– Мы приехали просить за ее дядю. У нас и записка от Нины Николаевны. Она тоже просит.
– Так-так. «Тоже просит», – с холодной иронией повторил Слащов.
Лиза протянула записку. Слащов прочитал ее, сунул в карман френча, окинул взглядом Наташу.
– Ваш дядя, мадемуазель…
– Дядя по маме. Его фамилия Красильников, – начала сбивчиво объяснять Наташа. – Он здесь, в лагере.
Слащов коротко позвонил в колокольчик, и в дверном проеме встал высокий, стройный адъютант.
– Проверьте. Красильников… – Слащов обернулся к Наташе, немигающе и нетерпеливо смотрел на нее.
Наташа не сразу поняла, чего хочет от нее Слащов, и даже поежилась под его взглядом, точно от холода.
– Семен Алексеевич, – сообразила наконец она.
Лиза, растерянная и недоумевающая, смотрела то на Наташу, то на Слащова. Почувствовав, что пора вмешаться, сказала:
– Яков Александрович, дядя Наташи не мог сделать ничего предосудительного.
– Почему вы так решили?
– Ну, во-первых, он из интеллигентной семьи. Я хорошо знала маму Наташи…
Вернулся адъютант, вплотную подошел к Слащову, что-то шепнул и сразу же вышел. Слащов некоторое время осмысливал услышанное, затем обернулся к Наташе, сказал:
– Ваш дядя – преступник! Он дезертир, изменник России! Да-да! – По его лицу прошла судорога.
Слащов круто повернулся и шагнул к окну. Сдавило вдруг, словно обручем, виски – слегка, мягко, едва ощутимо, но он насторожился, замер – знал: так приходит к нему ярость – сначала тихая, но с каждым мгновением нарастающая, захватывающая, способная, подобно лавине, поглотить все. Он понимал, что бывает несправедлив, жесток и страшен в такие минуты. Но если ярость приходила, он ничего уже сделать не мог, да и не пытался: ему казалось, что любая попытка обуздать взрыв может убить его самого. Приступы ярости часто толкали его на поступки, которые вспоминались потом долго, кошмарами приходили во сне.
И вдруг вспомнил: за его спиной – девушки… Против обыкновения заставил себя успокоиться, вернулся к столу и, обращаясь к Лизе, глухо проговорил:
– Вам, мадемуазель, должно быть стыдно! Вы поддались бездумному легкомыслию. Хлопотать о дезертирах, бегущих с фронта!.. Подумайте, что будет с вами, урожденной Тауберг, с вашей маман, если в Крым ворвутся красные! – Слащов увидел в широко распахнутых глазах Лизы отчаяние.
В глазах ее подруги стыла откровенная ненависть. «Недоумение, ненависть, страх – не все ли равно? – устало подумал Слащов. – Никто не понимает… И не поймет!»
– Но, Яков Александрович, – сказала Лиза, – ведь мы…
– Вы немедленно вернетесь домой, мадемуазель! – Слащов вновь вызвал адъютанта, спросил: – Поезд на Севастополь?
– Завтра в пять сорок утра, ваше превосходительство!
– В таком случае отправьте мадемуазель домой в моем автомобиле! С сопровождающим.
В углу салона, близ божницы, взмахнул крыльями и громко каркнул ворон, будто соглашаясь с решением генерала. Слащов любил животных, и у него в салоне нередко находили приют бездомные кошки и собаки. Вот и сейчас у него жили подранок-ворон и рыжий кот, которому Слащов не без умысла дал кличку Барон.
Проходя через адъютантское купе, Наташа увидела Дудицкого. Поручик смотрел на них с Лизой не без сочувствия, как показалось Наташе. Должно быть, уже все знал.
Когда шли к машине, Лиза заплакала:
– Наташа, Наташенька, прости меня…
– Перестань, Лиза, – сдавленно проговорила Наташа. – При чем здесь ты?
– Пожалуйста, барышни… – Шофер предупредительно открыл дверцу машины.
– Садись. – Наташа подтолкнула подругу. – Садись же. Тебе надо ехать. Я остаюсь.
– Как же так?.. – заметалась Лиза, но Наташа уже уходила, словно боясь, что решимость в последний миг покинет ее.
Лиза растерянно посмотрела на стоящего рядом офицера. Он пожал плечами и помог девушке сесть в автомобиль.
Наташа слышала, как взревела, уезжая, машина, но даже не оглянулась – боялась расплакаться от унижения, одиночества, тревоги. Как наивна, как глупа была она, понадеявшись на помощь Слащова! Разве не слышала она, как по его приказу вешали в Симферополе на фонарных столбах подпольщиков?
А Лиза… Хорошая, отзывчивая и добрая Лиза. Она – как большой, всеми любимый, избалованный ребенок. И ничего о жизни не знает. Сегодня вспомнила вдруг о войне, да и то в связи с тем, что господа офицеры растеряли правила хорошего тона…
Наташа подумала: надо попытаться выяснить, где находится лагерь, в котором держат Семена Алексеевича. А там – как знать! – быть может, удастся и связь с ним установить. И если не помочь, то хотя бы предупредить, что дела его – хуже некуда. «Дезертир!.. Изменник России!» – в устах Слащова это означало верную смерть.
Хорошо еще, что Слащов не стал выяснять, действительно ли Семен Алексеевич – ее дядя.
…Митя дал ей адрес своих джанкойских знакомых. Ниточка слабая, но ничего другого все равно нет, они по крайней мере местные, знают город, знают, где у белых находятся лагеря военнопленных. В крайнем случае у них можно переночевать, а завтра, с утра пораньше, отправиться на поиски…
На дверях маленького окраинного домика висел замок. Наташа с досадой ударила кулаком по мокрой двери. И сразу из соседнего двора послышался хриплый собачий лай. Из-за невысокого забора выглянула пожилая женщина в низко повязанном платке, подозрительно посмотрела на Наташу.
– Вы не скажете, ваши соседи…
– Собирались в деревню ехать, барахло на харчи менять. Должно, уехали! Ден через пять вернутся… А вы им сродственница будете?
– Нет.
И снова Наташа шла по грязным и тесным улочкам. Вечерело. Стал накрапывать мелкий дождь. Задувал холодный ветер. Редкие прохожие неожиданно появлялись из вязкого, густого тумана и опять ныряли в него. Мглистая пелена, казалось, отделила Наташу от всего мира. Такого чувства одиночества она давно не испытывала.
В окнах домов, мимо которых шла Наташа, зажигались огоньки, от этого на улице становилось еще холодней и бесприютней. Единственным возможным местом ночлега был вокзал. «Там, в многолюдье, легко затеряться. И уж во всяком случае не привлекать к себе особого внимания», – подумала Наташа и по знакомой дороге направилась обратно, к вокзалу.
И тут ее окликнули. Она вгляделась. Вот уж с кем она не хотела бы встречаться сегодня еще раз, так это с Дудицким!
В душе опять шевельнулся страх: а вдруг все-таки узнал?..
Поручик заговорил, и в голосе его Наташе послышалось сочувствие, теплота. Дудицкий предложил ей свою помощь: она переночует у его знакомых, а завтра он устроит ей свидание с дядей – это для него не представит большого труда.
Поборов сомнения, Наташа приняла предложение поручика.