Таня Гроттер и трон Древнира - читать онлайн книгу. Автор: Дмитрий Емец cтр.№ 27

– Пусть только попробуют не взять мою девочку! Мы ихний «Старс» на танке переедем! Мне Айседорка обещала! – говорила она.

Ради того, чтобы всегда иметь наготове танк и роту спецназа, мадам Дурнева даже возобновила отношения с Айседорой Котлеткиной.

Уезжая, тетя Нинель оставила дяде Герману парадный костюм и начищенные ботинки, но такса оказалась шустрее, и вот уже полчаса Дурнев гонялся за ней, подвергая воровку резкой критике. Такса была стара, такса была глупа, но одно она умела делать превосходно – короткие лапы позволяли отлично прятаться под мебелью.

Можно было заглянуть в шкаф или поискать в коридоре другую пару обуви, но упрямый депутат вбил себе в голову, что ему нужен именно этот ботинок и никакой другой.

Наконец за час до телемоста дядя Герман сдался. Распахнув шкаф-купе, он принялся бестолково дергать все ящики подряд, пока не добрался до нижнего. Не успел самый добрый депутат потянуть его на себя, как что-то загрохотало, ящик распахнулся, словно от мощного пинка, и из него, позванивая шпорами, выскочили высокие черные сапоги.

Замерев, дядя Герман взволнованно хрюкнул. Он был тронут. Ледяное сердце потекло у него в груди, как растаявшее мороженое.

– Я давно о таких мечтал! Нинель наверняка припрятала их к моему дню рождения! Какая она у меня умничка! – сказал он себе.

Пока Дурнев, закатывая глазки и млея, любовался сапогами, из-под дивана с ловкостью бывалой диверсантки вынырнула такса Полтора Километра. Подкравшись к крайнему сапогу, такса хотела схватить его, но, принюхавшись, завыла и, поджав хвост, затрусила в коридор. Здесь ее можно было легко поймать, но дядя Герман уже забыл о ней. Все его внимание было приковано к сапогам.

Решившись, он сбросил с ноги ботинок и, натянув сапоги, подошел к зеркалу. Сердце у него сладко защемило.

– Вот это шик! Кто теперь посмеет сказать, что я не красавчик? Все мои завистники откинут копыта! – воскликнул он.

Крутясь перед зеркалом, Дурнев щелкнул каблуками. Серебряные шпоры, столкнувшись, зазвенели. В комнате что-то полыхнуло. Ослепленный дядя Герман машинально закрыл глаза и заслонился рукой. Он, как некогда Генка Бульонов, решил, что в люстре взорвались сразу все лампочки.

Но люстра была тут ни при чем. В этом дядя Герман убедился, когда вновь открыл глаза. А еще он увидел, что посреди комнаты, с любопытством озираясь, стоит щуплый человечек с красным лоснящимся носиком, украшенным кучей мелких прожилок. Волосы у него были темные и жесткие, как проволока. Одет он был в черный халат с вышитыми на нем рунами – такой просторный, что он подошел бы и тете Нинели. На вид человечку можно было дать лет тридцать.

Ненадолго задумавшись, дядя Герман принялся методично оглашать окрестности призывными воплями. Толстые перекрытия правительственного дома равнодушно проглатывали хриплый рев Дурнева. А работавший у Айседоры Котлеткиной телевизор старательно умножал могучие децибелы перспективного политика на ноль.

– Слуга, ты здесь один? Где он? Отвечай, где? – потребовал человечек, выходя из прожженного в ворсе ковра круга у своих ног. (Бедный новый ковер тети Нинели!)

– Кто? – шепотом спросил дядя Герман.

– И ты еще спрашиваешь: кто? Твой хозяин Моцарт!

Стоило самому доброму депутату неосторожно ляпнуть, что Моцарт умер, как красноносенький залился лающим смехом.

– Умер? Ты говоришь, Моцарт умер? Да будет тебе известно, ничтожный, он пока жив!

Дядя Герман окончательно убедился, что к нему в квартиру забежал псих. «Наверное, Нинель забыла закрыть дверь! – догадался он. – Лучше ему поддакивать, а потом вызвать психиатричку».

– Вы хотите сказать, что вы сами Моцарт? Простите, маэстро, что сразу вас не узнал! – с воодушевлением воскликнул Дурнев. А сам уже приглядывался с опаской, нет ли в руках у психа ножа.

Красноносенький вскинул руку. На безымянном пальце у него блеснуло толстое кольцо со сверкающим камнем. «На бриллиант похоже, но, конечно, фальшивка. У психов все ценное санитары отбирают», – подумал дядя Герман.

– О нет, ничтожный, я не Моцарт! Я Сальери! Пади же предо мною ниц! – страшным голосом прогрохотал красноносенький.

Дурнев на миг остолбенел, но сразу взял себя в руки.

– Конечно, конечно… Тот самый, что отравил Моцарта! – подсказал он, прикидывая, сумеет ли добраться до телефона и позвонить.

Красноносенький замер.

– Тебе известно, что я задумал? – спросил он глухо. – Ты знаешь про чашу с ядом? Теперь я должен убить и тебя! Умри, несчастный!

Псих величественно поднял руку. Камень на его кольце уставился прямо в грудь дяде Герману.

– Вспышкус гробулис!

Открыв рот, дядя Герман наблюдал, как по воздуху к нему неотвратимо приближается пылающая алая точка. Она уже почти коснулась его груди, но тут в ящике у него за спиной раздался странный звук, будто что-то выдвинулось из ножен.

Алая точка порозовела и погасла, слегка опалив самому доброму депутату галстук.

Красноносенький задумчиво посмотрел на свое кольцо. Он явно ожидал иного результата и был разочарован.

– Ага! Не вышло, ты под чьей-то защитой… Ладно, пойдем другим путем! – пробормотал он.

Псих подскочил к бару и, выудив оттуда бутылку красного вина, стал деятельно засыпать в нее через горлышко какой-то порошок.

– Ничего, что не из бокала? Давно не виделись, старина! Выпьем на радостях вина! – лживым голосом сказал безумный Сальери и, держа в руках бутылку, зашаркал к дяде Герману.

Дурнев учащенно заморгал. Он опасался не столько отравы, которую не собирался пить, сколько самой бутылки. Сумасшедший приближался к нему походкой страдающего радикулитом балетмейстера.

– Ты куда спешишь, братан? Выпьем с горя, где ж стакан? – напевал он, вихляя коленями.

От ужаса в голове у дяди Германа все смешалось. Одна из рун на халате красноносого показалась ему похожей на морковку. Это был уже перегруз, последняя соломинка, которая ломает спину верблюду. Глазки у самого доброго депутата собрались в кучку.

– Не подходите ко мне, я кролик Сюсюкалка! Я могу здорово лягацца! У меня сильные задние лапы! – завизжал он.

Псих от неожиданности остановился. Воспользовавшись этим, дядя Герман повернулся к нему спиной и неуклюже, точно мул, лягнул его сапогом. Благодаря тяжелым сапогам удар вышел на славу. Сальери опрокинулся и, присев, стиснул виски руками. Мало-помалу выражение его лица менялось. Оно стало веселым и даже легкомысленным. Он удивленно, словно увидев его в первый раз, уставился на самого доброго депутата.