– Квартира завещана Аське, бумажку эту, с печатями, я тоже
прихвачу с собой. Не волнуйтесь, как только Ася выйдет из больницы, передам ей
все до нитки. У меня вещи целей будут, а тут их Светка сопрет.
Пожилая дама молча смотрела в потолок. Я пошла к двери, но
на пороге обернулась и сказала:
– Прощайте, вы мне всегда очень нравились, жаль, не успела
сказать этого раньше. Хотела сегодня поговорить о Ежи, да не судьба.
Внезапно раздался легкий стук. По непонятной причине с
ночного столика упала маленькая телефонная книжка в красивом ярко-малиновом
переплете. Я подошла к тумбочке, подняла вещицу и обнаружила, что она сама
собой раскрылась на страничке, где было написано: «Ежи Отрепьев».
Сказать, что мне стало не по себе, это не сказать ничего.
Сунув в карман книжечку, я попятилась к выходу и забормотала:
– Большое спасибо за помощь, желаю удачи и счастья в
загробной жизни.
В коридоре никого не оказалось, я беспрепятственно донеслась
до вешалки, надела куртку, сапоги и помчалась на улицу. Господи, неужели жизнь
после смерти – это правда? Никогда не верила в подобную чушь, но сегодня по
моим материалистическим взглядам был нанесен серьезный удар.
Очнулась я только в метро, села на скамейку и стала тупо
наблюдать, как мимо носятся поезда. Надо поехать на работу к Ежи и попробовать
порасспрашивать его коллег. Вдруг у него там имеются близкие друзья, с которыми
он поделился секретом?
Розалия Никитична была крайне педантична. Бисерным почерком
она записала на маленькой страничке все: станцию подземки, до которой следовало
ехать, чтобы попасть в больницу, этаж, название отделения, даже отметила:
«Войти со стороны площади». Бог весть зачем почти обездвиженной даме понадобились
эти сведения, скорей всего, из природной аккуратности. Я не поленилась и
перелистала книжечку, так же обстоятельно, с детальными подробностями в нее
оказались занесены и координаты всех остальных знакомых.
Вход в клинику охранял дряхлый дед, одетый в черную форму.
На груди у него золотом горел знак "Охранное агентство «Ястреб».
– Пропуск, – грозно сказал секьюрити и закашлялся.
Я сделала самую простецкую морду и приготовилась заныть, но
тут зазвонил телефон. Бравый вояка ухватил трубку и сообщил:
– Охрана. Хомяков. Здравия желаю, Петр Семенович. Кто прийти
должен? Федекина Е.С.? Пущу непременно, не сомневайтеся, вы знаете, я всегда на
посту.
Повесив трубку, дедуська уставился на меня блеклыми глазами.
– Пропуск.
– Нету.
– На нет прохода нет.
– Очень надо.
– Не положено, терроризм в городе, вдруг ты пособница
чеченцев и замыслила нашу больницу взорвать? – на полном серьезе заявил дед.
– Как же продукты родственнику передать?
– На то часы отведены специальные, с семи до девяти вечера,
– пояснил охранник.
Да уж, руководство клиники отличается умом и
сообразительностью. По их мнению, во время, предназначенное для посещений,
никто и не подумает протащить в здание взрывчатку. Но не говорить же это
полубезумному дедушке, который изображает из себя Брюса Уиллиса.
– Посмотрите по списку, моя фамилия Федекина, Федекина Е.С.
Дедуська расцвел в улыбке.
– Только что Петр Семенович звонили, проходи, второй этаж,
кабинет двести пятнадцать, иди, иди, не тушуйся, хороший доктор, не то что
другие.
Я проскользнула сквозь железные воротца и не сдержала
любопытства:
– Простите, а каких хомяков вы охраняете? Старик поднял очки
на лоб:
– Чего говоришь? Не пойму.
– Ну вы сняли трубку и ответили: «Охрана хомяков».
– Фамилие мое такое, – объяснил секьюрити, – Хомяков, вот и
сказал, как положено: «Охрана, Хомяков». Никак в толк не возьму, чего тебе
надо, а?
Стараясь не расхохотаться в голос, я пошла быстрым шагом по
обшарпанному коридору к лифтам. Путь лежал на восьмой этаж в отделение
кардиологии.
В ординаторской нашлась только одна тетка, быстро писавшая
что-то в толстой тетради. Услышав мои шаги, она подняла голову и довольно
вежливо спросила:
– Вам кого?
– Ежи Варфоломеевича Отрепьева.
– Он уволился! – мигом ответила тетка. Я удивилась до
крайности. Честно говоря, я ожидала, что докторица всплеснет руками и
воскликнет:
– Боже! Вы не знаете! Такой кошмар! Но врач, даже глазом не
моргнув, соврала.
– Как уволился? – возмутилась я.
– Просто, – пожала плечами лгунья, – нашел другое место.
– Где?
– Понятия не имею. Кто вас к нему отправил?
– В поликлинике по месту жительства бумажку дали.
– Имеете направление? Можете обратиться к любому врачу,
завтра, с девяти утра, пожалуйте в приемный покой, вам дадут талон на
госпитализацию.
– Но мне нужен Отрепьев!
– Ничего поделать не могу.
– Может, у него тут друзья имеются? Подскажут, как можно
найти Ежи Варфоломеевича?! Тетка уткнулась в бумаги, буркнув:
– Нам дружить некогда, с больными бы разобраться, если
больше вопросов не имеете, прошу покинуть ординаторскую.
Поняв, что ничего не узнаю, я вышла в коридор и попыталась
остановить кого-нибудь из людей в белых халатах, проносившихся мимо со страшно
серьезными лицами.
– Я рентгенолог, – сообщил один, – про кардиологов ничего не
знаю.
– Не работаю в этом отделении, – сказал второй.
– Средний медицинский персонал справок не дает, – отрезала
женщина необъятной толщины, толкавшая перед собой пустую каталку.
Одним словом, все тут были неприветливые, малоразговорчивые
и шарахались в сторону, заслышав фамилию Отрепьев. Потерпев сокрушительную
неудачу, я дошла до самого конца коридора и увидела в небольшой нише у окна
страшно расстроенную медсестру, почти девочку, с пустым эмалированным ведром в
руках.
– Ты чего сопли льешь? – спросила я. – Обидел кто?
Существо в белом халатике, по виду чуть старше Кристины,
вздохнуло:
– Тут все как собаки.