Но что-то ему подсказывало: ох, прав…
В этот день Миронов ни с какими допросами к Шнайдеру не полез. Начать с того, что, когда Евгений вернулся, Пауль уже приготовил перед домом маленький круглый мангал с древесным углем и самозабвенно жарил сосиски, стейки и какие-то странные спиралеобразные шашлычки, а его супруга, милейшая Мартина, которой гостя из России тут же представили, хлопотала, накрывая стол прямо в садике, рядом с верандой. Ни о каком скорейшем отъезде, естественно, и речи быть не могло. Появилось неизменное пиво, и Пауль, подмигнув, спросил, не желает ли гость чего покрепче, рома там, или граппы. Из чистого любопытства Евгений спросил, нет ли в доме обычной водки, и был вознагражден бутылкой какой-то «Невской», происхождением действительно из Санкт-Петербурга. «А, — пояснил Пауль. — Друзья пару лет назад передали с оказией. Но мы тут водку не очень употребляем, вот и сохранилась». Водка была ничего себе и замечательно пошла под тюрингские сосиски и прочие мясные блюда.
Мартина и Пауль расспрашивали Евгения про то, что сейчас творится в России, не обращая внимания на слегка дувшегося Карла, который, хмурясь, все же энергично отдавал должное нехитрым кулинарным произведениям старшего брата и его супруги. Спиртного он не пил, потому что предстояло еще возвращаться в Эрфурт, только выпросил себе бутылочку безалкогольного пива. Пауль же, не в пример Карлу, с видимым удовольствием опрокидывал в себя рюмки с «Невской».
Примерно через час, все, насытившись, расположились в шезлонгах, лениво переговариваясь. Неожиданно Пауль поднялся и поманил за собой Евгения. Они спустились в обширный подвал, имевшийся под домом. Здесь у Шнайдера-старшего были и мастерская, и лаборатория, и что-то похожее на кабинет.
— Я так понимаю, у тебя серьезные проблемы? — спросил он. И, получив в ответ хмурый кивок, сразу поскучневшего Евгения, хлопнул его по плечу. — Не расстраивайся, найдется твоя жена. Мы еще пива все вместе попьем! Или водки. Ты по этому делу в город ходил? Все решил?
— Нет, — сознался Миронов. — Завтра еще встреча предстоит. А там, как получится.
— Помощь нужна?
— Даже и не знаю, — задумчиво сказал Евгений. — Не мешало бы какую-то записывающую аппаратуру найти. Только компактную.
— Это не проблема, — усмехнулся Пауль. — Сейчас организуем!
Он порылся в ящиках и шкафах и достал на свет несколько не совсем обычных для постороннего глаза предметов.
— Где у тебя завтра встреча?
Евгений объяснил.
— Знаю. Сделаем вот так…
Глава 8
В Эрфурт вернулись поздно. Карл всю дорогу молчал и с вопросами к Евгению не лез. Наверняка он уже раскаивался в том, что предложил свою помощь Миронову, и прикидывал, как бы поскорее отделаться от коллеги, принесшего столько беспокойств. Но напрямик сказать: «Езжай в свою Россию, нам здесь своих забот хватает», конечно, не мог, природная деликатность не позволяла. Да даже если бы и сказал, Евгений и ухом бы не повел. Подумаешь, напрягает его! Ничего, потерпит! Будем надеяться, недолго ему терпеть…
Ужинать, естественно, не стали. Евгений ушел к себе на этаж, свалился на постель и дотянулся до пульта. Здесь, в Германии, с телевидением было повеселее. А тарелка на крыше дома Шнайдеров принимала огромное количество каналов. Российских, правда, не нашлось. Евгений бездумно пощелкал кнопками, заинтересовался, стал смотреть. Показывали запись первой высадки американцев на Луну. Прямую передачу, которую смотрел весь мир. Кроме, разумеется, Советского Союза и стран Варшавского договора. Наверное, посчитали этот великий момент в истории человечества «идеологически вредным». А может, просто жаба душила, что не советский гражданин первым ступил на поверхность другой планеты. Ведь почти до самого последнего момента пытались америкашек обогнать. Но, как всегда бывало в социалистическом отечестве, пуп надорвали, потому как не смогли конструкторы и разработчики амбиций сдержать, чуть глотки друг другу не перегрызли, да у верховных властителей государственного ума не хватило довести начатое дело до конца. Тут же начали беззастенчиво врать, что, дескать, на фига нам людьми рисковать, мы туда умные машинки посылать будем. С чего бы это они вдруг так о людях заботиться стали?
А теперь, глядишь, следующими, кто на лунную пыль ступит, будут китайцы. Они рьяно за космос взялись…
Вот с такими посторонними мыслями Евгений валялся на постели, пялился на экран и почти не думал о завтрашнем дне. Изредка выходил на балкончик — покурить. В доме этого он делать не мог, а здесь заботливая Анна поставила для него маленькую табуреточку и приспособила громадную пепельницу.
Раздался осторожный стук. Евгений поднялся с кровати, распахнул дверь. За ней стоял Карл.
— Мне надо с тобой поговорить, — сказал он.
«Сейчас будет дипломатию разводить, — решил
Миронов. — Как бы меня из дома выжить».
Но Шнайдер явился по другому поводу.
Он прошел в комнату, присел у стола, тяжело вздохнул и начал:
— Я очень перед тобой виноват, Еужен. Точнее, перед тобой и твоей женой.
Ага, похоже, в своих предположениях Евгений был все-таки прав…
— Я неспроста пригласил вас в гости.
Миронов кашлянул, прошел к двери на балкон и, открыв ее, закурил. Такой разговор без сигареты вести было трудно. А лучше, если бы… Это мысль!
— Слушай, — предложил он. — Давай-ка выпьем немного!
— Ты не понимаешь… — поднял ладонь Карл.
— Да все я понимаю, — прервал его Евгений. — Только у нас такие разговоры «насухую» не ведутся. Сейчас, сейчас…
Он полез в сумку и достал бутылку «Московской», которую купил в здешнем гастрономе с целью сравнения дома: отличается ли экспортная водка от той, которую продают отечественному потребителю. Один раз он пробовал «Столичную», купленную в Нью-Йорке и «репатриированную» в Москву сотрудником советского посольства. Та водка — отличалась. Была она какой-то очень резкой, с отчетливым привкусом спирта.
Хотя там же, в магазине военной миссии (а дело происходило в Луанде, столице Анголы, где Миронов со своей группой выполнял важное и секретное поручение по уничтожению биологической лаборатории ЮАР), он покупал тоже экспортную водку, но не предназначенную для США. И та «Столичная» была вполне нормальной. Спросите, как бутылка, купленная в Нью-Йорке, а затем вывезенная обратно в Россию, попала в Африку? Да очень просто. Сын того сотрудника посольства окончил Военный институт иностранных языков и служил в Анголе военным переводчиком. С представителями этой профессии, а точнее, клана, у Евгения сложились самые дружеские отношения, и однажды вечером, когда он и его подчиненные после выполнения задания сидели в миссии и ждали самолета на Москву, к ним в коттедж пришли переводчики с несколькими бутылками «огненной воды» и закуской. Кроме самого высокого начальства, никто в миссии не знал, кто такие и что делали в Анголе Миронов и его команда. Никто, кроме начальства и, естественно, переводчиков, которые вообще всегда все знают и со всеми знакомы. Специфика работы такая. Да и профессия накладывает свой отпечаток. Ведь переводчик по долгу службы должен постоянно общаться с массой разнообразного народа, быть и дипломатом, и гидом, и в какой-то мере наставником для того же военного советника или специалиста. Кто новичку в чужой стране расскажет о местных обычаях и порядках, кто поможет ориентироваться в довольно запутанных отношениях с его «подсоветным», кто поможет что-то достать в обход существующих норм и приказов? Только переводчик. Те из военных советников, которые, мня себя высокими чинами на ответственной государственной службе, смотрели на переводчиков как на лиц второго сорта, обязанных беспрекословно выполнять их приказы, тянуться в струнку и есть начальство глазами, очень скоро убеждались, что без переводчика они не только «как без рук», но и без глаз, и без языка. То есть — дети неразумные. И скоренько, скоренько меняли свое отношение к этим умным, всезнающим ребятам.