Таня провела рукой по щеке. Действительно, кровь! Ее лицо,
ладони и одежда были залиты чем-то неприятно бурым, что, замерзая,
сворачивалось и темнело. Она вспомнила, что, когда бежала сквозь дым,
натолкнулась на стену, и на нее сверху что-то опрокинулось.
Дверь вампирни «Мадам Вамп» распахнулась, и оттуда вместе с
клубами вонючего дыма вырвались Бум и Малюта Скуратофф. Таня поспешно оттащила
Ваньку и Ягуна за угол. Петляя по переулкам и подворотням, они выбежали из
города и вскоре уже продирались сквозь кустарник к высохшему колодцу, где
остались их инструменты.
– Кто это был? От кого мы убегали? – запыхавшись,
спросил Баб-Ягун.
– Вампиры… Кажется, все это как-то связано с Симоргом,
Перуном и Велесом… Я не успела понять.
– Они тебя видели? Запомнили? – озабоченно спросил
Ванька.
– Видели… да… Запомнили? Не знаю… Похоже, я интересовала их
с другой точки зрения, – отдышавшись, сказала Таня. – Ну что встали
как столбы? Кто-нибудь собирается отваливать эту колоду или девушка сама должна
за всех вкалывать? Шевелитесь, проклятики!
Баб-Ягун и Ванька пораженно уставились на нее. Таня
спохватилась, поймав себя на мысли, что все больше становится похожа на
Гробыню. Точнее, на что-то среднее между Гробыней и Грызианой Припятской. Это
говорило только об одном – она все больше вживалась в свою роль, становясь
по-настоящему темной. Эх, если бы поймать тот самый момент, когда ты – как
будто ни с того ни с сего – начинаешь становиться хуже. Вначале медленно,
толчками, еле-еле, потом все ускоряешься и наконец с увлечением, со свистом
ветра в ушах мчишься вниз по обледенелой горке деградации.
– Ну дела, мамочка моя бабуся! Ванька, бери с той стороны…
И-раз! Навались! – засуетился Ягун, бегая вокруг колоды и делая все
возможное, чтобы «навалился» как раз Ванька. Сам же Ягун предпочитал остаться
диспетчером-распорядителем.
Внезапно из-под колоды донеслось утробное урчание. Ванька и
Ягун отскочили, на всякий случай вскинув кольца. Колода отвалилась, поддавшись
чьему-то напору, и из колодца выглянул раздувшийся фиолетовый мертвяк с головой
громадной, как котел, и белыми, точно вареными, зрачками. Он выбрался наружу и
грузно уселся на край колоды. На щеках у него плясали зеленые узоры разложения.
Ребята отступили. Пока мертвяк был здесь, они не могли
спуститься за инструментами, а сидеть на колоде мертвяк мог сколько угодно. У
мертвяков не бывает срочных дел. Они уже всюду успели.
Вареные глаза пристально уставились на них.
– Признавайтесь, кто такие? Упыри, злыдни, анчутки,
нечистики? Али из живых кто? – потребовал мертвяк, разлепив пальцем
зеленые губы.
Таню едва не стошнило. Она отвернулась и зажала рот ладонью.
Ягун хотел что-то буркнуть, но Ванька прыгнул на него и сшиб с ног.
– Ты что, забыл, чему нас учили? – зашептал он. –
Если прицепится мертвяк, нельзя применять магию – раз. На его вопросы отвечать
– два. Предметы брать из рук – три…
– Так что, в молчанку будем играть, песьи дети? –
добродушно поинтересовался мертвяк, уперевшись в них белыми зрачками. – За
барахлом своим, значит, пришли? Рожденный ползать летать не может? Хе-хе!
Контрабасики нужны, пылесосики, а? А вот не дам ничего, пока со мной не
поговорите. А то смотрите: асилков позову, утопленников али полудниц. Взвоете
тогда!
Ребята молчали. Мертвяк неохотно слез с колоды и принялся
прохаживаться вокруг. На его коже и одежде видны были следы земли. Ванька с
Ягуном переглядывались, прикидывая, нельзя ли как-то отвлечь его и прорваться к
колоде.
– А ведь знаю, зачем вы здесь… Все знаю! За посохом
явились! – вдруг заявил мертвяк.
Таня быстро подняла голову и взглянула на него, невольно
прислушавшись. Поняв, что его слова услышаны, мертвяк торжествующе забулькал.
– Что, интересно про посох, песьи дети? Хоть одно словечко
скажите, а то дальше не расскажу! – пригрозил он, озабоченно поправляя
пальцем губы.
Ребята молчали. Мертвяк некоторое время угрюмо сидел на
колоде, требуя ответить «да» или «нет». Наконец, убедившись, что разговаривать
с ним никто не собирается, мертвяк ударился в философию.
– Эх вы, живые! Трясетесь над собой, то да се, прям глядеть
противно. Тыщу лет, что ль, на свете жить собираетесь? Рано или поздно все
равно свидимся, коль до той поры я совсем в гниль не уйду… Я тоже для себя жил,
о душе не думал, а теперь вон с телом своим проклятым никак не расстанусь! Те,
которые пошустрее, давно уже тела побросали да ввысь упорхнули. Что им тела –
дрянь! А я в плоти жил, в плоти и порчусь. И на вечность эту вашу, на небо я
чихать хотел! А, что молчите: так или не так? – вдруг быстро произнес
мертвяк, подпирая ладонями непрочно сидящую голову.
Ответа он снова не получил, что его ужасно разозлило.
– А, чтоб вас!.. Умненькие стали! Нет чтоб вежливо со
старшим побеседовать, а после в одной могилке с ним полежать!.. Ну да Древнир с
вами – и так скажу… Посох этот ваш вампиры у богов утащили, хотели власть над
миром получить, да только недолго он у вампиров пробыл… Украли его и у них. Теперь
вампиры и сами не знают, где его искать. А я знаю… Из-под земли-то оно многое
видать. Она только с виду непрозрачная, земля-то… А как ляжешь – мигом все
насквозь увидишь.
Таня, Ванька и Ягун ждали. Мертвец еще некоторое время
побулькал. Потом, не церемонясь, оторвал у себя ухо и, крикнув: «Лови!» –
бросил его Тане. Таня замешкалась. Ухо отскочило от ее руки и превратилось в
скомканный лист.
Таня машинально подняла его с земли и развернула. Лист
оказался вырванной из модного журнала фотографией, на которой заснято было…
да-да… семейство Дурневых, запечатленное в гостиной собственной квартиры на
Рублевском шоссе.
Увидев знакомые лица, малютка Гроттер одеревенела. Она и не
предполагала, что щупальца самого доброго депутата дотянулись и до Лысой Горы.
Внезапно бумага начала съеживаться, и Таня поняла, что все
еще держит отрубленное ухо. Она закричала и с омерзением отбросила его. Мертвяк
поймал свое ухо, прилепил на место и, вздрагивая, точно бурдюк, зашлепал в
сторону кладбища. Шагов через двадцать он обернулся. Вид у него был
торжествующий, как будто он уже достиг того, чего хотел.
– До встречи! – сказал он и омерзительно расхохотался.
Тане стало вдруг не по себе. Перед глазами запрыгали
гробовые лопаты и пошлые еловые венки «От домоуправления». Она поняла, что
сделала непростительную ошибку.
– Тань, нельзя принимать ничего из рук мертвеца, –
убито сказал Баб-Ягун.
– Но я не принимала из рук! Я подняла с земли! –
поспешно возразила Таня, отлично понимая, что это слабое возражение.