Господин Гексоген - читать онлайн книгу. Автор: Александр Проханов cтр.№ 91

Гости были в восторге. Патриарх, вначале смущенный появлением обнаженной плясуньи, теперь был удовлетворен. Ибо голуби, как посланцы неба, являли собой знамение одухотворенной Москвы, набрасывали на Мэра отсвет сил небесных. Не успели гости обменяться впечатлениями по поводу ошеломляющего зрелища, как зазвучал знаменитый американский блюз, напоминающий плавное парение, медленные взлеты и сладостное планирование над туманной землей. И под эту упоительную музыку из-под моста стало выплывать многоцветное диво, словно огромный, текущий по волнам ковер, освещенный яркими прожекторами. Самоходная баржа с сооруженной на палубе широкой площадкой выносила на простор громадный портрет Президента, воссозданный из живых цветов. Не того, обрюзгшего, фиолетового, словно ошпаренный баклажан, а молодого, крепкого, налитого неукротимой волей, яростной непобедимостью, каким его запомнил мир на танке, в дни триумфа. Цветы из лучших оранжерей, взлелеянные искусными садоводами, умело расставленные портретистом, вспыхивали росой, переливались всеми оттенками свежести. Казалось, на воде явлена живая икона, ниспосланная с небес.

Мэр торжествовал. Дочь восхищенно провожала плывущее по реке изображение отца. Не удержалась, благодарно взяла Мэра за руку. Все восприняли это как окончательный и необратимый знак примирения. Кончилось противостояние всемогущего, но больного и теряющего силы властелина с яростным московским властолюбцем, который почуял скорый конец владыки и прежде времени напал на ослабевшего соперника. Это была ошибка, ставящая под угрозу мир и покой государства. Теперь эта ошибка преодолевалась – в интересах страны, в интересах властной преемственности, в интересах семейного клана ослабевающего владыки, которому Мэр обещал покровительство и сохранение привилегий.

– Отобрав власть у бездарных и бессильных коммунистов, мы доказали миру, на что мы способны. – Мэр вновь поднялся на возвышение, притянув к губам стебелек микрофона, и по мере того, как он говорил, в стеклянной галерее снова меркнул свет, и река с туманными очертаниями города становилась видней и ближе. – Мы доказали, что умеем работать, умеем совершенствовать жизнь, умеем превращать данное нам от Бога достояние, будь то Москва или сама Россия, умеем превращать их в чудо света! – Последние слова он выдохнул с эстрадной напыщенностью, сделав кому-то знак. Ударили сочные, колокольно-гулкие аккорды Первого концерта для фортепьяно с оркестром Чайковского. Снаружи, над рекой полыхнуло. Крымский мост озарился, словно от берега к берегу пробежал быстрый росчерк золотого пера. Полукруги, перевернутые арки, натянутые струны горели, как световод, в котором пульсировала плазма. Вверх, в ночную синеву, исходило сияние, будто над рекой распростерло крылья прилетевшее из небес диво. А внизу бессчетными струями бежало золотое отражение.

Мост погас, оставив в зрачках меркнущий черный автограф. И тут же за мостом, под звуки фортепьяно, озарился храм Христа. Не белым, а небесно-голубым, словно за рекой распустился волшебный цветок с огромной золотой сердцевиной. Из чаши цветка исходили прозрачные дышащие лопасти. Казалось, цветок растет на глазах, качается над городом. Изображение храма пропало, и несколько секунд восхищенная публика в темноте внимала звукам рояля.

Над Парком культуры из густых деревьев выкатилось слепящее ночное светило. «Чертово колесо», усыпанное алмазами, блистая спицами, расплескивая лучи, катилось над Москвой как колесница античного бога. И все зачарованно смотрели, как уносится за Нескучный сад солнцеподобный Фаэтон. Колесо распалось, осыпалось легчайшим пеплом, вызвав у гостей вздохи сожаления. Но тут же, из вод, в малиновом зареве, в светящемся изумрудном камзоле, с золотым, натертым до блеска лицом, встал великан. Перешагивая крыши домов стеклянно-светящимися ботфортами, Петр шел навстречу течению, река бурлила вокруг сапог, и речные трамвайчики и буксиры в страхе отворачивались от шагающего исполина.

Изображение погасло. Но вдалеке, за высотным зданием, полыхнули зарницы. В разных концах Москвы, словно падал на них небесный луч, загорались церкви, монастыри, колоннады, озарялись дворцы и памятники, скользили разноцветные молнии света, проплывало прозрачное павлинье перо. Восхищенные глаза ловили аметистовую Шуховскую башню, розовое видение Кремля, выточенный из голубого льда ампирный дворец, круглую, как луна, арену Лужников.

Мощная, бравурная музыка рокотала. Вдруг чудо светомузыки пропало. Вспыхнуло электричество, и в его благодатных лучах со всех сторон галереи понесли угощение. Ставили на столы огромные чаши с подогревом, с горящими фитильками. Подносы с бесчисленными закусками. Серебряные рыбницы с осетрами и севрюгами. Фрукты, свежую землянику с мороженым. Блюда на любой вкус, русской, европейской, восточной кухни, и один столик с кошерной пищей, к которому тут же приладились два хасида с размотанными до земли пейсами, явившиеся в Москву похлопотать о рукописях Шнеерсона.

Наступило время свободного общения, непроизвольных тостов, доверительных разговоров. Сплетни и интриги с легкостью плелись среди тропических пальм, мясных ароматов, розовых лобстеров, подносимых на серебряных блюдах. Белосельцев вслушивался в голоса, взрывы смеха, в звон бокалов. Он различал в толпе Граммофончика, возбужденного, окруженного почитателями, витийствующего. Казалось, тот читает стихи, эффектно отставив ногу и воздев руку. Его красивая жена, умиляясь и одновременно тревожась за его здоровье, поглаживала его по плечу, умеряя пыл. Временами среди ярких нарядов, цветных пиджаков, обнаженных женских плеч появлялся черный фрак Гречишникова.

Белосельцев отошел с открытого пространства галереи, где люди отыскивали друг друга взглядами, подымали издалека бокалы, посылали воздушные поцелуи. Отошел в заросли, в потаенную нишу, окруженную деревьями, напоминавшую беседку. Отсюда виднелась черная глянцевитая река, стальные изгибы Крымского моста с разбегавшимися красными и белыми точками. В соседней нише, за глянцевитой листвой деревьев, раздались голоса. Белосельцев узнал голос Дочери, умягченный, взволнованный, с трогательными интонациями благодарности.

– Вы неподражаемый мастер устраивать праздники, на которых забываешь все горести и неприятности. Жаль, что отец не смог это увидеть. Он нуждается в положительных эмоциях. Я расскажу ему, как вы были внимательны к нему, как чествовали его. Он будет признателен.

Отвечающий голос, не скрывавший своей радости, с едва различимыми нотками торжества, принадлежал Мэру.

– Мы так рады тому, что он выздоравливает и возвращается в Кремль. Его отсутствие остро чувствуется. Без него все замирает, выжидает. А с его возвращением все снова начинает двигаться, жить. Страна обретает хозяина.

– Скажу вам доверительно, как другу. Его все чаще посещают мысли о досрочной отставке. Он слишком ослабел. Слишком велико бремя власти.

– Извините, Татьяна Борисовна, но об этом не хочется слышать. Мы все надеемся, что он пойдет избираться на третий срок. Он может не сомневаться, Москва поддержит его, как поддержала на первых и на вторых выборах. А после победы он может рассчитывать на нас, как на верных и трудолюбивых помощников.

– У него изношены сердце, легкие. Участились спазмы мозга. Вряд ли он пойдет на третий срок.