Поджигательница звезд - читать онлайн книгу. Автор: Инна Бачинская cтр.№ 51

– Строго, – согласился мужчина. – Я Вадим Петрович. С кем имею честь, так сказать? И по какому поводу?

Шибаев представился и сказал:

– Я хотел бы поговорить с вами о Радловиче.

– Нашел все-таки, – отозвался Костарчук. – Ну, пошли, поговорим.

Он, не торопясь, закончил одеваться и, не глядя на Шибаева, зашагал в сторону от лагеря, к лесу.

Шибаев помедлил, и Вадим Петрович сказал, оглянувшись:

– Боишься? – после чего Александр решительно зашагал следом. – Как ты вышел на меня? – спросил начальник лагеря, когда они уже углубились в лес.

– Через участкового Дыбенко, Павла Никитовича, он уже на пенсии, но то дело помнит.

– Я так и думал, что толковый следак докопается. Что он тебе рассказал?

– Что в восемьдесят шестом, в сентябре, на генеральской даче задержали четверых – двоих пацанов-подростков, Радловича и Костарчука, а также известного*censored*гана Вову Семенова и *censored*тку по кличке Марина Влади – настоящего имени ее он не помнит. Они ничем особенным там не занимались, сидели, травили байки, пили водку и ели хозяйские консервы. Соседи заметили свет в пустом доме и вызвали милицию. До суда дело не дошло – пацанов отпустили, надрав уши, Вову пожалели, ему оставалось полгода до армии, решили не портить биографию, а женщина вообще неизвестно куда делась.

– Все правильно, – сказал Вадим Петрович. – Мы там действительно ничего не делали, просто сидели, и Вова учил нас «правде жизни», как он это называл. Пили, правда. У генерала всегда бухло было. Все, кроме Васи. И эта Марина Влади… Вова называл ее Машкой, ох, и оторва была! Причем ей уже было под тридцать, а то и больше – пропитая, потасканная, матерщинница. А мне интересно – взрослая баба, и Вова ее пользует! Как сейчас помню – на правой руке над большим пальцем у нее была татуировка – синяя птичка с крыльями вразлет, не то ласточка, не то стриж.

Вася приходил сюда недели две назад, принес газету с заметкой про выкопанные останки. Там не говорилось, чья дача, но мы поняли. Был Вася сам не свой, сказал, что это Божья кара нам…

– Вы знаете, кто эта женщина?

– Знаю. Марина. Машка.

– А кто ее убил?

– Вова убил. А мы… – Он замолчал.

– Где сейчас Вова?

– Его убили через полгода на проводах в армию. Вот я и думаю, впаяли бы ему за*censored*ганство годик, остался бы жив. Хотя не факт. Вася верил в судьбу. Я не верю, но нет-нет, да и шевельнется мыслишка – а вдруг? А вдруг есть и воздаяние, и возмездие, и судьба…

Я тогда успокоил его как мог, сказал, что искать не будут, столько лет прошло. Но его не нужно было успокаивать, он не боялся. Я больше себя успокаивал. Я испугался, я! Толковый следак раскопал бы ту историю запросто, нас бы потянули, и Вася бы все рассказал. Он и так долго молчал, мучился. А мне есть что терять. Этот лагерь… знаешь, чего стоило открыть его? Два года мы обивали пороги, просили денег, кричали «караул», спасайте детей! Всем пофигу. А подростки – самые несчастные люди на свете. Постоянный конфликт со взрослыми, неуверенность, истерики, страх, что выкинут из стаи, затравят. Не дай бог отбиться от стаи! Отсюда пацанский гонор, дурацкий «кодекс чести», свои понятия, изломанность. Ломают свои судьбы, подпадают под дурное влияние. А сколько их кончает жизнь самоубийством? Наркоманят, пьют, убивают. Психологи говорят, что самые страшные преступники – подростки, никаких тормозов, извращенная мораль, неумение дать оценку поступкам. Прекрасно помню, сам такой был… – Он сорвал лист, размял в руке, поднес к носу.

– У меня отец пил по-черному, прорабом на стройке работал. Пьяный, гонял мать и меня, пока я однажды не дал сдачи. Я сильный был, здоровый, признанный дворовый лидер. А Вася… У него одна мать была, приемщица в телеателье, незаметная, всегда в черной одежде. Когда она заболела, к ним переселилась ее старшая дочь, монашка, ушла из монастыря. Такая же черная и незаметная, в черном платке. Помню, мы подглядывали за ней, нам было интересно, и Васю дразнили «монахом», всякие словечки обидные выкрикивали, а он только смотрел… глаза у него были очень светлые, голубые, прямо светились, и такое выражение, будто видит он что-то такое, чего никто не видит. Видит и улыбается внутри себя, всматривается, уходит куда-то. Помню, как зимой я сорвал с него кроличью шапку, и мы стали играть в футбол этой шапкой, представляешь? Я до сих пор, как вспомню, аж кишки сводит! А он стоит с «голой» головой, мороз сильный, смотрит на нас, а в глазах – свет, и ни страха, ни злобы! Только свет. Тут меня и перевернуло всего, стыд проснулся и жалость. Поднял я его ушанку, отряхнул, нахлобучил на него, вроде как с понтом – на, мол, не реви, а он сказал: «Спасибо».

Он рисовал хорошо, я, как увидел, прямо обалдел. «А самолеты можешь?» – спрашиваю. Он кивнул и несколькими штрихами нарисовал самолет в пике. Я прямо рот разинул. Он мне свои рисунки показал, из сказок, иконы, зверей. Я стал у них бывать. Думал, монашка крик поднимет, а она скользит по комнате, глаза опущены, и сразу на стол несет – то борщ, то просто чай. Мы едим, а она стоит на пороге, к стене прислонилась, и смотрит на нас. У них была любовь, а в нашей семье одна злоба и крик.

Он всюду за мной таскался, а я много лет спустя понял: он боялся за меня! Оберегал. Слабый Вася оберегал меня, здорового бугая, которого и взрослые мужики трогать не решались. А теперь я думаю, может, и правда уберег? И в драках я уцелел, и на зону не пошел, и с войны вернулся. Девять месяцев успел повоевать, а потом еще столько же по госпиталям провалялся. И писал он мне каждый день, и приезжал часто. Сидит, молчит, а мне легче делается.

Когда Магда, сестра Васина, позвонила и сказал, что его убили, я… поверишь… Как убили? Кто? Божьего человека?

Он замолчал, и они некоторое время шли молча. Лес вокруг был пронизан косыми лучами закатного солнца, тишина стояла удивительная, но ухо улавливало в ней мелкие звуки, вроде треска ветки, упавшей сосновой иголки, шелеста беличьего хвоста…

– Васю убили на даче генерала, той самой. Скажешь, не судьба? Мне понятно, почему он пошел туда, хотел посмотреть, его тянуло туда. Это Вася… со своими понятиями. А что случилось там? Кто и зачем? – Он повернулся к Шибаеву. – Ты знаешь?

– Нет. Там никто не живет. Случайность, стечение обстоятельств. Там кто-то был и, похоже, Вася его спугнул. Не знаю.

– Мы не убивали ее, эту Машку. Когда нас отпустили, я себя не помнил от радости, думал, я теперь к этому Вове Семенову и близко не подойду. Прошел месяц, он появился и предложил отметить начало его армейской службы. А призыв через полгода! Ну, я и повелся. Вася не хотел идти, но потом пошел. И снова на генеральскую дачу, ухарство какое-то, все, мол, трын-трава. Сидели тихо, как мыши, на кухне, киряли, разговаривали. Свечка горела, а чтоб не сильно свет видать было, занавесили окно. А потом Вова и Машка ушли наверх в спальню, а мы остались. Ну, слышали, конечно, ее визг, его смех. Вася просил меня уйти, а я как прилип, только наливаю себе, и все на мне дыбом – у меня женщины еще не было.