Он погнался за ближайшим купидончиком и почти уже схватил
его, но тот изловчился и быстро нырнул вниз. Жора замешкался, не притормозил и
впечатался лбом в купол. Купидончики мельтешили, хихикали и прятались друг за
друга. То там, то здесь мелькали их розовые ускользающие пятки. Вскоре сборной
пришлось признать, что купидоны куда маневреннее и хитрее магических мячей.
Лично же Таня убедилась в этом, едва не расколотив о купол свой контрабас.
Увернувшийся купидончик заливался звонким смехом у нее над головой.
Наконец Кузя Тузиков изловчился и, поймав упитанного
младенца, только что увернувшегося от Кати Лотковой, небрежно сунул его под
мышку. Разгневанный купидончик заверещал, как поросенок, выдернул из колчана
стрелу и, не трудясь даже наложить ее на тетиву, воткнул Тузикову в бедро. Кузя
вскрикнул, выпустил купидона, порозовел, позеленел, снова порозовел и, точно
перезрелая груша, кувыркнулся с реактивного веника. Хорошо, что было не слишком
высоко.
К Тузикову, прихрамывая, кинулся Соловей и принялся трясти
его. С минуту Тузиков оставался неподвижен. Потом томно приоткрыл глаза и
задумчиво уставился на тренера.
– У тебя есть капитанская фуражка? –
поинтересовался он. – Я люблю почтальонов, но ты тоже симпатичный!
– Не-е-ет! Что вы с ним сделали? – возмущенно
завопила Рита Шито-Крыто, обстреливая амурчиков своими убийственными сглазами.
Взбешенный Соловей лично сшиб купидончика свистом и, за ухо
подтащив его к Кузе, заставил снимать любовную магию.
– Я тебе дам какие попало стрелы использовать! А ну
лечи давай! – крикнул он.
– Отпушти ухо, фулюган! – пропищал купидончик.
– Не отпущу! Так лечи!
Купидончик достал другую стрелу и ее опереньем начертил на
ноге Кузи какой-то знак. Тузиков вновь, радужно меняя цвета, опрокинулся на
песок. Минуту спустя он встал и на негнущихся ногах направился к реактивному
венику.
– Парень, ты в порядке? – крикнул ему Соловей.
– Моя твоя не понимай! Хочу рисовать маслом и кататься
на слонятах! Других слабостей у меня нет! – отчетливо сказал Тузиков.
Опростоволосившийся купидончик торопливо слинял.
Тренировка продолжалась. Постепенно сборная приноровилась к
суетливому мельканию розовых пяток и золотистых крылышек. Игроки перехватывали
купидонов влет, иногда даже по паре штук.
Раззадоренные младенцы принялись осыпать тибидохцев
стрелами. По счастью, после истории с Тузиковым Соловей заранее велел снять с
золотых стрел наконечники. Это значительно ослабляло любовную магию, и любовь
получалась мимолетная, на уровне флирта. Техничный донжуан Жора Жикин ухитрился
влюбиться за тренировку трижды. Девочка-пантера Маша Феклищева – пять раз.
Сколько раз влюбился Баб-Ягун, не знал даже он сам. У говорливого внука Ягге с
точными науками было взаимное недопонимание.
После тренировки Таня вышла из раздевалки и обнаружила, что
ее ждет Ванька. Это всегда было приятным сюрпризом. Ванька редко предупреждал о
своем появлении. Его коньком была непредсказуемость. К тому же в последние
недели у них с Тарарахом было много возни с магическими зверями. То драконы
принимались угасать, и их отпаивали ртутью, то гарпии стали гибнуть, подхватив
магический вирус от птицы феникс, от которого сам феникс излечился элементарно,
применив свое коронное самосожжение и возродившись из пепла.
– Привет! Я тут был неподалеку и решил
заглянуть, – сказал Ванька.
Таня спрятала контрабас в футляр и вручила его Ваньке.
Валялкин всегда охотно таскал ее контрабас, в отличие, кстати, от Пуппера,
который, обжегшись еще в подростковом возрасте на феминистках типа Гореанны,
предпочитавших все делать самостоятельно, не всегда решался предложить помощь.
Они пошли к Тибидохсу, делая большой круг, чтобы не сразу
оказаться у школы. Ванька рассказывал Тане что-то забавное, кажется, о
Тарарахе, который гонялся сегодня с утра за болотными хмырями, устроившими
погром в его берлоге. Когда Таня засмеялась, Ванька обнял ее и поцеловал.
В этот самый неподходящий, или, напротив, исключительно
подходящий, момент (с какой стороны посмотреть) их прервал чей-то гневный
вопль. Сверху на метле спикировал Гурий Пуппер, имевший почти магический дар
появляться некстати. Соскучившись по Тане, он решил навестить ее. Пуппер был в
новой майке, с которой добрыми глазами смотрела его тетя. Заметив Таню, тетя на
майке мгновенно повернулась к ней затылком.
Пуппер спрыгнул с метлы. Как порой случалось с Гуриком, от
негодования он растерял добрую треть русских слов.
– Damn! Отойди от нее, валяйнок! – крикнул он,
причудливо скрещивая «Валялкина» с «валенком».
– Сам отойди, лох румяный! – мгновенно парировал
Ванька. Ему было проще. Все-таки русский язык был его родной стихией. С
«румяным лохом» он угадал. Пуппер от злости действительно основательно
подрумянился.
– Do you understand me? Таня есть мой! Я, а не ты стану
ее хазбонд! – воскликнул Пуппер. – Ты, рашн лайподь, не стоишь один
ноготь на ее finger!
Некоторое время Ванька размышлял над словом «лайподь», но
окончательно так и не определился с его значением.
– Сам ты фингер! – сказал он, решив придраться к
этому более обидному, с его точки зрения, слову.
– Лайподь!!! – взвыл Гурий.
Не вникая дальше в лингвистические тонкости, Ванька
аккуратно поставил футляр с контрабасом на землю и шагнул к Гурию. Пуппер
насмешливо ждал. Ванька смахнул с Пуппера подклеенные очки и точным ударом в
подбородок заставил Гурия сесть на землю. Таня едва поверила своим глазам –
семнадцатилетний Пуппер был на добрую голову выше Ваньки и на десяток
килограммов тяжелее.
Упавший Пуппер сразу же подскочил, как пружина. Первым его
желанием было кинуться на Ваньку с кулаками, но он сдержался.
– Посмотри на него! – сказал он, обращаясь к
Тане. – Разве это мужчина? Он не сможет обеспечить тебе никакой левел оф
лайф! Вы будете жить на берегу океана и есть тухлый рыба, которую бросать
волны!
– Почему обязательно тухлую? – удивилась Таня. Ей
стало обидно за Ваньку. Категоричность Пуппера выводила ее из себя.
– Потому что он не заработает на удочку. Ха-ха! Это
есть метафор! – категорично заявил Гурий, нашаривая на земле очки. –
Ну вот, дужка отлетела! – сказал он укоризненно.
– Нечего ныть! Замотай скотчем! По-моему, они уже
ломались пару раз, – хмуро посоветовал Ванька. С его точки зрения, очки
Пуппера и прежде выглядели так, словно их переехали автомобилем.