Джек Ричер, или Я уйду завтра - читать онлайн книгу. Автор: Ли Чайлд cтр.№ 8

– Куда?

– Все равно.

– Короткий визит?

– Это лучшее, что может быть.

– Где вы живете?

– Нигде. Мой год состоит из коротких визитов в разные места.

– Где ваш багаж?

– У меня его нет.

Многие после этого задают еще вопросы, но Тереза Ли не стала. В глазах у нее промелькнуло новое выражение, и она сказала:

– Меня совсем не радует, что список оказался неверным. Я думала, там перечислены все определенные признаки, – она обращалась ко мне, как коп к копу, как будто моя прежняя работа имела для нее значение.

– Он оказался лишь частично неверным, – возразил я. – В том разделе, где говорится про самоубийство, все точно.

– Наверное, признаки были бы такими же, – не стала спорить она. – Но все равно получилось ложное распознавание сигналов.

– Лучше, чем наоборот.

– Наверное, – повторила она.

– Известно, кто она такая? – спросил я.

– Пока нет, но мы это выясним. Мне сказали, что на месте происшествия обнаружены ключи и бумажник. Вероятно, они помогут установить личность погибшей. Но зачем она надела зимнюю куртку?

– Понятия не имею, – ответил я.

Тереза Ли замолчала, как будто испытала сильное разочарование.

– Мир терроризма постоянно изменяется и развивается, – сказал я. – Лично мне кажется, что стоит добавить одиннадцатый пункт в список, касающийся женщин-смертниц. Если она снимет головной платок, мы увидим границу загара, такую же, как у мужчины, сбрившего бороду.

– Звучит разумно, – проговорила Тереза Ли.

– Я читал книгу, где объяснялось, что часть, касающаяся девственниц, – всего лишь ошибка перевода. Это слово имеет двойное значение. Оно появляется в отрывке, переполненном образами еды. Молоко и мед. Возможно, означает изюм. Такой сочный, пухлый, возможно, засахаренный или в меду.

– Они убивают себя ради изюма?

– Хотел бы я посмотреть на их лица.

– Вы лингвист?

– Я говорю по-английски и по-французски, – ответил я. – И, кстати, зачем женщине-смертнице девственницы? Множество священных книг переведены с ошибками. Особенно в тех местах, которые касаются девственниц. Даже, вероятно, Новый Завет. Кое-кто утверждает, будто Мария была не девственницей, а всего лишь женщиной, родившей своего первого ребенка. Слово взято из иврита. Авторы оригинальных текстов животы бы надорвали, если бы узнали, во что мы их превратили.

Тереза не стала комментировать мои слова. Вместо этого она спросила:

– Вы в порядке?

Я решил, что ее интересует, не слишком ли меня потрясло случившееся и не нужна ли профессиональная помощь. Может быть, она приняла меня за немногословного в обычной жизни человека, который сейчас слишком много болтает. Но оказалось, что я ошибся.

– Я в порядке, – ответил я.

Тереза слегка удивилась и проговорила:

– Я бы тоже жалела, что подошла к той женщине в поезде. Мне кажется, вы подтолкнули ее к самоубийству. Возможно, через пару остановок она бы сумела справиться с тем, что ее так расстроило.

С минуту мы сидели молча, потом крупный сержант просунул в дверь голову и кивком вызвал Ли в коридор. Я услышал, что они о чем-то шепчутся, затем Ли вернулась и попросила меня проехать с ней в участок на Западной Тридцать пятой улице.

– Зачем? – спросил я.

– Пустая формальность, – поколебавшись, сказала она. – Чтобы напечатать ваши показания и закрыть дело.

– У меня есть выбор?

– Вы можете отказаться, – ответила она. – Но в деле речь идет об израильском списке. Значит, имеются все основания говорить о государственной безопасности. Вы важный свидетель, так что нам по силам продержать вас у себя до тех пор, пока вы не состаритесь и не умрете. Лучше играть по правилам и вести себя как законопослушный гражданин.

Я пожал плечами и вышел вслед за ней из лабиринта станции «Центральный вокзал» на Вандербилт-авеню, где она припарковала свою машину – «форд краун викторию», без опознавательных знаков, побитую и грязную, но в отличном состоянии. Мы без проблем добрались до Западной Тридцать пятой улицы, вошли через величественную старую дверь, и Тереза Ли провела меня наверх по лестнице к комнате для допросов. Около нее она отступила назад и осталась в коридоре, дожидаясь, когда я войду внутрь, а потом закрыла дверь и заперла ее на замок.

Тереза Ли вернулась через двадцать минут с заведенным по самоубийству делом и мужчиной, которого я еще не видел. Она положила папку на стол и сказала, что мужчина ее напарник и зовут его Доэрти. Она добавила, что у него возникло несколько вопросов, которые ей, вероятно, следовало задать самой во время нашего разговора.

– Каких вопросов? – поинтересовался я.

Сначала она предложила мне кофе и спросила, не хочу ли я сходить в туалет. Я ответил утвердительно на оба ее предложения, и Доэрти проводил меня в конец коридора, а когда мы вернулись, на столе рядом с папкой стояли три пластиковых стаканчика, два с кофе и один с чаем. Я взял кофе, сделал глоток и решил, что он вполне приличный. Ли выбрала чай, Доэрти достался второй стаканчик с кофе.

– Расскажите еще раз все с самого начала, – попросил он.

Я так и сделал, очень сжато и только голые факты. Доэрти, так же как до него Ли, немного повыступал, обвинив израильтян в том, что я сделал ложный вывод. Я ответил ему то же, что и ей, сказав, что было бы гораздо хуже, если бы произошло наоборот. И что если смотреть на ситуацию с точки зрения поведения погибшей женщины, налицо имелись все признаки, описанные в израильском руководстве, вне зависимости от того, собиралась она покончить только с собой или намеревалась прихватить в свой последний путь еще целую толпу людей. Минут пять в комнате царила коллегиальная атмосфера, какая возникает, когда три здравомыслящих человека обсуждают интересный феномен.

Но потом тон разговора изменился.

– Что вы почувствовали? – спросил Доэрти.

– По какому поводу? – поинтересовался я.

– В тот момент, когда она выстрелила в себя?

– Обрадовался, что она не стала стрелять в меня.

– Мы – детективы из убойного отдела и обязаны расследовать все случаи насильственной смерти, – заявил Доэрти. – Вы ведь и сами понимаете? Это я так спрашиваю, на всякий случай.

– На какой случай? – спросил я.

– На случай, если данное дело окажется не совсем таким, каким кажется на первый взгляд.

– Не окажется. Женщина застрелилась.

– Это вы так говорите.

– Никто не скажет вам ничего другого, потому что все так и было.