Сергей Ильич залпом вытянул фужер коньяку, кинул в рот маслинку, привалился спиной к стене. Почувствовал, что устал. Глянул на Милку. Та всхлипывала, давя рыдания, шмыгала острым носиком. Мокрые ресницы слиплись, губы обиженно вспухли. Литая шея и открытое начало грудей порозовели. Крошечное ушко, обрамленное пушистыми светлыми локонами, призывно алело. Угасшее было желание начало воскресать.
Сергей Ильич выпил еще. Полегчало и одновременно стало смешно. И забыл уже, что такой ревнивый. Как молодожены, честное слово.
– Ну, будет, – сказал примирительно. – Я что-нибудь придумаю. Ты не куксись, я про тебя все время помню. На будущий год в институт пристрою, там с работой помогу, с жильем…
– Правда? – икнув, затравленно глянула на него Милка.
– Ну! Что я, врать буду? На-ка, выпей сладенького.
Он налил ей полный бокал мартини, себе коньяку, чокнулись, выпили. Милка успокоилась, отошла, разговорилась. Скоро уже смеялась, уминая икру с корнишонами да балык с грудинкой.
«Дите еще, – думал Сергей Ильич, глядя на ее туго набитые щеки, – а туда же, в столицу ринулась. И куда они все лезут?..»
Но потом, когда ворочал тугие Милкины телеса, уж ни о чем не думал, задыхаясь от острого наслаждения и дивясь упругости ее белой, как сметана, кожи. Милка, отрабатывая вину, старалась вовсю. Ее старания отличались наивностью и излишним рвением, но это-то как раз и нравилось Сергею Ильичу, который в подобном сочетании видел столь любезную его сердцу деревенскую простоту и страсть. Те же японочки у Ибуки-сан были нежные и умелые, но куда им до распаленной, разбросанной на всю постель Милки. Это ж только глянуть – уже экстаз. А какие звуки она издавала, то пыхтя, как паровоз, то тоненько подвизгивая, а как пахла парным молоком, а как мощно колыхались ее куполами воздетые груди…
Прощались нежно, по-дружески. Милка ободрилась обещаниями, клялась, что больше ни одной живой души. Председатель комитета отбыл домой удовлетворенным морально и физически. Но по дороге опять что-то сдвинулось внутри – и назад уже не встало. Планида вроде складывалась успешная, да вот не слишком ли гладко все идет? Вон, думал, про Милку все знает: шмотки, телик да пожрать. Ан нет, мелкий человечек, а и у нее свои мыслишки, свои желания. Не углядишь – свинью подложит, да еще какую, даром что по глупости. А тут такое дело на кону. Чего-чего только не произойдет. Они-то, деньги-то, обещаны, но ведь обещать – это еще не дать. Могут и назад забрать, благо проще простого отобрать неотданное.
В общем, испортилось настроение. От недавней благости и следа не осталось. Тревога вкралась в душу, лишила покоя. Отчитав Колю за то, что машина второй день не мыта, Сергей Ильич поднялся домой и вдребезги разругался с женой, вздумавшей было поинтересоваться, где это он так сегодня задерживался.
14 октября, 7.15, о-в Кунашир
Еще не разлепив глаз, Роман почувствовал, что на него кто-то смотрит. Смотрели не враждебно, как он установил, настроившись на эманацию чужого взгляда, а скорее изучающе и несколько удивленно. Так, скажем, обыватели смотрят на спящего удава за толстым стеклом террариума.
Роман, будто еще спя, поднял руку, поерошил волосы и сквозь пальцы бросил окрест незаметный взор. Как он и ожидал, кроме Наташи, никого в пещере не было. Она стояла в трех шагах от надувной лодки и наблюдала за ним с терпеливым отчуждением.
– Вставай.
– Я еще сплю, – возразил он игриво.
Вот язва, заметила-таки его «незаметный взор».
– Одевайся, нам пора.
Роман посмотрел на часы. Четверть восьмого. Куда она торопится? Они же на отдыхе, дел, кажется, срочных нет. После того, что с ними произошло, она могла бы быть чуточку помягче. Или это опять очередной бзик?
– А может, мы все-таки немного задержимся? – для проверки протянул к ней руку Роман.
– Нет, – отрезала Наташа и вышла из пещеры.
Так и есть. Совершенно чужой человек. Как будто не было ночного исследования шрамов и других, не менее чувственных, экзерсисов.
«Или все рассчитано заранее? – мрачно подумал Роман, надергивая брюки. – Взяла с собой самца, попользовалась им в свое удовольствие и на сем дальнейшие отношения прекратила. Типичная шовинистка. Злющая, нервная и одинокая. А он попался, как жадный окунь, принявший блесну за сладкого малька».
Ну и бог с тобой, решил он. Получили друг от друга, что хотели, и дело с концом. К чему, в самом деле, эти нежности? Тем более что с утра у него куча дел, то есть предположений, которые следует тщательно проанализировать и разложить по полочкам, и тратить время на неблагодарную любовницу он попросту не имеет права. Как-никак Родина в опасности.
Роман довершил туалет и сосредоточился на более насущных вопросах.
Таковых было как минимум три. Для начала следовало подробно проконсультироваться с Александром. Что-то он там говорил про подземные или подводные взрывы, способные вызвать землетрясение? Вопрос: сколько для этого требуется взрывчатки? И можно ли осуществить подобную операцию силами небольшой команды? Только надо как-то поделикатней, а то впечатлительные островитяне всполошатся и натворят бед.
Второе. Пограничники явно обходили яхту стороной. Причем слишком явно. Как будто им кто-то отдал на это приказ. Необходимо установить, от кого исходит инициатива. Хотя это уже забота Москвы. Отсюда Роману двурушника не достать – слишком высокий кабинет он занимает. Но прозондировать ситуацию можно и на месте.
Но прежде чем связываться с Москвой, надо еще разок наведаться к японцам. Взять акваланг и поплавать невдалеке от «Киоси». Одна ночь в запасе имеется, почему бы не использовать ее с толком? Тем более что с Наташей вряд ли…
«Не думать о ней! – сердито осадил себя Роман. – Думать о деле».
Итак, взять в пещере гидрокостюм, акваланг и часок-другой поболтаться в непосредственной близости от яхты. Посмотреть, что все-таки тащат аквалангисты под воду. Засечь, как долго они отсутствуют. Может, обнаружатся кой-какие детали, заслуживающие внимания. В общем, провести полную рекогносцировку и затем уже выходить на Дубинина.
Роман выбрался из пещеры и зябко запахнул куртку. От ледяного, порывистого ветра вода в лагуне почернела и зыбилась тяжелыми волнами. Небо стало низким и мрачным, в воздухе сеялась морозная мга. Все, конец хорошей погоде.
Наташа хмуро посмотрела на него, замкнула дверь в пещеру и направилась в сторону лагеря. Роман молча двинулся следом. Заигрывать с ней не хотелось – отдавало ребячеством. Раз ты такая бяка, не будем с тобой водиться. Видали мы таких, не ты первая.
«А как же поход к яхте?» – спохватился Роман. Погода была нелетной уже сейчас, к вечеру же могла подняться настоящая буря. Замерзнуть он не боялся, гидрокостюмы были рассчитаны на нулевую температуру. Но в шторм будет тяжело держаться на воде, к тому же это довольно рискованно. Положим, риск его не страшил, но ведь шторм вряд ли на руку аквалангистам с их опасным грузом (опасным ли? – вот что требуется выяснить в первую очередь), и погружения могут быть отменены. То есть терялся всякий смысл ночной вылазки. А завтра прибудет вертолет, и назад, на Сахалин, и далее, на десять тысяч верст, до матушки-Москвы. И что говорить отцам-командирам? Перед Романом вдруг возник облик генерала Слепцова, любимого шефа, и послышался его рокочущий баритон. Видел яхту, видел японцев, видел замаскированные под рис ящики со взрывчаткой. Ну и что? Работают люди, ищут корабль дни и ночи напролет, себя не жалеют. Истинные патриоты, нам, русским, поучиться. Насчет закладки бомб – так это звучит, мягко говоря, диковато. У японцев есть разрешение властей, вон, даже пограничники их не трогают. Яхта гражданская, не какой-нибудь миноносец. А ящики с надписью «Explosive»? Может, это старая, послевоенная тара, оставшаяся от американцев, которой известные своей бережливостью японцы дали вторую жизнь. А может, вам, капитан Морозов, вообще все это померещилось? Хотите накаверзничать от большого воображения, натравить Россию на дружеский японский народ и вызвать международный конфликт. Лучше займитесь делом, и хватит морочить людям головы!