ПЗХФЧЩ! - читать онлайн книгу. Автор: Всеволод Бенигсен cтр.№ 28

Когда же адвокат Коржикова спросил, правда ли, что ее муж грозился убить обвиняемого, призналась, что да, было дело.

— Так он и меня с дочкой грозился убить, — пожала она плечами, — так что ж теперь, каждое слово к делу подшивать?

Она повернулась к залу за поддержкой, и там раздался одобрительный гул — действительно, глупости всякие скрашивают. Судья застучал молотком, восстанавливая тишину, и вызвал в качестве свидетеля соседа Коржикова, пенсионера Белова.

Старик был, как многие одинокие люди, крайне словоохотлив, и судье стоило большого труда заставить говорить пенсионера по делу — тот все время сбивался на посторонние темы: от цен на продукты до пойманной в прошлом году щуки. Наконец, они совместными усилиями вырулили на Коржикова, и прокурор спросил, был ли знаком свидетель с обвиняемым.

— А то, — охотно откликнулся Белов, — говно-человек.

— Ну спасибо тебе, дядя Коля, — хмыкнул Коржиков, но как-то беззлобно.

— Да на здоровье, — весело ответил ему пенсионер и пояснил остальным: — Ну, я в том смысле, что человек он так себе, на троечку. Мы ж соседи. Так вот он у меня деньги до получки постоянно стреляет. И я даю. А когда я его в прошлом месяце попросил в долг, так он не дал. Это по-людски, что ли? Да убивать таких надо. Так что сажайте его на здоровье — нам хуже не будет.

— Свидетель, — вкрадчиво начал адвокат. — Вот обвиняемого, похоже, вы не очень жалуете.

— Ну да, — согласился старик.

— А правда ли, что в прошлом году вы его попросили помочь вам разрешить конфликт с соседом из-за машины, которую тот всегда ставил перед вашим гаражом?

— Было дело, — охотно кивнул Белов. — Тут врать не буду. Андрюха пошел со мной.

Он повернулся к Коржикову и, расплывшись в благодарной улыбке, радостно потряс над головой сложенными ладонями — мол, мир, дружба; держись, Андрюха, — свои не сдают.

Этот жест внезапной солидарности после определения Коржикова как «говно-человека» никого в зале не удивил. Там никто даже не шелохнулся. Только один из зрителей наклонился к соседу и громко прошептал: «Хороший мужик». Причем не было ясно, кого он конкретно имел в виду.

— То есть Коржиков пошел с вами, хотя ваш сосед был настроен агрессивно? — продолжал давить адвокат, явно пытаясь обелить своего подзащитного.

— Агрессивно настроен? Сосед? Да не-е, — поморщился Белов. — Ну, мне ключицу выбил и Андрюхе бровь разбил. Но это потому, как не разобрался, что мы к нему с миром пришли. Увидел у меня разводной ключ в руке и, видать, с перепугу на нас бросился.

— И Коржиков, конечно же, сразу полез в драку, — хитро подытожил адвокат.

— Не-е-е, зачем? — удивился Белов. — Он говорит, давайте все мирно решим, зачем драться? Ну и потом сели, выпили и все мирно решили. Правда, потом все равно подрались, но это уже по другому поводу.

— То есть, по-вашему, Коржиков — человек миролюбивый, сам в драку не полезет? Так получается?

— Получается так, — уверенно кивнул пенсионер.

— А вы говорите «сажайте на здоровье». Так, может, и не надо сажать?

— Не надо, — удивился старик. — Я это так сказал, для солидности. Чтоб не думали, что я его выгораживать буду. Зачем же вы за слова цепляетесь? Нехорошо.

В зале тоже зашептались — мол, действительно, чего это адвокат на пенсионера взъелся. Адвокат смутился и сел.

Едва судья отпустил старика, как на авансцену вышел Никита Брянцев, друг погибшего. Он как раз и был тем самым «корешем» Шувалова, который разбил Коржикову губу. Его показания отличало все то же дикое расхождение в таких общепринятых (и, казалось, общепонятных) терминах, как «избиение», «угроза», «насилие» и пр. Казалось, все участники процесса живут в каком-то параллельном мире, где любая травма воспринимается как досадная неизбежность, смерть как естественное продолжение жизни, а сама жизнь как неприятная дополнительная нагрузка к смерти. Вроде похмелья к пьянству. Казалось, скажи им, что после смерти человек больше не воскреснет, не пойдет пить пиво, не сядет смотреть телевизор, они всё так же искренне удивятся, как сейчас удивлялись непонятливости прокурора, адвоката и судьи. А может, просто пожмут плечами — мол, всякое бывает, ну, не воскреснет и не воскреснет. Казалось, у любого ребенка было бы больше интереса к вопросам жизни и смерти, чем у всех этих людей.

Это явно сбивало с толку адвоката, прокурора и судью, зато совершенно не смущало народ в зале, который открыто поддерживал фигурантов дела и с пониманием относился к любым логическим зигзагам с их стороны. Тут не было ничего удивительного, ибо это был их мир. Мир, куда не проникала обычная логика и привычное здравомыслие. Мир, куда не смогли бы пробиться никакие самые образованные прокуроры и адвокаты. Мир, где не было места реальности, ибо жизнь в этом мире была сон. Именно поэтому зрители смотрели на обвиняемого и свидетелей с таким понимающим вниманием. Для них это было как сон, где ты одновременно и говоришь, и видишь себя говорящим со стороны. И тебя это нисколько не смущает, потому что пока ты во сне, все нормально и все допустимо.

Например, когда адвокат спросил Брянцева, действительно ли тот избил обвиняемого, свидетель только пожал плечами.

— Ну, вот еще. Никто никого не избивал. Мы вообще никого не собирались бить. Мне просто Шувалов говорит, что мужик попался агрессивный, надо с ним по-мужски поговорить, чтоб не думал, что он типа здесь за пахана. А Коржиков сразу в бутылку полез: «Да я, да ты, да я вас всех». Мне в лицо плюнул зачем-то. Ну, я ему под дых и врезал. Может, еще слегка лицо задел. Но не сильно — типа нос или губу расквасил, я даже как-то не понял. А потом уже стемнело, а у меня утром смена. Ну, мы и ушли.

— Значит, факт избиения все-таки имел место? — продолжал гнуть свою линию адвокат, которому было выгодно, что его клиента избивали, оскорбляли и провоцировали.

— Да нет, — снова пожал плечами Брянцев. — Я ему просто слегка в лицо двинул. Ну и в грудь. Ногой, — добавил он после паузы и почесал шею. — Разве ж это избиение? И потом он первый в меня плюнул.

Больше из Брянцева адвокат ничего выбить не смог и отпустил его с миром.

Потом вышла последняя участница процесса — жена обвиняемого. Первым делом прокурор спросил, не показалась ли ей вся ситуация с принесенным чужим котом странной. Она, точь-в-точь как выступавший до нее Брянцев, пожала плечами:

— Да нет. Чего ж тут странного? Мой муж животных любит. Он однажды ежа принес. Мы его два дня покормили, потом выпустили. Его еще потом Валерка-сосед по пьяни своим «жигулём» переехал. Потом еще в столб врезался. А тут приносит кота худющего какого-то.

— Кто? Валерка? — встрял судья, начиная путаться и местоимениях.

— Да при чем тут Валерка?! Вы меня что, совсем не слушаете, что ли? Муж мой, Коржиков, чтоб ему пусто было! Ой, в каком же он виде был. Кожа да кости! Видели б вы его!

— Кого? — спросил судья.