Таня Гроттер и перстень с жемчужиной - читать онлайн книгу. Автор: Дмитрий Емец cтр.№ 63

Шурасик задумался. Версия была смелая. Слишком смелая для него, но все же интересная. Торопливо пролистав в памяти некогда прочитанные книжные страницы, Шурасик вспомнил, что у комиссионеров пластилиновые головы, а суккубы боятся щекотки. Коварно усмехаясь, Шурасик принялся бегать за молодцами с твердым намерением пощекотать их или попытаться отщипнуть кусок от уха. Однако догнать молодцов из ларца, скользивших в толпе с подносами, было под силу лишь профессиональному драконболисту, так что научный интерес Шурасика так и остался неутоленным. Отчасти потому, что, промахнувшись, он вместо уха молодца из ларца вцепился в нос Гуне Гломову и был спасен только Гробыней.

К четырем утра Склеповой постепенно надоело бузить, и ее захлестнули волны язвительной нежности. Самое привычное, если разобраться, ее состояние, после хронической аллергии на бумагу, которой она вечно объясняла нежелание записывать лекции.

Гробыня подозвала Гломова и что-то прошептала ему.

– Гуня! Давай! – решительно крикнула она в самом конце, придавая медлительным движениям Гломова требуемое ускорение.

Гуня быстро сбегал куда-то и вернулся с огромной деревянной чашей, стенки которой покрывал причудливый узор, уже тронутый ветхими пальцами времени.

– Тань, ты помнишь, откуда эта чаша? – спросил Ванька.

– Нет.

– Она стояла в подсобке кабинета Клоппа, когда он еще не стал малюткой Клоппиком.

– Угу, а мы с Гуней выменяли ее! Помните, было такое золотое время, когда за блок жевательной резинки Клоппик отдавал щепку от Ноева ковчега или каменный глаз ехидны-убивающей-взглядом, – подтвердила Склепова, обладавшая исключительным слухом. Причем слух ее был тем исключительнее, чем меньше та или иная реплика относилась к ней лично.

Забрав у Гуни чашу, она бережно поставила ее на стол, с которого предусмотрительные молодцы уже сдернули скатерть-самобранку.

– И чего теперь будет? Вода превратится в пиво? – шмыгнув красным носом, заинтересовался Кузя Тузиков.

Склепова посмотрела на него сперва одним глазом, затем, зажмурив его, другим и задумалась, точно проверяя, совпадают ли картинки.

– Приятно иметь дело с настоящим мачо! У него в голове две извилины: по одной вагончики катятся в направлении «чего бы выпить?», а по другой «кого бы поцеловать?», – сказала Склепова.

Тузиков обиделся и, как многие обиженные люди, стал нести чушь.

– А твой Гуня разве не такой? – спросил он.

Склепова с негодованием всплеснула руками:

– Нет, вы слышали? Обидеть Гуню – это как пнуть ребенка!.. У Гуни есть еще третья извилина. Целый мозговой проспект. Она называется «кому бы вмазать?». Плюс к тому Гуня очень верный. Возможно, со временем его достоинства окончательно покорят меня, и я приумножу славный род Гломовых. Так что лучше не нарывайся!..

Кузя опасливо покосился на Гуню. Гуня был даже не боевой пес, а боевой медведь, драться с которым отважился бы лишь камикадзе, да и тот в пору психического обострения. Забыв о Тузикове, Гробыня провела рукой по рунам чаши.

– Профессор Клопп называл ее Чашей Искренности.

– А как она действует? – спросила Пипа.

– Просто и надежно, как все древние артефакты. Наливаем обычную воду, на которую наглые лопухоиды приклепали погоняло «аш-два-о», и пускаем чашу по кругу. Каждый делает глоток. Из людей начинает переть искренность, и они начинают резать друг друга правдой-маткой, – пояснила Гробыня.

Катя Лоткова брезгливо передернулась.

– Гадость какая! Не буду я это пить!

– Почему? Должны мы узнать, что думаем друг о друге? Завтра к вечеру мы все разлетимся, и неизвестно, когда соберемся снова. Через год? Через пять лет? Чаша Искренности позволит нам разобраться, кто нам друг, а кто так себе, мимо пробегал, – заявила Склепова, подавая знак Гуне, чтобы он наливал в Чашу воду.

Тане идея Гробыни совсем не понравилась.

– Если под искренностью подразумевается, что люди говорят друг другу неприятные вещи, но это не искренность, а лучший способ растерять друзей. А то одному ляпнешь, что у него голос противный, другому, что у него изо рта пахнет, третьей, что она хамло недорезанное…

– Хамло? Погоди, Гроттерша! Не беги впереди паровоза, что везет три тонны навоза! Ты еще не пила из Чаши, а уже все вываливаешь! – возмутилась Склепова, принимая «хамло» на свой счет.

Но все же неизвестно, согласился бы кто-нибудь пить из Чаши Искренности, если бы не Ягун. Играющий комментатор загорелся этой идеей, особенно когда ему пришло в голову, что он сможет выведать тайну Семь-Пень-Дыра. А когда Ягун бывал чем-то воодушевлен, он не оставлял никому выбора, столько вдохновляющего буйства было в одном отдельно взятом комментаторе.

– Э нет, Ягун! Что-то ты слишком увлекся! Чур я первая! – сказала Гробыня и взяла у Гуни Чашу.

Сделав глоток, она кокетливо поморщилась и вытерла губы тыльной стороной ладони. Ее разновеликие раскосые глаза скользили по однокурсникам.

– А теперь я собираюсь произнести тост! Так-то, пуси мои косопузые, имейте это в виду! Ах да, на «пусей моих косопузых» все копирайты у Грызианки, а я сижу в тенечке и обмахиваюсь веером…

Зрачки Склеповой встретились у переносицы и сразу разошлись. Магия Чаши медленно и мягко охватывала ее.

– Пррр! Что-то я сбилась! Что я хотела сделать? – спросила Гробыня слегка охрипшим голосом.

– Тост! – подсказала Рита Шито-Крыто.

– А… да… тост! Спасибо, Крыто-шиша! Просьба меня не убивать, потому что тост будет колючий, сладкий и противный… короче такой, как я сама!.. В общем, поехали! Разбирайте бокальчики и прочую посуду! Мою чашу не трогать! Пррр! Глома (а, да, я давно уже называю его Глома! Вы не знали?), проследи!..

Отдав Гуне приказ, Гробыня отняла у кого-то бокал с шампанским и не очень ловко, но все же вполне достойно залезла на стол. Стол попытался завалиться, но Ягун с Гуней его придержали.

Гробыня выпрямилась, подняв над головой бокал.

– Ну-с, первым делом выпьем за наших преподов!.. По-моему, больших милашек не найти даже в Белых Столбах в палатах для буйных. Еще (Гробыня огляделась) выпьем за Таню Гроттер, которая, не имея ни кожи, ни рожи… ну хорошо-хорошо, кожа есть и место для рожи тоже… разбила сердце Пупперу, Ваньке, Ургу и… э-э… ну еще возможно кое-кому.

Про Глеба Склепова дальновидно не упомянула, не желая связываться с Зализиной, усмирение которой могло отгрызть хороший кусок всеобщего счастья.