Тайна силиконовой души - читать онлайн книгу. Автор: Анна Шехова cтр.№ 19

– Господи помилуй, Царица Небесная, защити и спаси! Под Твою милость притекаем! Надеющиеся на тебя да не погибнем! Пресвятая Богородица… Царица моя преблагая… Богородица-Дево, радуйся! Благодатная Мария, Господь с Тобою! – Стасик снова забегал по комнате, крестясь и выкрикивая бессвязно слова молитв.

– Да не блажи лучше, все поперепутывал в кучу, молитвенник хренов. Прости его душу грешную, Господи, прости, Царица Небесная! – Гора широко перекрестился и, набрав побольше воздуха в легкие, крикнул поставленным дьяконским баритоном в сторону двери: – Ф-имка! Открывай! Информация есть!

Во втором часу дня сестры стали собирать на стол обед и, вытесняя следователя с насиженного места, предложили Сергею Георгиевичу отведать монастырской еды в паломнической трапезной. Он поблагодарил, но категорично отказался, сославшись на большой объем работы и полную сытость после импровизированного «ланча».

Сторожа, Федора Дорофеевича Агапова, следователь допрашивал в его крохотном, удушливо натопленном сарайчике у северной башни монастыря.

От бесконечного там-тама у Быстрова уже, как у Почтальона Печкина от «кто-тама» галчонка Хватайки, стучало в голове, и хотелось самому перейти на «птичий» язык.

– Федор Дорофеич, – в третий раз задавал один и тот же вопрос следователь, – вспомните отчетливо, поточнее, в какой день приезжал автобус с паломниками, а в какой – машина из Детского приюта? Ну, может, праздник был церковный, какое-то особое событие, по которому вы вспомните именно эти дни. Пожалуйста, – едва ли не взмолился Сергей Георгиевич, которого насторожила фраза Дорофеича, что какие-то мешки грузились то ли в четверг, то ли в среду для Детского приюта, из которого приезжал автобус. Впрочем, и паломники могли вынести объемистую сумку из обители. Или несколько сумок.

– Дык, там-та… паломники мо-быть все же в среду. Оно, там-та, постный день. А так, бывалоча и в четверг приезжают. Нет, в среду! В среду я подправлял, там-та доски на огороде – это чтоб гряды-то не разваливались, а сестрам тяжело, там-та… Все ж мужской труд нужон в энтом деле, там-та.

– Значит, в среду, как раз в день кражи, приезжали паломники на большом автобусе.

– Да-а! На огромном, сером таком с красным. Там-та. Точно! Я с огородов-то шел, а мне мать Капитолина выговор – что с ворот ушел, старый? Там-та, да.

– Во сколько автобус приехал?

– Ну, рано. Литургия ведь в семь. А уезжали опосля обеда. Там-та. Мне и попало, что не провожаю. А они уж быстро все: и чудотворные иконы, там-та посмотрели, и мастерские, и колокольню, и к Адриану-блаженному сбегали, – Дорофеич перекрестился. – И все бегом-бегом! Там-та. Ну, наелись, да уехали.

– И что, никакие подозрительные сумки никто не выносил?

– Никто, там-та, ничего, вот те крест, начальник, – Дорофеич осекся, сказав позабытое, но такое близкое ему слово.

– Ни в тот день, ни раньше никто ничего, там-та, не выносил крупного. И мелкого тож. Там-та. У меня тута не вынесешь, – сторож приосанился, засверкал на следователя единственным круглым глазом.

– А что с Детским приютом?

– Вообще странно, я тебе скажу, нача… товарищ следователь. Там-та. Приютских привозят по воскресеньям, раз в месяц, на стареньком таком «скотовозе». Ну, помнишь, автобусы еще в Союзе такие были, там-та. Ну, обычные самые, не «икарусы»?

– Ну да, припоминаю…

– А тут приехал в четверг…

– Двадцать первого?

– Ну да, утром. Какой-то нефартовый, маленький совсем, там-та, автобусик. И сестры к нему вышли. Мать Анна – она с детками занимается, там-та, воскресная школа, и все такое, и мать Мария. Эта просто помогала ей мешки с одежей и игрушками нести, там-та. Это все у нас жертвуют паломники. Да… Ну, быстро погрузили все, и прости-прощай, там-та. Укатили.

– А водитель знакомый был на автобусе, он раньше приезжал из приюта? – спросил Быстров, нутром чуя, что «горячо», даже жарко…

– Не-е. Незнакомый. Молодой. Здоровый. И рожа, там-та, квадратная, но сестры ему все отдали, благословили. Все честь честью, там-та. Да они быстро укатили. Че там – десять минут – и привет, там-та.

– Спасибо, Федор Дорофеич, – от души поблагодарил следователь сторожа и пожал ему руку.

– Дык, Служу России, там-та, – вытянулся в струнку старичок и, привычно вытерев набежавшую на глаз слезу, перекрестился, – Спаси Господи.

Мать Мария и мать Анна должны были вот-вот прийти с огородов – именно их теперь хотел допросить в первую очередь следователь, но чтобы не простаивать, попросил мать Нину позвать сестер Галину и Надежду.

Когда он снова с комфортом (очередным чайничком и к нему – блинчиками с картошкой и грибами) обосновался за столом, на пороге трапезной возник эксперт-криминалист Василий Петрович Мухин, шустрый усатенький мужичок неопределенного возраста. Мухин приехал позже, сославшись на «непреодолимые семейные обстоятельства». Знал Быстров эти «обстоятельства» – пьющую жену Мухина. Все коллеги сочувствовали криминалисту, мировому, в общем, мужику, и закрывали глаза на некоторую его безалаберность в работе.

– Георгич! Все, что можно, сделал. С сейфа отпечатки снял – там просто месиво. – Он махнул рукой и, прикрыв дверь, зашептал: – Труп на экспертизу забрали. Морока одна с монастырскими. Хорошо, Димка из церкви их всех шуганул. А что с матушками? Как у них-то отпечатки брать?

– Что значит – как? Садись вон в холле, доставай шарманку и всех подряд печатай. Мать Нина поможет – найди ее. А мне позови сестру Галину, она ждет вроде бы? – Следователь нетерпеливо махнул рукой на Василия Петровича, взялся за чайничек и… едва не выронил его. Вместо исчезнувшего криминалиста Петровича в комнате стояла царица. Царица Тамара. Если бы кто-нибудь спросил Быстрова, как может выглядеть покровительница «золотого века» православного Кавказа, он бы ответил – как инокиня Галина из Голоднинского монастыря.

Тонкая, надменная красавица с горящими черными очами, так потрясшая вчера на панихиде Юлю Шатову, прошествовала к столу.

– Здравствуйте. Я могу сесть? – Голос высокий, напевный.

– Да-да, конечно, – спохватился следователь, от изумления растерявший всю свою галантность.

Он вскочил, обежал стол, выдвинул стул для монахини, дождался, когда она воссела на него, прямая и неприступная, и, снова юркнув на свое место, зашуршал бумагами.

– Ваше мирское имя? – спросил, не глядя на красавицу.

– Ганна Автандиловна Мамулашвили. У меня папа – грузин, мама – украинка, Ксения Кичко. Родилась я в Батуми в семьдесят седьмом году. Потом мы переехали в Москву. В этом монастыре я уже пять лет. До него была в Шамордино три года послушницей. Достаточно? – полыхнула на следователя глазами необычная монахиня.

– Да-да, достаточно вполне. Собственно, меня интересуют два вопроса: не заметили ли что-то необычное в день кражи из сейфа двадцатого апреля, в среду, и подробности вашей работы в коровнике двадцать второго апреля, особенно – вечером, – отрапортовал следователь.