Дядя Герман небрежно обломил печать, сорвал
нить и развернул свиток. Он был совершенно чистым. Пожав плечами, Дурнев хотел
прицельно метнуть его в мусорную корзину, но вовремя вспомнил, что магические
свитки подозрительны и никогда не покажут ничего, не удостоверив личность
получателя. Волшебного перстня у дяди Германа не было, а обручальное кольцо на
эту роль явно не подходило. Зато у Дурнева была шпага его пращура, которой он
коснулся свитка.
В тот же миг на свитке проступили
подозрительно бурые буквы, заставившие брезгливого дядю Германа сильно
задуматься: а были ли они написаны чернилами?
«Герман, друже!
Мне крайне необходимо увидеться с тобой
сегодня вечером. Никакой бумаге нельзя доверить то, что я считаю своим долгом
сообщить тебе. Буду благодарен, если наш разговор состоится наедине без
присутствия твоей почтенной супруги и всесторонне обожаемого мной милейшего
Халявия. Если они случайно окажутся поблизости, нам с тобой придется их
отравить для сохранения конфиденциальности нашей дружеской беседы. Разумеется,
стоимость яда будет указана в графе «Прочие расходы» и целиком ляжет на бюджет
администрации Трансильвании.
Преданный (хе-хе) Вами,
Малюта Скуратофф,
Верховный судья.
Трансильвания, Долина Малокровия».
Председатель фонда вампиро-российской дружбы
исторг прочувствованный вздох. Верховный судья Трансильвании продолжал мыслить
средневековыми категориями. Прикончить человека было для него так же
естественно, как понюхать цветок. Причем порой то и другое он делал
одновременно.
В дверь кабинета Дурнева кто-то деликатно
поскребся. Дядя Герман решил, что это такса, однако это оказался всесторонне
обожаемый Малютой Халявий. Он был томен, грустен и хотел рассола. Голова у него
была обвязана мокрым полотенцем. После ночного превращения в волка с носа у
него еще не сошла серебристая шерсть. С ушей она уже облезла, хотя они и
оставались немного вытянутой формы.
– На, прочитай! – сказал ему Дурнев.
– Ты перегрелся, братик! У нас чужие
письма читать опасно. В лучшем случае я ничего не увижу. В худшем – некому
будет увидеть. Уж ты сам мне прочитай! – отказался Халявий.
Председатель В.А.М.П.И.Р. пожал плечами и
прочитал ему письмо вслух.
– Свинья! – убежденно сказал
Халявий. – Отравить меня хочет! Посягнуть на меня – хуже, чем отнять конфету
у ребенка. Не верь ему, Герман! Он наверняка задумал какую-то гадость!
Дурнев поморщился.
– Это само собой, что гадость. Вопрос
только: гадость против меня или гадость, когда я в доле? Важный такой
бизнес-нюанс! Надеюсь, ты понимаешь разницу?
– Я все понимаю, однако могу только
сочувственно завыть… У-у-у! Трчк-трчк! Я машинка для наклеивания этикеток!..
Отбой, Германчик, не надо бить меня по макушке! Я надеялся тебя расшевелить. А
то ты такой кисленький, такой бледненький.
Решив воспринять хамство Халявия с юмором,
Дурнев принужденно растянул губы.
– А вот улыбаться не надо! Мне становится
страшно. Твоя улыбка напоминает оскал гиены, которая заболела бешенством и
сбежала из бродячего цирка, перекусав сторожей, – попросил Халявий.
– Хватит! – рявкнул дядя
Герман. – Я тебе сейчас устрою цирк! Так ты уйдешь сегодня вечером из дома
или будешь путаться у меня под ногами?
– Разумеется, Германчик! Пятьсот баксов
на манекенщиц и ключи от машины с мигалкой! Обещаю – ты не увидишь меня до
утра, – радостно закивал Халявий.
– Ты не умеешь водить машину, осел!
– Здрасьте, дуся! Так мы ж в Москве! Тут
водят все, кому не лень! А те, кому лень, ездят на метро, – заявил
Халявий. – Так дашь ключи или не дашь?
– На, подавись! – Дурнев нетерпеливо
выдернул из кармана бумажник.
Халявий быстро схватил деньги, поймал ключи и
радостно сказал:
– Уже подавился! Заметь, я даже кредитку
не прошу! И вот еще, Германчик! Не забудь надеть регалии. Пока у тебя на голове
корона, а в руках шпага, Малюта тебе ничегошеньки не сможет сделать. Никакой
пошлой бяки. Ты будешь хозяином положения, лапа!.. Я бы и твою жену с собой
взял, да только не могу! Она мне всех манекенщиц распугает!
– Брысь, кому сказал! Ты еще
здесь? – топнул ногой Дурнев.
– Будь осторожен, братик, и помни, что я
сказал! В наш век тухлых клерков и магфиозных купидонов никому нельзя доверять!
Пока!
Халявий подпрыгнул, помахал ручкой и
улепетнул, не дожидаясь вечера. Председатель В.А.М.П.И.Р. остался наедине со
своей добротой. И тотчас холодной каменной глыбой на него навалился гуманизм и
взял за горло жесткими татуированными пальцами…
* * *
Вечером, часов около семи, Дурнев надел
корону, натянул ботфорты своего пращура и в ожидании Малюты стал прохаживаться
по комнате, от скуки пронзая шпагой графа Дракулы шторы и диван. Мудрая такса
Полтора Километра, не желая сгореть в огне его воинственного пыла, утащилась в
комнату Пипы и замаскировалась среди мягких игрушек.
– Ну попадись мне этот Скуратофф! Я отучу
его писать хамские письма! – бубнил президент фонда вампиро-российской дружбы.
Однако сначала пред его грозные очи явилась
тетя Нинель, только что распрощавшаяся с Айседоркой. Тетя Нинель опасливо
посмотрела на своего супруга, облаченного в сбрую короля вампиров. За энное
количество лет семейной жизни она научилась ловить его закидоны на подлете.
– Что это за брутальные фокусы, Герман?
Немедленно вытащи шпагу из спинки кресла! И впредь, прежде чем портить старую
мебель, купи новую! – сурово сказала она.
Дядя Герман уперся в кресло ногой и с усилием
выдернул из спинки шпагу графа.
– Нинель, тебе придется уйти! Сегодня
вечером я жду гостя! – заявил он.
Тетя Нинель зло прищурилась.
– Секретаршу свою ждешь? Бедная тупая
девочка мечтает найти на клавиатуре «пробел», и больше некому ей показать?..
– Нинель, что ты городишь?
– Не дождешься! Я предупредила охранников
внизу, они будут палить во все, отдаленно на нее похожее! Лучше перестрелять
десять лишних девиц, чем пропустить одну такую дрянь!.. И вообще, Германчик, мы
с Айседоркой тоже подумываем взять себе секретаря! Красавец-мужчина, а как
шампанское открывает! Лишних десять бутылок купишь, только чтоб полюбоваться!
Дядя Герман с тревогой звякнул шпорами. Он
смутно сознавал, что жена его дразнит, но все равно попался на крючок.
– Какой еще красавец-мужчина? –
спросил он мрачно.