Беда - читать онлайн книгу. Автор: Джесси Келлерман cтр.№ 18

Это хирургия, брат. Жри дерьмо и зови его паштетом.

Он приезжал к 5.25 — подготовиться к обходу, собрать инфу. Стоя у поста медсестер, Джона колотил по клавиатуре старого компьютера, копируя данные из основной таблицы и перенося их в таблицу своей группы. Простое с виду дело занимало полчаса, потому что компьютеры не были соединены в сеть, а дежурившие в ночь интерны неизменно вводили новые сведения в один комп и забывали об остальных. В результате в каждом компьютере списки пациентов и данные по ним слегка отличались. Третьекурсники носились по приемной, сбрасывали данные на диски, которые покупали, между прочим, за свои кровные.

Потом обход. Лозунг Иокогавы: К кишкам крепится зад. Только зад, не пациент, нефиг с ним рассусоливаться. Вводные и выводы: как ел, писал, какал. Кровь, газы, рвота. Сердце. Дыхание. Послеоперационные швы? Температура? Как только оклемается, срочно вон с койки. ВСК и ВЗД. Citissimo или НТД (напрасно тратите деньги). Койкооборот превыше всего. Кто не поспевает крутиться — девчонка, плакса, РЕП (руки ему поотрубать).

Всякий раз приходилось выслушивать симптомы и жалобы, которые разрастались за ночь, словно крокусы. Пока я тут оправляюсь от гистероктомии, дай-ка вся покроюсь сыпью, словно бы рассуждали эти больные. А может, добавить конъюктивит? Пневмонию? Чего пожелаете? Пациенты молили и ныли и цеплялись руками в печеночных пятнах за обвисшую грудь. У них воняло изо рта, кожа обвисала, метастазы расползались по всему организму, чтобы рано или поздно его прикончить. Они страдали недержанием, но жаловались на больничную диету. Обижались, что никто не выслушивает их воспоминания. Капризные старики и старухи, сошедшие прямиком со страниц «Дома Бога». [9] Каждый раз Джона убеждался, как прав был его отец: все виды медицины — лишь разделы гериатрии.

Джона (или Лайза, или Нелгрейв, всегда чертов Нелгрейв) стояли возле койки, оживленно обсуждая работу сфинктера и ректальный свод, — Джоне свод представлялся в виде помещения, запертого огромным коричневым замком. Все документы в ректальном своде, агент 007. Произойдет самоуничтожение. Гваяк, пока не поздно. [10]

Но главная задача студента во время обхода — тащить «корзину», бирюзовый тазик (такие подставляют пациентам во время рвоты), заполненный бинтами, готовыми повязками, ножницами, шприцами, перчатками. Хирургические наклейки трех размеров: если ординатор потребует средний размер, а в тазике остались только малый и большой, Земля остановится со скрипом и будет ждать, пока ты сбегаешь в кладовку. Лубрикант — в неиссякаемых количествах. Особенно тут, в желудочно-кишечном. Йокогава подставляет перчатку: «Мажь, Супермен!» Джона превращается в торговца хот-догами, пальцами-сосисками.

Считай, повезло, если схомячил батончик по пути в операционную. Чаще — не успел, проведешь не жрамши восемь, десять часов на ногах: колэктомия, удаление кишечного полипа, аппендикс за аппендиксом. Он надрезал, раскрывал, отсасывал, зашивал. По локти в шовном материале, учился сперва завязывать узел двумя руками, потом одной, а как-то провел целую операцию в метафизических размышлениях о возможности завязать узел без рук.

На резекцию кишечника ему выдавали степлер — в фильмах восьмидесятых так выглядело «оружие будущего». Приготовьтесь, противным электронным голосом говорило оружие. Ассистент кивал, и Джона давил курок.

Есть!

Попал прямо в кишочки.

Он видел уже немало хирургов. Курт Бурбон собирал свои операции в два блока по восемнадцать часов, освобождая себе вторник, четверг, пятницу, субботу и воскресенье для внебрачных похождений. «Браток» Альберт Закариас, Доктор Хип-Хоп, оперируя, во весь голос распевал «Настоящий ниггер не помрет». Эллиот Штайнбергер, долговязый, пузатый, лысеющий, но в нем все никак не умирал прежний Лотарио, и тоска по юности прорывалась бесконечными монологами о том, какие знойные у его дочери подружки. Тринадцатилетние, да. А что в этом дурного?

После обеда составлялся график операций на следующий день. Из уважения к приватности его нельзя было вывешивать на всеобщее обозрение. Кому надо — пусть он ординатор или сам хирург, — добро пожаловать на медсестринский пост за информацией. На самом же деле команда отряжала Джону снять с расписания ксерокопии, пустяковое задание, если б не приходилось расталкивать локтями таких же студентов-невротиков, отправленных другими командами. Все рвали друг у друга из рук папку в синем переплете, искали расписание своего хирурга, совали нужный лист в ксерокс, который срабатывал лишь от правильного тычка бедром. Настырные студенты ксерили слишком много экземпляров и оставляли их в поддоне или же выбрасывали, не порвав, в мусорное ведро, — вот тебе и приватность, смысл-то был составлять расписание в единственном экземпляре.

Перед вечерним обходом Джона пролистывал карты пациентов, отмечал данные за день, вносил результаты анализов. Анализы самому себе диктовать — все равно что учить число «пи»:

Ким Хун Ю натрий 135 калий 3,9 хлориды 101

Блэквелл Б. натрий 144 калий 4,2 хлориды 106

И так далее, по тридцать чисел на пациента.

Работа становилась увлекательной, когда цифры зашкаливали или же падали ниже плинтуса. Тут, по крайней мере, Джону охватывало изумление перед устройством человеческого тела. И он с благоговением думал: бедный чувак не дотянет до вечерней телепрограммы.

Он плавал в жаргоне, тонул в аббревиатурах. ABG, BIH, COPD, DDx, EGD, FAP, GERD, HCT, IBD, JVD, LLQ, NGT, ORIF, PICC, SBO, TURP, VAD, XRT, ZE. Знакомые слова приобретали новое значение. «Капуста» — не овощ из салата и щей, а К-А-байпас, шунтирование коронарной артерии. И «Пасть» — не чья-то глотка, а Прицельная Абдоминальная Сонограмма Травмы. Словно в рэперском клипе отовсюду неслось: ПРНИ, СЕКАС, ЩЛКА, а главное — ХО!

Точно суеверные старухи, рак они шифровали двумя буквами — СА. В слове «сантиметр» первый слог произносили с гнусавинкой, будто в больницу завезли словечки от лягушатников. Головокружительная воронка Медикода, непостижная бездна, разделяющая больных и целителей, непосвященных и избранных. Словарь сложный, зато элитарный, и стоит его усвоить, как нормальный разговор становится бессмысленным. Неудивительно, что врачи женятся на врачах и медсестрах. Реальный мир нереален.

Здесь привыкаешь к немыслимому. Здесь человечество сводится к умирающему младенцу, к патриарху в окружении жадных наследников. Персонал, пациенты, их родственники — у каждого своя роль, реплики из мелодраматических сериалов. Джоне казалось, что стоит раз увидеть, как работают легкие, — и никакие изыски фантазии уже не увлекут. Не странно ли, что после этой драмы — реальной драмы — интерны торчат на досуге в холле и смотрят сериалы об интернах?

Гоняли его безжалостно. Имели во все дырки. Он прощал хирургам и заносчивость, и грубость: их подстерегают иски о халатности, показатели смертности норовят вырваться из-под контроля, откуда ни возьмись явятся выскочки с более умелыми руками. И Джона мог оценить их чудотворство изблизи, как не могли оценить пациенты, которые, очухавшись от наркоза, чувствовали себя еще хуже, чем накануне. Он хотел стать частью этого мира — и не хотел. Он устал. Его выжигала изнутри вина. Он не понимал, выживет ли. И все это — один день на работе.