Время золотое - читать онлайн книгу. Автор: Александр Проханов cтр.№ 29

Мумакин схватил блокнот и ручку и приготовился записывать.

– Вам следует встретиться с Градобоевым и договориться о стратегическом союзе. – Бекетов говорил медленно и отчетливо, чтобы Мумакин успевал записывать. – Он пообещает вам, в случае своей победы, назначить вас премьер-министром. Должность премьера – это огромный для вас успех. Успех всей компартии.

Мумакин писал старательно, высунув кончик языка, и, видимо, этот привычный процесс записывания вернул ему самообладание. Его бледность прошла, лицо стало розовым, глаза наполнились смыслом. Бекетов продолжал диктовать:

– Народ воспримет ваш союз с энтузиазмом. Опытный матерый политик, связанный с великим советским прошлым, и молодой энергичный патриот, олицетворение будущего. Вы приведете на следующий митинг своих коммунистов, и площадь будет пламенеть красными флагами, один цвет которых вызовет у Чегоданова ужас. Его популярность резко упадет, его воля к борьбе будет подавлена, и он проиграет на выборах. Ваша позорная тайна никогда не всплывет.

– Да, но еще не созрело время. Еще надо шлифовать команду. Поработать над программой, – оторвавшись от блокнота, трусливо лепетал Мумакин.

– Это ваш звездный час, Петр Сидорович. Вы объявите партии, что все эти годы вы героически спасали организацию, готовя ее к победе. И этот час настал.

Мумакин снова писал. Бекетов знал, что у Мумакина собрана целая библиотека этих исписанных блокнотов, где тот стенографировал умные высказывания, учился политическим премудростям. И Бекетову захотелось узнать, какие из его мыслей вошли в эту домашнюю картотеку.

– Партия осуществляет свою экономическую программу. Страна будет спасена, и вокруг партии объединятся все патриоты, бедные и богатые, православные и мусульмане. Я же, с моими скромными возможностями и ограниченными знаниями, берусь вам помогать. Стану вашим преданным помощником. И таким образом вы впишете себя в русскую историю. Вы – великий преобразователь и спаситель Отечества, а не ренегат и иуда.

Бекетов умолк. Смотрел на Мумакина, который отложил блокнот и мучительно обдумывал ответ, которого ждал от него Бекетов. Вздыхал, потирал большой лоб, потел. Потом поднял на Бекетова измученные сомнениями глаза и произнес:

– Я согласен. Устройте мне встречу с Градобоевым.

Вошел охранник, неся телефон:

– Петр Сидорович, звонят из спортклуба.

Мумакин схватил телефон:

– Минутку, Андрей Алексеевич, – вышел с телефоном в соседнюю комнату.

Бекетов, оставшись один, смотрел на портрет фельдмаршала, на статуэтки Сталина и Ленина, на сноп пшеницы из какой-нибудь кубанской станицы. Ему вдруг мучительно захотелось заглянуть в блокнот Мумакина. Он потянулся к блокноту. На всех страницах ровно и аккуратно были выведены каракули, бессмысленная путаница ничего не значащих строк. Бекетов оторопело смотрел, а потом рассмеялся. Еще одна тайна последнего коммуниста России была разгадана.

В гостиную вернулся Мумакин:

– Собираемся поиграть в волейбол. Очень полезно, скажу я вам. Приходите, будем играть. Мы же теперь в одной команде.

– Натягивайте волейбольную сетку, Петр Сидорович. А я пойду расставлять другую.

Бекетов покидал дачу Мумакина, унося в диктофоне запись беседы. Тихо смеялся, вспоминая блокнот со священными каракулями.

Иногда Бекетову казалось, что у него два разума, два сердца, две души. Его жизнь движется двумя отдельными руслами. Первая, потаенная жизнь исполнена молчаливых и слезных переживаний, связанных с умершими родителями, с дедом и бабушкой, с давней родней, строго и чудесно взиравшей с фотографий фамильного альбома. Было загадочным его появление в этом восхитительном и мучительном мире, в котором ему предстояло пробыть и погаснуть, так и не разгадав его тайну. Вторая жизнь, явная, суетная, переполнена политикой, виртуозными комбинациями, рискованными интригами, бесчисленными встречами, каждая из которых уносит крохотный ломтик бытия, как эрозия уносит с горы отлетевший камушек. С каждым порывом ветра, с каждой дождевой каплей или солнечным лучом гора уменьшается, неуловимо теряет свою высоту, свои очертания.

Но иногда два этих русла совпадали, и ему открывалось, что его жизнь драгоценна во всех проявлениях. Он движется в бездонном потоке времени, вмещает в себя вселенские катастрофы и беды, божественные озарения и взлеты. И тогда в его жизни не оказывалось мелочей и тусклых случайностей, а все было проявлением космического смысла. В эти мгновения он переживал вдохновение и бесстрашие, как если бы смотрел в ослепительное звездное небо, был частью одухотворенного Космоса.

Опять было зимнее утро, и белые цветы орхидеи, и чудесная встреча с мамой, которая смотрела на него из цветов. В доме витала бестелесная материнская тень, и иногда ему казалось, он слышит скрип комода, и это мама достает свое синее платье.

Он поцеловал цветы, надел под рубашку крохотный диктофон, поместив его рядом с нательным крестом. И вышел в бесснежный, стальной город.

Штаб-квартира революционного писателя Лангустова помещалась в сумрачных переулках у Трех вокзалов. Суровые молодцы в кожаных куртках осмотрели Бекетова и пропустили в подвальное помещение. Оно напоминало бомбоубежище, разрисованное хлесткими граффити, – революционные бойцы водружали на баррикадах знамена. Другие бойцы схватились с отрядом ОМОНа, – шлемы, щиты и дубинки мешались с кулаками, сжимавшими камни, палки, обрезки арматуры. Тут же сквозь тюремные решетки смотрели аскетические, волевые лица несломленных политических узников.

На бетонном полу среди этих фресок телегруппа расставляла штативы, осветительные приборы, серебристые зонтики и экраны. Стояли камеры на треногах. Сновали операторы, режиссеры. Слышалась французская речь.

Охранник провел Бекетова через импровизированную съемочную площадку и ввел в комнату, где взору Бекетова предстал Лангустов.

Он сидел в старом плетеном кресле. Его небольшое коричневое лицо было в сетках морщин, пролегавших сразу в нескольких направлениях, каждое из которых говорило о прихотливых поворотах его судьбы, о страстях и страданиях, запечатленных в его блистательных книгах. Лицо Лангустова с коллекцией морщин и было собранием его сочинений, библиотекой его странствий, гонений, военных авантюр и революционных затей. Бобрик на его голове был седой, жесткий и ожесточенный, как те уличные схватки, в которых участвовала его авангардная партия. Полицейские разгоняли дубинами демонстрации, а лидера тащили волоком в железный автозак, в котором прическа героя обретала свой стальной нахохленный вид. На руках Лангустова переливались серебряные перстни с темно-зелеными изумрудами и агатами. В этих перстнях Бекетову почудилось что-то причудливое и порочное, говорившее о тайных пристрастиях революционера, о потаенной жизни, куда укрывался Лангустов от обожающих глаз единомышленников, от бдительных соглядатаев власти, от назойливых журналистских преследований. Его подбородок украшала острая бородка, тщательно скопированная с портрета Троцкого. Это эпатирующее сходство должно было указывать на близость Лангустова к европейским левым интеллигентам, проповедующим «перманентную революцию». Но самым удивительным в Лангустове были его глаза. Зеленые, с металлическим отливом, они напоминали бронзовых жуков, поселившихся в глазницах. Не связанные с его остальным обликом, они обладали магической силой, сочетали Лангустова с волшебными мирами, откуда он черпал творческое вдохновение. Все это моментальным взором объял Бекетов, поместив экстравагантный образ Лангустова в замысел своей с ним беседы. Так помещают в сафьяновый футляр драгоценную скрипку.