались снаружи машиной подслушивания, записывались на магнитофонную ленту. Хлопьянов был убежден – такие машины ходили и за ним по пятам, записывали его разговоры. Клокотов, его визитеры, проходившие в кабинете встречи, застольные споры, братские тосты и выкрики, слова, произносимые шепотом, становились достоянием следивших за ним спецслужб.