Вскоре подошли еще люди – постоянные жители свалки, знающие ее как свои пять пальцев, привыкшие лазать по ней с утра до вечера в поисках поживы. Наташа слышала, как они карабкались по склону мусорной горы, под которой она лежала. Вдруг какой-то шипящий звук прошел вдоль самой ее головы. Она едва не вскрикнула и не дернулась в сторону, что сразу бы выдало ее преследователям. Это был заостренный железный щуп, которым девушку едва не проткнули. Щуп с шипением ушел вверх, но через полметра снова с силой пронзил мусор, и, если бы не прикрывающая спину Наташи дверь от шкафа, по которой он скользнул и ушел в сторону, ее смерть наступила бы через минуту.
Спустя четверть часа голоса и шум приминаемого ногами мусора вроде бы попритихли. Наташа начала потихоньку думать, что самое страшное позади. Вряд ли эти люди будут прочесывать свалку дважды, на это у них просто не хватит людей и времени. Сейчас ей надо тихо полежать здесь еще пару часов, затем выбираться наружу, а там кустами, кустами – подальше отсюда. Шея хоть и болела, но все же не настолько, чтобы от этой боли терять сознание. Все-таки позвоночник, скорее всего, цел, но сильно пострадали связки и мышцы. Но ничего, это не смертельно, через месяц пройдет. Еще можно успеть на юг съездить, поправить здоровье… Но тут Наташа вспомнила, что Сережа мертв, а стало быть, никуда она не поедет… Да и эти убийцы вряд ли так просто оставят ее в покое. Господи, куда от них спрятаться? В милицию? Не слишком надежное убежище. Разве что навсегда остаться в этой норе…
Вдруг снова послышался какой-то шорох. Наташа сжалась, думая, что это вернулись преследователи. Но шорох шел не сверху, а изнутри и как бы со всех сторон. Что такое? Она почувствовала легкие, быстрые прикосновения к рукам и ногам, словно ее кто-то щекотал. Сначала она не поняла, решив, что тело затекло и от этого по нему побежали мурашки. Но когда ей в ухо и в лоб, попискивая, ткнулась холодная усатая мордочка, она едва не издала истошный вопль неописуемого ужаса. Крысы! Все, что угодно, только не это. Она закусила край ладони до крови, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не забиться в истерике…
Привлеченные непривычным для этого времени суток шумом, крысы примчались по своим тайным тропам, чтобы утолить любопытство, которым эти зверьки обладали, наверное, в большей степени, чем любое другое создание, – женщины, разумеется, не в счет. Наташа чувствовала, что ее обнюхивают и исследуют со всех сторон бесцеремонные маленькие твари, обмениваясь между собой короткими деловитыми сигналами. Цепенея от ужаса, едва не теряя рассудок в этой жаркой вонючей тьме, наполненной зловещим шорохом и писком, она ждала, что вот сейчас они накинутся на нее всей стаей и начнут жадно пожирать. Но ничего такого не произошло. На городской свалке крысы благоденствовали, еды, самой разнообразной, было тут вдоволь, и нападать без особой нужды на живого человека, который мог оказать яростное сопротивление, они не собирались. Явились они только лишь для того, чтобы получить информацию и некоторым образом развлечься. Установив, что опасность им не грозит, они так же быстро умчались прочь, как и явились, возможно, даже посочувствовав бедняжке, которая оказалась в положении, столь понятном всему крысиному племени.
От пережитого кошмара, от слабости и невозможности даже шевельнуться Наташа впала в состояние, похожее на забытье. Сколько она лежала, неизвестно, время на какой-то срок перестало для нее существовать. Но очнулась она оттого, что ноги начали сильно зябнуть. Придя в себя, Наташа сообразила, что близится рассвет. Некоторое время она прислушивалась. Кажется, рядом никого нет. Надо торопиться, пока не стало светать. Девушка кое-как вылезла из своей норы и на четвереньках, то и дело припадая к земле, поползла к темнеющему кустарнику…
11 июня 2003 г., Лондон
Лев Осипович Бирчин принимал важного гостя в своем лондонском особняке. Стояло нежнейшее утро, прозрачная голубоватая пелена укрощала жар уже высоко поднявшегося солнца, легкий ветерок, принесенный с моря, был свеж и благоухан, ибо к нему примешивались ароматы розовых кустов, окружавших дом по всему периметру. Лев Осипович обожал розы, и в выборе этого дома немалую роль сыграл тот факт, что несколько поколений предыдущих хозяев с британским педантизмом культивировали здесь выращивание роз – королевы всех цветов. Правда, обладание столь пышной и многоцветной – около сорока оттенков! – коллекцией увеличило стоимость особняка на добрый десяток миллионов фунтов, но Лев Осипович, совершенно очарованный, не стал даже и торговаться, о чем впоследствии нисколько не жалел. Ведь, как уверяли его знатоки, некоторых экземпляров не было даже у самой Елизаветы, страстного и самого знаменитого цветовода.
Стол на две персоны был накрыт во внутреннем дворике, эдаком древнегреческом атриуме, искусно подправленном ультрасовременным городским дизайном. Впрочем, было тут довольно уютно и тенисто. И, что самое главное, совершенно безопасно в плане защиты от прослушивания наружными группами наблюдения, которые денно и нощно вели слежку за каждым шагом Льва Осиповича и всех его гостей. Наблюдение было столь плотным и профессиональным, что в доме проводить важные переговоры считалось небезопасно, ибо мощнейшие лазерные считыватели могли, невзирая на противодействие, уловить некоторые ключевые слова даже через пуленепробиваемые стекла. А так как гости Льва Осиповича приезжали к нему не только лишь из одних дружеских чувств, то и все деловые переговоры велись либо в атриуме – в хорошую погоду, либо в обширном винном погребе – в плохую.
Лев Осипович дожидался гостя за столом. Дважды он машинально глянул на часы, во второй раз недовольно поморщившись. Ну сколько можно развлекаться с горничной? Кажется, серьезный человек, и намерения весьма масштабные, а вот от хорошенькой попки не может оторваться уже часа два. Лиза, конечно, девица соблазнительная, да и гость – мужчина в соку, плюс горячая кавказская кровь… Но всему же есть предел, пора обратиться к делам. Лев Осипович налил себе каплю джина, выпил, глянув на часы в третий раз. Ладно, в конце концов, гость человек непростой, можно потерпеть. Да и Лиза сумеет сообщить о нем немало важных сведений, тут она специалист неоценимый, за что и получает весьма приличное жалованье.
Лев Осипович был одет, несмотря на солнечную погоду, в черные брюки и темно-синюю шелковую сорочку, что, в общем, шло к его невзрачной лысоватой наружности сутулого конторского служащего. Он любил все темное, таинственное, сакральное, и планы его – как правило, планы мести ненавистной, осудившей и изгнавшей его России, – носили всегда некий божественный «сакральный» характер. Заработав благодаря наследственной подвижности ума и невероятной удаче миллиарды долларов в дикой неповоротливой России, он хотел осчастливить ее и сделать самой могущественной страной в мире. Но его намерения были поняты превратно, его поспешили обвинить во всех смертных грехах и спустить на него всех собак. Слава богу, есть цивилизованные страны, где богатые люди могут чувствовать себя в безопасности от российского правосудия – сумасшедшее словосочетание. Но Лев Осипович обиделся до глубины души и поклялся сделать все, что в его силах, чтобы тем, кто ошельмовал и изгнал его, не сиделось спокойно в их мягких креслах. Осуществить месть было нетрудно, ибо Россия напоминала огромное животное, сплошь изъязвленное маленькими, но очень болезненными ранками. Стоило хоть немного разбередить одну из них – и зверь начинал мучительно корчиться от боли. А если несколько ранок превратить в одну кровоточащую язву, кто знает, не сойдет ли зверь с ума и не бросится ли от отчаяния в пропасть, где сломает себе хребет?