Куплю чужое лицо - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Дышев cтр.№ 51

– В целом – верно, – заметил Житейский. – Особо я хочу отметить, что данный тип ищет себе врагов. В случае с Кузнецовым – это наркомафия, с которой он борется и даже делает, по его словам, пластическую операцию. Теперь – это некие враги, укравшие его научные разработки и изолировавшие его от общества, как только что мы имели честь с вами слышать.

Я сидел истуканом и кивал.

На обед нам принесли суп с макаронами и манную кашу с котлетой. После чего всех нас сморило.

Вечером на меня навалилась тоска. С помощью пособия для «съезжающей крыши», конечно, можно было заработать диагноз шизика и получить путевку в психиатрический стационар. И застрять на неопределенный срок. Что хуже – палата для душевнобольных или камера для преступника, осужденного за особо тяжкие преступления? Мои размышления прервал Груда Мяса.

– Володя, как думаешь, мой роман вернут?

– В любом случае он будет приобщен к делу.

– А похоже получилось, когда я косил под дурачка?

– Не очень. Тут важны детали. Если разрабатываешь космическую тему, надо расширять диапазон. Например, требовать, чтобы пищу подавали в тюбиках. А если не будут – выплескивать ее в потолок, для невесомости. Сделай себе из постельного белья космический скафандр. Запрещай открывать форточки, потому что за окном – безвоздушное пространство. Ну, и ввиду лимита воды на космическом корабле, можно еще хлебать свою мочу.

Груда Мяса вздохнул.

– Следователь, когда раскалывал меня на мои подвиги, обещал, что меня на сто процентов признают невменяемым.

– А мне, Володя-джан, как думаешь, запишут, что я с головой не дружу?

Похоже, я стал консультантом. Роль «психиатра» приходилось отрабатывать.

– А ты вообще бездарь! Тоже мне вампир. Устроил истерику – кровь, видите ли, не та! Да ты каждый день должен требовать в рацион стакан свежей крови. А если не принесут, напейся своей кровью.

– А как это?

– А укуси себя за шею!

Циферблат молча слушал мои советы, потом поднялся с кровати и стал шагать из угла в угол.

– Вот я думаю, если человек – дурак, может, ему и срок меньше дадут. А в натуре, дурь является смягчающим обстоятельством?

Пришли к выводу, что не является.

– Вот я и думаю, что лучше: в дурку или на зону. На киче париться, ясное дело, привычней. А в дурдоме крыша и в натуре съехать может… А ты, Володян, как думаешь?

– Я думаю, надо когти рвать.

Стало тихо.

– Но сначала надо дождаться результатов экспертизы.

На следующий день после завтрака меня отвели к Житейскому. Справившись о здоровье и настроении, он заметил:

– Мне понравилась ваша шуточка насчет укуса в свою шею. Только вы больше не советуйте Рыльковскому портить казенное имущество. Мочу пусть пьет, если хочется. А в деле запишем: прошел курс уринотерапии.

– Вы подслушивали. Ай-яй-яй! Ветра перемен не выдули кагэбэшное нутро вашего учреждения.

– А вы демократ, Владимир Иванович?

– Лошадиные шоры, которые вы надеваете нам, томящимся здесь, не по размеру. Даже если вы нас упакуете в большущие оболочки, мы их все равно будем срывать с чувством обновления. А потом с удовольствием сожжем их на центральной площади.

– Интересно…

– Кусать ближнего по поводу и без оного, доктор, очень приятно. Вы внимательно слушаете меня? Да… Во-первых, удобно, потому что – ближний. Во-вторых, безопасней, знаешь, что простят, как бы то ни было. Маленькие люди, скажу вам, как маленькие шавки, сознавая, что не могут укусить, как волкодав, кусают в самые болезненные места. Чего не сделаешь, чтобы причинить боль, профессор! Для этого необязательно наступать на любимую мозоль. В порыве озлобленности можно нагадить и в тот колодец, откуда и сам хлебаешь. Не беда, что с дерьмом, зато и ближнему хреново… Вот вы обозвали меня демократом. А кто вы и ваша система? Зачем вы лишили нас Бога? Ведь человек, даже все попирающий, все равно один на один остается маленьким, со своими болячками и страхами, со вздрагиваниями до обморока, – когда вдруг выпадет из шкафа старый картуз или спрятанная женой бутылка водки. Он бесстрашен на людях, бьет себя кулаком в грудь, а во снах кается и чувствует себя уродцем. А умирая, он боится и тщетно (но лишь для молчаливо-скорбного или любопытного окружения, профессор!) старается «остаться самим собой». Но в душе у него – ледяной страх… Мне сегодня ночью приснился сон. На глазах коллекционера давили сапогами фигурки из слоновой кости, которые он собирал всю свою жизнь. А кто-то рядом жег рукописи на глазах у автора.

– Это все любопытно. А вы можете кратко изложить на бумаге свои взгляды?

– Легко.

– А я пока тоже оформлю некоторые свои записи.

Я взял предложенный лист и написал фразу, крутившуюся у меня со вчерашнего дня: «Кривая кривулька выкривела кривизну кривости кривоватого кривляки».

– Пожалуйста!

Житейский, наморщив лоб, несколько раз перечитал фразу.

– Кривляка – это кто?

– Вы.

– Я?

– Да. Потому что крайне скверно играете роль врача-психиатра.

– Вы, наверное, хотите, чтобы в заключении экспертов в отношении вас значилось «невменяем»?

– Рассказать историю, профессор? Мой сосед по коммунальной квартире по кличке Кубик Рубика по утрам всегда копошится в перине, она досталась ему от прабабушки. Он уверяет, что там живет насекомое, которое его постоянно кусает. Он кричит от бессилия, проклинает прабабушку, считая, что ее вредный дух переселился в это насекомое. Вот вам пример перевоплощения. Таковы законы жизни. Кстати, прочитайте рассказик Франца Кафки «Превращение». Там как раз про это.

– Это ведь вы украли у меня справочник по психиатрии?

– Позаимствовал.

– Хотите, чтобы вам записали еще и клептоманию?

– Вы обладаете потрясающей проницательностью. Не бойтесь, я верну вам эту жалкую книжонку. Все это – неудачные перепевы моих научных разработок.

– Ну, все, на сегодня достаточно.

– Житейский, вы выглядите утомленным. Я должен провести с вами курс психотерапии.

На этом наша беседа закончилась.

В палате царило уныние. Рыльковскому объявили, что «психушки» ему не видать, так как он вполне вменяем, и теперь ему «светил» приговор к пожизненному заключению. Он лежал на койке кверху брюхом, и никто не осмеливался нарушить могильную тишину.

– Может, кал попробовать? – спросил у меня Рыльковский, считая меня поднаторевшим в психиатрии.

Я живо представил, какая будет в палате вонища, и категорически отсоветовал.

– Ни в коем случае. Употребление своих экскрементов характерно для больных в поздних периодах психических болезней, когда у них уже произошел распад личности.