— И как вам не стыдно! — возмущается человек в очках. — Вы же предаете себя, своих родителей, Родину! Объявлять себя немцем, злейшим врагом русских?! Как вы можете? И ради чего?
— Ради того, чтобы не гнить в лагерях! Ты думаешь, нас отпустят по домам? Черта с два!
— А куда же нас? — обезоруживающе улыбнулся человек в очках. — Кому мы нужны? Ну, попал я в плен. Ну, работал на танковом заводе. Так что с того? Думаю, что и немцы, попавшие к нашим, тоже не сидят без дела.
— Тьфу! — не выдержал морячок. — Очкарик, ты и есть очкарик! Ты же враг народа. Ты укреплял военную мощь врага. Эти танки потом давили наших. То есть ваших, — поправился он. — А мы, немцы…
— Да брось ты долдонить, — смачно затянулся жилистый мужичок. — Немец, немец… Какой ты немец? Вот я — другое дело.
— Ты?! Да ты же кулак недорезанный!
— Не-э, я немецкий бауэр. А позабыл я не только язык, но и отца с матерью, потому как попал под бомбежку и был контужен. И даже ранен. Видишь, шрам за ухом? Все от него, проклятого русского осколка.
— Ну, ты дае-ешь! — восхитился морячок. — Думаешь, этой липе поверят?
— А чего ж не поверить?! Я и в заявлении так написал: прошу, мол, как истинного бауэра перевести в лагерь для немецких военнопленных, чтоб, значит, жить среди земляков, а не вероломно напавших на нас русских.
— Что-о?! Вероломно? Кто?! Да я тебя, гад!
— Давай-давай, а я позову вон того негра с дубинкой.
— Да будет вам, не позорьтесь, — разнял их человек в очках. — Не валяли бы вы дурака и не мутили воду. Если виноваты, ответим по закону… Но ведь я, действительно, виноват. Я делал танки. И даже участвовал в создании прокатного стана для броневой стали. Я ведь металлург, инженер-металлург.
— Вот и ответишь, — махнул рукой морячок. — По всей строгости закона. Мы-то что: кто «власовец», кто полицай, а ты… ты же делал их танки непробиваемыми. А танк — это тебе не «шмайсер».
— Но я объясню, — совсем растерялся инженер. — Я ничего не мог… Нас построили. Кто отказывался, расстреливали на месте.
— И много их было? — заинтересовался «бауэр».
— Много… Большинство.
— Вот видишь. Они — истинные патриоты. А ты — предатель.
— Вы так считаете? — опустил голову инженер. — Это ужасно. Я о себе так не думал.
— Да брось ты, не бери в голову! Это не я так считаю. Так будут считать там, у тебя дома.
— Что же мне делать? Ведь по большому счету вы правы.
— Бежать надо! — зыркнул глазами морячок. — Америка большая, затеряемся.
— Без меня, — отмахнулся «бауэр». — Я человек контуженный, мне нельзя…
— А когда отправление? — отрешенно уточнил инженер.
— Да завтра же, дурья твоя башка! — взорвался морячок.
— А если я откажусь? Если попрошу, если скажу, что готов отдать свои знания во имя общей победы?
— Просили. Были такие. Бесполезно… Единственная возможность — доказать, что ты не русский, вернее, не гражданин Советского Союза.
— Это невозможно! От Родины я не отрекусь.
— Говорю тебе, надо бежать, — уже не настойчиво, а как-то вяло предложил морячок.
И вот — раннее декабрьское утро. Тепло. Солнечно. На железнодорожной станции пыхтят паровозы. У вагонов суетится охрана.
Еще большая суета у бараков… Крики. Вопли. Давка. Сметая все на пути, плотный клубок сцепившихся тел катится то в одну, то в другую сторону. Мелькают кулаки. Свистят дубинки.
Кровь. Стоны. Хрипы. Собачий лай.
Наконец, клубок растащили… Среди оборванных, исцарапанных людей и морячок, и «бауэр», и инженер, у которого от очков остались одни дужки.
— В наручники! Всех в наручники! — кричит комендант.
— Хрена с два!
— Хоть в кандалы!
— Не поедем! Умрем, а не поедем!
— Исполнять приказ! — зашелся в крике комендант.
Здоровенные парни из Военной полиции врезались в толпу пленных — и началось новое избиение… Через полчаса все русские люди были в наручниках.
— Построить! — приказал комендант. — Построить в колонну по четыре и загнать в вагоны!
Началась бестолковщина построения… В это время из толпы вынырнул нелепо выглядевший с разбитыми очками инженер и обратился к коменданту:
— Я ничего не вижу. В бараке есть очки, запасные. Разрешите отлучиться?
— Валяй! Только быстро, — кивнул комендант. Бочком, бочком, а потом все решительнее и быстрее инженер побежал в барак. Ему страшно мешают наручники, но он все же изловчился и зачем-то начал расстегивать брючный ремень.
А построение идет полным ходом! Людей толкают, переставляют из шеренги в шеренгу, пытаются сосчитать.
— Сколько их? — спросил комендант.
— Шестьдесят девять, — ответил сержант.
— Семьдесят, — поправил комендант. — Один в бараке, ищет очки. Сходи-ка за ним.
Сержант бросился к бараку и… через минуту вернулся с перекосившимся лицом.
— Что? Что случилось? — набросился на него комендант.
— Он… Он… — махнул рукой сержант и, прикрыв рот рукой, шагнул за угол.
Комендант решительно направился к бараку, шагнул в широкую дверь и наткнулся на чьи-то болтающиеся ноги. Брезгливо оттолкнул их, но тут же в неподдельном ужасе прижался к стене. В проеме двери раскачивался ставший необычайно длинным инженер. Он повесился на брючном ремне.
— Снять, — вытирая холодный пот, приказал комендант.
Пленные бросились к бараку, кто-то перерезал ремень, и труп рухнул на закованные в американские наручники руки русских людей… А потом его положили на землю штата Айдахо.
— Надо похоронить, — сказал кто-то.
— Конечно.
— Нужны лопаты.
— Снимите наручники, — обратились пленные к коменданту. — Мы его похороним.
Комендант понимал, что с трупом надо что-то делать, что ему и без того попадет от начальства, что русских лучше не злить, но снять наручники и дать такое оружие, как лопаты, нет, это опасно. И он холодно бросил:
— Никаких похорон. Все сделают без вас. А сейчас — по вагонам. Немедленно по вагонам! — сорвался он на крик.
— А-а-а! Пропади все пропадом! — с исказившимся лицом зашелся в визге морячок. — Не видать вам Кости-моряка! Прощай, Марьина роща!
В мгновенье ока морячок выхватил из-за голенища короткий нож и вонзил себе в живот! Потом в грудь! И, уже слабея, полоснул себя по шее.
Все в ужасе расступились.
— Взять! Погрузить! — кричал комендант. — В порту должны быть все! Все до единого! Сдавать по списку!