– Погоди, не спеши! – остановил его Сарданапал. –
Да, зеркала не будет, Горбун исчезнет, но ход из Потустороннего Мира, который
открыл этот безумный стеклянный дух, останется… Только он не будет уже привязан
к определенному месту. Когда пробьет час, он откроется в любом другом зеркале
Тибидохса, в пруду, лужице, окне. В любой поверхности, способной ловить
отражения… Даже в драконьих зрачках… А сейчас мы хотя бы знаем место перехода –
это уже немало.
Тарарах замер с поднятой рукой. Потом, опомнившись, отступил
от зеркала. Его отражение вступило в схватку с Горбуном, потеряло руку, но
вырвалось и, напоследок хорошо пнув Стекольщика, ускользнуло от него. Злобно
зазвенев, Горбун спрятался за срезом рамы.
Таня понемногу начала понимать, в какую переделку втянула
Тибидохс. Если бы не это заклинание из списка ста запрещенных, четверо грозных
никогда не смогли бы прорваться из Потустороннего Мира!
Угрюмо смотря в пол, через который она с удовольствием
провалилась бы, если бы помнила наизусть соответствующее заклинание – семьдесят
два слога, которые надо было выговорить на одном дыхании, даже Шурасик и тот
сбивался, – Таня ждала решения своей судьбы. Она слышала, как Великая Зуби
подошла к Медузии и вполголоса разговаривает с ней.
– Если девочка описала верно, это Перун, Велес, Триглав и
Симорг… – озабоченно сказала она.
– Триглав… На него это похоже – трехликий ненавидит этот
мир. Но чтобы Велес и Симорг? Да и Перун слишком мудр… Но раз Таня слышала имя
Симорга, сомнений нет – это они, – согласилась доцент Горгонова.
– Гроттер надо сказать особое спасибо. Девочка постаралась
на славу. Если они прорвутся, даже у двоих из этой четверки хватит сил, чтобы
превратить Тибидохс в развалины. Вчетвером же они не оставят от всего
магического мира – да и от лопухоидного тоже – камня на камне, – негромко
сказала Зубодериха.
– Погоди, Зуби… Не все так просто. У них должна быть цель.
Симорг – страж мирового древа. Да и Перун с Велесом справедливы настолько,
насколько могут быть справедливы древние боги, до сих пор уверенные, что мир
принадлежит им… – задумчиво произнесла Медузия.
– Они утверждают, что у них что-то украли. И требуют, чтобы
мы это нашли и вернули… Это сказал Симорг. А потом то же самое повторил
трехликий! – не оборачиваясь, сообщила Таня. Так как конкретно к ней никто
не обращался – она произнесла это в пространство.
Сообразив, что они говорили недостаточно тихо, Зуби и
Медузия укоризненно уставились на нее.
– Вернем что? Что у них похищено? – спросила Зуби.
– Она не знает. Древние боги предпочитают говорить
загадками, – ответил за Таню Тарарах.
Простодушный питекантроп ощущал себя виноватым: ведь это он
привел девочку в кабинет к академику, в полной мере не осознав, какую бурю это
вызовет и к каким последствиям для нее приведет.
– Это правда, Гроттер? – буравя ее ледяными глазками,
спросил Поклеп.
– Честное тибидохское! Клянусь Чумихой и Пипиными
прыщами, – сказала Таня.
Сарданапалу она бы не стала дерзить, но Поклеп доводил ее до
белого каления. Таня сама толком не могла понять, что с ней происходит.
– А ты не спросила?
– Нет, как-то не пришлось… – покачала головой Таня.
Она хотела добавить, что общаться с огромной полуптицей,
которая сразу везде и голос которой похож на трубы Апокалипсиса, –
удовольствие ниже среднего, но решила промолчать. Скорее всего преподаватели и
сами догадываются, что Симорг не курица.
Поклеп и Зубодериха переглянулись.
– Я думаю, что с Гроттер все ясно. Теперь надо решить, что с
ней делать. Оставлять ее без наказания было бы неверно. Это полностью развалит
дисциплину в школе. И это наказание должно быть поучительным! – твердо
сказала Великая Зуби.
Поклеп хмыкнул:
– Чего тут обсуждать? Мое мнение вы знаете. Наша школа не
курорт. Или зомбировать, или темное отделение… Я за зомбирование! –
заметил он.
– Я за темное отделение. Я сама его заканчивала. Не думаю,
что это так ужасно. Мне это пошло только на пользу! – заявила Зубодериха.
Медузия Горгонова приблизилась к Тане. Волосы на ее голове
чуть шевелились, но все же – и это вселяло робкую надежду – не превращались в
змей. Но стоило Горгоновой заговорить, как внутри у Тани все сжалось.
Голос Медузии был холоден и резал, как скальпель:
– Ты знаешь, Гроттер, я родом из Греции. Мне хотелось бы
рассказать тебе одну историю. Некогда Тесей плавал на Крит сражаться с
Минотавром. Потом корабль, на котором он плыл, поставили в акрополе одного
греческого города в память об этом событии. Когда одна доска корабля сгнивала
или отваливалась, ее заменяли. Через несколько столетий от корабля не осталось
ни одной прежней доски, он был целиком новый, но в то же время похож на
прежний. И тогда философы стали спорить: тот ли это корабль или уже не тот… Вот
так и ты – смотрю на тебя и не могу понять: та ли ты или уже не та?..
Таня смотрела в пол. Медузия отвернулась.
– Я предлагаю перевести ученицу Гроттер на темное
отделение! – твердо закончила она.
Ягге негодующе запыхтела вишневой трубочкой. Душистый дым
складывался в причудливых зверей, о большинстве из которых едва ли слышал даже
Тарарах. В цветастом платке, завязанном на груди, в длинной шуршащей юбке Ягге
ужасно походила на старуху-цыганку. Вот только подойти к ней и пошутить:
«Позолоти ручку!» – решился бы не каждый. А если бы решился – это была бы самая
одноразовая из всех шуток.
– Я против! Мой Ягун был на темном отделении – и стал ужасно
дерганым… Подержи мы его там еще годок, он бы стал как Гуня Гломов. Или как
Шито-Крыто… Зырк-зырк во все стороны… Все про всех знаю, никому про себя не
расскажу! – проговорила Ягге.
Теперь, когда все уже высказались, последнее слово осталось
за Сарданапалом. Академик Черноморов долго молчал, барабаня пальцами по столу.
На Таню он упорно не смотрел.
– Мне очень жаль, Таня… Стыдно перед твоим отцом Леопольдом,
стыдно перед дедом, но я просто не вижу иного выхода… – наконец произнес
он. – Существуют поступки, которые говорят сами за себя, и даже я не в
силах что-то изменить. С завтрашнего дня ты будешь учиться на темном отделении.
Таня хотела что-то сказать, но внезапно ощутила, как у нее
сдавило горло. Она не могла произнести ни звука. В горле словно застрял
камень.
– И пойми: не мы перевели тебя туда – ты сама перешла… Твои
поступки перевели тебя, – добавил Сарданапал.