Леди GUN - читать онлайн книгу. Автор: Владимир Вера cтр.№ 24

Он оставил Юрочку с вылупленными глазами, юноша был под впечатлением новых знаний о колдунах и чародеях, и помчался к телефону. Набирая номер справочной железнодорожного вокзала, Крюк представлял, что еще выше поднимется в глазах Бейсика, когда тот узнает, как он отрабатывает аванс. Утренний поезд на Симферополь отправлялся в семь часов…

Крюк сделал свое дело. Но теперь, когда он ехал в своей неброской «Таврии», удаляясь от вокзала, перед глазами стояла некрасивая девочка-проводница, которая приняла у него посылку. Крюк заметил, что она была вся в прыщиках, с грубыми чертами лица. Она хорохорилась, подстраиваясь под свою внешность. Но ее выдавала застывшая в глазах печаль. Ну конечно, она была застенчивой по натуре и такой же некрасивой, как он. Он сказал ей, что она красивая. Она совсем не придала значения этому комплименту. Прямая противоположность Юрочке. Крюк вручил ей смерть, но не жалел невинную жертву. Он вообще не жалел людей. А эта девочка… Он отправил ее в рай. Там нет некрасивых, ей там будет лучше. Крюк усмехнулся.

* * *

Поезд выстукивал по рельсам и одновременно по ушам Петелицына с навязчивой монотонностью секундной стрелки. Что-то не спалось ему. Петелицын был самым матерым из собранной впопыхах бригады. Такие дела не делаются в спешке. Ему было неприятно, что его, как пацана, сорвали с места. И хотя ему льстило, что Матушка полностью положилась на его опыт и знание дела, Петелицын ворчливо переворачивался с одного бока на другой. Не давала заснуть привычка хорошего семьянина ощущать под боком теплое тело жены.

И еще мешали унсовцы: эти двое ехали в соседнем купе. К ним в гости зашли его ребята. Судя по всему, они спелись, ибо гоготали без умолку. Вот уже полчаса они мусолят одну тему – треплются про Грузию. Кто-то из унсовцев достал грузинские купоны. Все дружно стали ржать над словосочетанием «грузинские бабки». Потом кто-то хотел подлить масла в огонь вопросиком: «А что, наши карбованцы лучше?» – но разговор из-за этого принял иное очертание. Унсовцы пришли в замешательство, затем стали защищать незалежную валюту со свойственной националистам логикой: «Зато своя», хотя минутой раньше издевались над такими же для кого-то своими грузинскими купонами.

«Сейчас пойду и заткну глотки этим мародерам», – со злостью подумал Петелицын. Но не встал, надеясь, что они сами угомонятся. Его на мгновение обволокла сладкая мысль о том, как вознаградит его Матушка за труды, когда он разделается с ее врагами в Крыму.

В соседнем купе все не унимались. Унсовцы вешали лапшу на уши его ребятам, рассказывая о своих подвигах в Грузии и на Северном Кавказе. Неужто у его пацанов челюсти поотвисали на этот бред? Надо все-таки пойти и закрыть рты этим хлопцам, готовым воевать хоть под зелеными знаменами, лишь бы против русских. То есть потенциально и против него. Неуправляемая банда. Надо ж было с ними связаться. Видно, у Матушки свои резоны. А может, она на них потом все повесит? Поглядим, и если надо – исполним. А пока надо уложить всех спать, чтобы к Симферополю как огурчики были.

Петелицын встал и вышел из купе. Со свирепым видом он направился к шумной гоп-компании, резко дернул дверь и гаркнул во все горло:

– Эй, вояки, вы что ж моих молодцов сказками разводите? Кто тут у вас основной Ганс Христиан Андерсен?! А ну разбежались по нарам, уши развесили, е…ть-копать.

– Может, хватит кричать? – раздался девичий голос в коридоре. – Двенадцатый час. – Это вышла проводница, которая устала скучать в своем служебном купе и была рада воспользоваться предлогом поскандалить с пассажирами. Она, несмотря на свой небольшой стаж, успела полюбить дорожные приключения. Ей уже довелось познакомиться с людьми разных профессий и разного положения, отпускниками и командированными. Знала она также, что никто ее не пригласит в веселую компанию, не напросись она сама. «Лицом не вышла», – подшучивала она сама над собой. А веселый, пьяный балаган, который, случалось, устраивали в купе пассажиры!.. Весь мир для этой девочки сосредоточивался в этом купе, в этом вагоне, в поезде, в этой извилистой железнодорожной колее, в этой бедной на краски панораме, открывавшейся за окнами поезда…

На улице была кромешная темнота, скрашенная редкими мерцаниями огоньков. Самые интересные эпизоды в ее проводничьей биографии происходили именно в такую темень. В одну из таких ночей в служебном купе она потеряла девственность. Мимолетное знакомство с каким-то молодым то ли геологом, то ли археологом, так и не расслышала, что он промямлил, закончилось животной близостью. Он живописно распял ее, будучи вдрызг пьяным. Да и она была не трезвее. Но девчушка не жалела об этом. Ей нравилась ее работа. Все время новые люди. Интересно. Правда, бывают очень скучные поездки, без шума и лишнего шороха, пассажиры угрюмо курсируют от своей полки к туалету и обратно. Но нынешние, похоже, шумные, не зря она так тщательно красила губы и веки…

– О, мамочка высунулась, – заметил ее Петелицын, – можешь засунуться обратно, милая, мы отбиваемся.

– Пассажиры уже спят, а вы дебоширите, – уже немного тише произнесла девушка, удивленная тем, что «тренер» не пьян.

«Спортсмены», тоже трезвые, молча выходили из купе и послушно направлялись к своим местам. Ни один на нее даже не взглянул. «А в прошлый раз спортсмены пили как сапожники, – вспомнила она, – этот строгий дядечка не разрешает им пить». Но главное она поняла: на нее никто сегодня не позарится.

Открыв свое купе, она уставилась на надоевший интерьер и некоторое время не хотела входить. Затем все же подалась вперед, но так и не вошла…

* * *

С утра, с того самого момента, как ушел поезд на Симферополь, Борис пустился в разгул. Объехав за день добрую дюжину баров, к вечеру он был никакой. Чего он, собственно, и добивался.

К состоянию, которое он намеревался получить, безрассудно лакая «Смирновку», пиявкой присосалась разбитость. Дискомфорт нарастал и начисто нейтрализовал пьяную эйфорию. У Бориса ничего не вышло, он не очистил голову от неприятных мыслей, водка просто разогнала гнетущие мысли по тупикам, и потому ни у одной из них не могло быть завершения. В голове скопилось столько всего, главного и второстепенного, и это все еще перемешивалось с разным бредом. Это позволило Борису материально ощутить, как пухнет мозг. Когда он уже совсем не вязал лыка, телохранитель усадил его в машину и отвез домой, где с горем пополам раздел и уложил в кровать.

Если предшествующее сну состояние можно было назвать бодрствованием, то уснул он мгновенно. Сперва сознание сквозь сонную дымку рисовало знакомые и незнакомые образы, затем они стали выстраиваться в бессмысленные ряды, потом все неуклюжие сценки скомпоновались в один стройный сюжет. Этот сон, подобно долгоиграющей пластинке, прокручивался в его голове уже не раз и с каждым разом дополнялся всевозможными подробностями.

…Борис стоял на берегу моря. Песчаный берег нежно целовали зеленые волны. Морская гладь сверкала полировкой под слепящими солнечными лучами. Чистое голубое небо сливалось с морем на отчетливо просматривающемся горизонте. Рядом с ним стояла Елена. Она была в том самом платье, что он когда-то, очень давно, подарил ей. Она была молода и прекрасна и представляла собой мазок природы, без которого идиллия была бы неполной. Ее ясный взгляд был устремлен вдаль. Он знал, что Елена любила смотреть на море. От моря исходил дух вольного простора, вечного и незыблемого. Все так же всматриваясь в даль, она сказала: