Красно-коричневый - читать онлайн книгу. Автор: Александр Проханов cтр.№ 137

Что он скажет Красному генералу, докладывая о рейде к врагу?

Скажет, что увидел незащищенный командный пункт, действующие линии связи, растерянность Каретного, желающего обмануть защитников Дома Советов, напугать несуществующим ОМОНом, отвадить от захвата. Хлопьянову поверят, последует захват. В бурьяне, сразу за прогалом в заборе, проследует скоротечная стычка, огонь автоматов, кровь. Глазки телекамер зафиксируют трупы, захваченных террористов, и ночью, в экстренном выпуске, люди узнают о «бандитах из Белого Дома, об убийцах и наркоманах, засевших в Парламенте, об арсеналах оружия». Последует немедленный штурм, войсковая атака, жестокая расправа.

Нет, он построит доклад иначе. Расскажет, что ему устроили демонстрацию, пытались ввести в заблуждение, показали неохраняемый штаб, работающие линии связи, незащищенный проход в заборе. Цель демонстрации – заманить в засаду защитников Дома Советов, спровоцировать пролитие крови, выставить их перед публикой, как кровавых террористов и потом уничтожить.

Однако ему не поверят. Его заподозрят в обмане. Он, допущенный в штаб врага, будет казаться врагом. Разносчиком дезинформации. Его заслали враги в Дом Советов, чтобы он воспрепятствовал захвату незащищенного бункера, где работают телефонные линии и можно связаться с округами и армиями. Вызвать верные части на поддержку Дома Советов, решить проблему власти, отстранить узурпатора, спасти страну от разгрома.

Хлопьянову не поверят, запрут под замок, а сами двинутся к штабу…

Так думал Хлопьянов, медленно поднимаясь по ступеням Дворца. Какой-то подросток с красным бантом на робе поднял в знак приветствия сжатый худой кулак.

Он вошел в кабинет Красного генерала в момент, когда его хозяин насупясь, недовольно пощипывая стальной ус, слушал Офицера. Тот говорил присутствующему тут же Трибуну, но сердитые слова обращал генералу. Покосился недовольно на вошедшего Хлопьянова, хотел было умолкнуть. Но столь велика была в нем энергия раздражения, столь силен запал, что он продолжал:

– Не хочу, не имею права потворствовать трусости и никчемности руководства! Есть прямая возможность уже сегодня переломить ситуацию в нашу пользу! Не использовать эту возможность – значит совершить предательство! По отношению к армии, народу, России! – он говорил истерично, возвышая голос, с усвоенной интонацией агитатора, выступающего часто на митингах. – Своя агентура докладывает, штаб СНГ голый, не защищен, Богом забыт! Его надо брать немедленно! Оттуда мы выйдем на связь с верными нам частями, обеспечим в течение суток их прибытие к Дому Советов! Это наш шанс! Мы обязаны его использовать!

– Где обещанная вами бригада? – враждебно перебил его., – Вы сказали, что к моменту «чэпэ» она явится со штатным оружием и займет оборону Дома Советов! Где она, я вас спрашиваю!.. Один обещал привести казачье войско, другой – полк, третий – дивизион гаубиц!.. Привели десяток отставников, да десяток ряженых с деревянными саблями!.. Все брехня!

– Как обещал, так и будет! – срываясь на фальцет, выкрикнул Офицер. – Мне нужна связь, и я ее добуду! Кто-то делает черновую работу, идет в войска, устанавливает связь с офицерами!.. А кто-то играет в политику, мечтает стать Президентом, чтобы ему на блюдечке принесли ключи от Кремля!

– Я тоже выступаю за действие! – Трибун, нахохленный, маленький, сжатый, как пружина, говорил сорванным на митингах голосом. – Самое страшное – держать народ в бездействии! Мы готовили народ к этому часу, тренировали его, выводили на улицы. И теперь пришла пора действовать! Я за что, чтобы взять этот чертов штаб! Пусть военные его забирают! А мы с народом поддержим, создадим у штаба еще один очаг сопротивления! Два очага восстания – с этим враги не справятся!

Генерал враждебно блеснул на Трибуна белками. Не ответил. Обратился к Хлопьянову:

– Доложите, что видели и узнали. – Объясняя его появление в кабинете, добавил: – Это наш верный товарищ. Взаимодействует лично со мной.

И Хлопьянов, стараясь оставаться бесстрастным, придавая рассказу черты агентурного донесения, поведал обо всем так, как было на самом деле.

Генерал внимательно, насупленно слушал. Когда Хлопьянов закончил, спросил:

– Ваши выводы?

– В районе узла связи готовится засада, в которую стараются заманить защитников Дома Советов. Нападение на узел связи с применением огневых средств, возможные перестрелка и жертвы дадут противнику повод трактовать защитников парламента как уголовников и террористов, оправдают штурм Дома Советов как адекватный, социально необходимый ответ.

– Подставка! – зло перебил Офицер, и Хлопьянова поразила бледность его лица, из которого гнев высосал все живые соки. – Вы – человек-подставка! Пусть вами займется особист и проверит ваши показания! Ваши связи и маршруты передвижения! Таких, как вы, запускают в наши ряды, и они организуют развал! У меня есть собственная агентура, и я сделаю то, что считаю нужным!

– Народ ждет решительных действий! – поддержал его Трибун, отворачиваясь от Хлопьянова, словно отказывая ему в знакомстве. – Надо брать узел связи, а народ поддержит группу захвата!

В дверь постучали. Вошел и козырнул Морпех:

– Товарищ генерал, вас просят к генералу Ачалову!

Красный генерал поднялся. Было слышно, как хрустнули суставы под его камуфлированным мундиром.

– Запрещаю самовольные действия! – сказал он. – Все приказы идут через меня и исходят непосредственно от министра обороны!

Он выпустил из кабинета присутствующих, запер дверь. Удалялся по длинному, закруглявшемуся коридору, Офицер едко сказал Хлопьянову:

– Будь у меня особист, я бы уже знал, что вы за птица и откуда вы к нам залетели! – вместе с Трибуном они ушли в другую сторону коридора, что-то энергично друг другу высказывая.

Хлопьянов стоял, оскорбленный, беспомощный. Пойманный невидимой цепкой рукой, позволявшей ему дышать, но лишавшей возможности двигаться.

«Инверсия – думал он. – Это и есть инверсия!.. Когда любая моя информация, доставленная друзьям от противника, служит противнику!.. Я тот, кто служит противнику!..»

Когда он выходил из Дома Советов, стеклянный вестибюль был полон народа. Пожилые военные в поношенной форме. Женщины с кульками, по виду беженки. Дети с испачканными испуганными лицами, похожие на зверьков. Все стремились проникнуть в здание, каждый со своей заботой и просьбой. Милицейский наряд охраны сдерживал их напор, не пускал, угрожающе демонстрировал короткоствольные автоматы.

Хлопьянов протиснулся сквозь плотные, горячие, пахнущие прелью и потом ряды и оказался на улице в сумерках, среди ветряных багряных полотнищ, под которыми клубилась толпа, рокотала, выкрикивала. Фонари опускали на головы рассеянные колпаки света, и в этих мутных конусах кипело, моросило, испарялось, словно толпа окружала котлы с булькающим варевом.

Хлопьянов издали, по особой плотности и густоте толпы, по мегафонному рокоту и ответному гулу, определил место, где выступал Трибун. Протиснулся, получая толчки и удары локтей и увидел его, – взведенный, как курок, воздел вверх острое дергающееся плечо, помогая стиснутым дирижирующим кулаком. Трибун стоял на ящике. На него были направлены лучи нескольких автомобильных ламп. Телевизионные камеры снимали его, – энергичное широкогубое лицо, худое запястье, красный бант в петлице, круглая эмблема с его собственным изображением. Трибун чувствовал на себе серебристые лучи света, пристальные глазки телекамер. Возбуждался, позировал, посылал в толпу длинные горячие тирады.