Я включила чайник, развела кофе, проглотила противную на
вкус жидкость и сжевала пару бутербродов с найденным в холодильнике сыром. Что
делать? Пойти в милицию, рассказать все Юрке? Вдруг за мной следят! И куда
только она могла запихнуть кассету. Вроде все тайные места, которыми обычно
пользуются люди, я проверила. Впрочем, Олег рассказывал недавно о поднимающихся
подоконниках и полых ножках стульев. Но доски около окон стояли насмерть, их
явно никогда не шевелили, а я табуретки даже не стала развинчивать – кассету в
такой «захоронке» не спрятать. Сливной бачок!
Я ринулась в туалет и подняла крышку. Она была там. На самом
дне емкости лежал прямоугольный предмет, упакованный в полиэтиленовый мешок.
Засунув руку в воду, я вытащила его наружу и принялась разворачивать. Полина
позаботилась о том, чтобы драгоценная запись не испортилась. Под пакетом
обнаружилась странная коробка, сделанная из толстой резины, закрытая абсолютно
герметично. Я долго пыталась раскрыть ее, пока не поняла, что следует не
отковыривать, а отвинчивать крышку. Наконец в руках обнаружилась самая обычная
ТDК.
Дрожащими от возбуждения пальцами я втолкнула находку в
видик и уставилась на экран. Ну и что там? Съемки в бане с голыми девочками?
Сцены насилия? Телевизор ожил, появилось изображение какой-то странной,
непонятной комнаты, замелькали люди в халатах и масках, потом возник длинный
стол, а на нем неподвижно лежащий человек, мужчина. Операционная! Внезапно
появился звук. Четкий женский голос слегка отстраненно, так криминальные
репортеры комментируют свои материалы, совершенно не ужасаясь виду трупов и
крови, проговорил:
– Семнадцатое мая, среда, восемь тридцать, оперирует
профессор Чепцов.
Съемки велись откуда-то сверху, и было прекрасно видно, как
около стола спокойно работают люди, без всякой суеты и нервозности. Каждый
споро выполнял свое дело. Одна медсестра привязывала бинтом руки больного к
операционному столу, вторая делала ему укол, третья прилаживала у изголовья
какую-то непонятную и оттого устрашающую железку. Вдруг в операционную вошел –
нет, вбежал – стройный мужчина в очках. Руки, согнутые в локтях, он нес перед
собой так, словно они были стеклянные. Закрыв плечом дверь, вошедший бодро
гаркнул:
– Всем привет, приступаем?
– Все готово, – пробормотал мужик, сидевший у
изголовья пациента на высоком стульчике. – Моцарта?
– Давай, Леша, Моцарта, – согласился хирург.
Откуда-то полилась тихая музыка. Врачи и медсестры
задвигались. Со стороны это напоминало хорошо поставленный балет, где каждому
солисту отведена определенная роль.
Оперировали они голову, вернее лицо. Уж не знаю, что за
болячка была у несчастного парня, но хорошо, что он спал и не видел, что с ним
проделывали. Камера спокойно регистрировала происходящее. Вот рассекли кожу и
отвернули ее, затем принялись, как мне показалось, отрезать нос и губы… Жуткое
зрелище. Сначала они молчали, затем Леша неожиданно спросил:
– Кать, ты как огурчики солишь? Кожу прокалываешь?
– Конечно, – ответила одна из медсестер, –
попки срезаю.
– Посуши здесь, – распорядился хирург.
Катя послушно принялась тыкать чем-то белым в кровь,
одновременно сообщая рецепт:
– Сначала в холодной воде вымачиваю, потом заливаю
кипятком со специями.
– А чеснок? – спросил хирург и добавил: – Оттяни,
не видно.
– Чеснок ни-ни, – отрезала Катя, – он в
горячей воде всю ядреность потеряет.
– 100 на 60, – сообщил Леша. – А помидорчики
умеешь?
Они принялись вдохновенно обсуждать следующий рецепт. Потом
хирург долго объяснял способ маринования шашлыка. Иногда медики перебрасывались
какими-то профессиональными замечаниями, но основное время уделили проблемам
кулинарии. Как их только не стошнит! А в телевизионном сериале «Скорая помощь»
все совсем по-другому происходит.
Я прокрутила кассету. Ничего нового, просто записанное от
начала до конца хирургическое вмешательство. Неужели запись представляет такую
ценность, что из-за нее похитили Настю?
Положив кассету в сумочку, я со вздохом уставилась в
зеркало. Теперь следует поискать в квартире фотоальбом и поглядеть, сумею ли
выдать себя за Полину.
Снимки обнаружились в стенке. Хранили их в большой картонной
коробке в бело-желто-красных пакетиках с надписью «Фокус».
Вытащив первую пачку, я сразу увидела фото Полины. Только на
снимке девушка счастливо улыбалась, глядя в объектив. Следующая карточка
заставила меня похолодеть. Господи, это еще хуже, чем я предполагала! Возле
большого раскидистого дерева запечатлена девушка, вернее девочка, по виду лет
десяти-одиннадцати, в инвалидной коляске. Ноги несчастной укутаны большим
пледом в серо-коричневую клетку. Огромные глаза строго смотрят вдаль,
светло-каштановые волосы красивыми локонами спускаются на худенькие острые
плечи, тоненькая шейка выглядывает из воротника нежно-розовой блузки; руки,
похожие на лапки новорожденного цыпленка, сложены на коленях.
В углу снимка стояла дата – 26 мая. Значит, фотография сделана
совсем недавно. Какой ужас! Настя, оказывается, совсем малышка. Ну ничего,
завтра отдам кассету, получу ребенка, а там сообразим, как поступить. Должны же
у них быть родственники или друзья. Наверное, в телефонной книжке есть их
координаты, только книжки нигде не видно. Не беда, завтра разберемся.
Я еще раз взглянула на фото. Надо же, мы слегка похожи.
Только Полина моложе. Мой возраст перевалил за тридцать пять, а ее
только-только подбирается к концу второго десятилетия. Но фигуры почти
одинаковые – щуплые, с узкими бедрами и полным отсутствием бюста. Глаза у нее
голубые, а у меня серые, волосы цвета качественного коньяка, и стрижки у обеих
короткие. Правда, у Полины пряди слегка прикрывают уши, и на лоб спускается
челка…
Я пошла в ванную, намочила волосы и вытянула челку. Стало
совсем похоже. Так, теперь поглядим, что с одеждой. В гардеробе оказалось не
слишком много вещей. Несчастная Полина, как и я, юбкам предпочитала брюки.
Значит, надену свои джинсы, а вот футболку прихвачу эту, огненно-рыжую, и того
же цвета ветровку… Очевидно, Леонова любила яркое. Кстати, красилась она
сильно, щедро накладывая макияж на щеки и веки…
Потратив примерно час на разработку имиджа, я тщательно
заперла дверь и поехала домой.
Первой, кого я увидела, войдя в квартиру, была Кристина с
пылесосом в руках.
– Крися, ты вернулась?
– Ага, – кивнула девочка, тыча щеткой по углам.
– Чего это ты убираться решила?
– Грязно у нас, жуть, – вздохнула Кристина, –
повсюду шерсть собачья и кошачья валяется, мрак.