Смерть в рассрочку - читать онлайн книгу. Автор: Борис Сопельняк cтр.№ 20

Значит, на Лубянке не было полной уверенности в том, что Каплер не оторвался от хвоста и не пообщался с той, чей грозный отец повелел оберегать ее от этого рано поседевшего человека.

Наконец поступила команда завершать дело, и на допросе, состоявшемся 21 апреля, следователь, отбросив экивоки, спросил:

— Вам понятно, в чем вы обвиняетесь?

— Да, понятно. В том, что занимался антисоветской агитацией, поддерживал преступную связь с видными троцкистами и другими врагами народа, а также был связан с иностранцами. Кроме того, в том, что в начале апреля 1948 года в преступных целях прибыл в Москву и жил без прописки, тем самым нарушив паспортный режим.

— Признаете себя виновным в предъявленном обвинении?

И тут с Каплером произошло нечто странное: он не только признал себя виновным практически во всех предъявленных обвинениях, но и добавил, что «до 1943 года в беседах со знакомыми допускал антисоветские суждения по некоторым вопросам политики и мероприятий ВКП(б) и Советского правительства».

Но и это не все! Каплер пошел дальше и вспомнил, что еще в 1937 году «клеветнически заявлял, что советское правительство будто бы ведет неправильную карательную политику, что в стране наряду с врагами народа арестовываются невинные люди».

Конечно же следователь внес это в протокол, как внес и заявление о том, что Каплер считал выборы в Верховный Совет далеко не демократическими, так как во всех округах выдвигается всего один кандидат, а провозглашенной в Сталинской конституции свободы слова на самом деле не существует.

23 июня появилось обвинительное заключение, в котором перечисляются все старые, а также новые прегрешения Каплера, и на этом основании делается вывод, что он «является социально-опасным лицом, а потому следственное дело № 1225 внести на рассмотрение Особого совещания при МГБ СССР. Меру наказания предложить пять лет ссылки».

Среди множества виз и резолюций на этом документе выделяется одна — заместителя министра госбезопасности Огольцова. Поставив свою размашистую подпись, он тем же красным карандашом слово «ссылки» исправил на «ИТЛ». Эта подпись решила судьбу Каплера: Особое совещание проштемпелевало резолюцию Огольцова и влепило Алексею Яковлевичу пять лет исправительно-трудового лагеря. На этот раз он попал в Инту на общие работы, а это куда хуже, чем беготня с фотоаппаратом по воркутинским улицам.

Когда стало совсем невмоготу, он обратился с личным письмом к Берии. Излагая свои злоключения, Каплер пишет, что он «глубоко раскаялся во всем, что вольно или невольно сделал в жизни плохого», и просит заключение заменить высылкой «если возможно, в такое место, где я мог бы продолжать творческую работу для кино». Как говорится, умный поймет, в чем раскаивается Каплер, но Особое совещание в лице заместителя начальника секретариата Эсаулова было неумолимо. Его резолюция, конечно же, согласованная с самым высоким начальством, не оставляла Каплеру никаких надежд: «Не усматривая доводов для пересмотра решения по делу, заявление оставить без удовлетворения».

Так продолжалось до 1953 года… Люди постарше наверняка помнят о знаменитой мартовской амнистии: говорят, что ее инициатором был Берия, который таким образом набирал очки для того, чтобы стать первым человеком в государстве и заменить на этом посту ушедшего в мир иной Сталина. Алексей Каплер попадал под эту амнистию, но вместо того, чтобы отпустить на волю, Каплера этапируют во Внутреннюю тюрьму. Вскоре подошел законный срок его освобождения, иначе говоря, он отсидел свою вторую «пятерку», но Каплера не отпускают.

Нелепость положения была столь явной, что в дело вмешивается начальник 1-го спецотдела МВД СССР полковник Кузнецов, который пишет рапорт на имя заместителя министра Серова.

«Докладываю Вам, что во Внутренней тюрьме содержится заключенный Каплер А. Я., осужденный Особым совещанием 28 июля 1948 года к ИТЛ сроком на пять лет, считая срок заключения с 8 апреля 1948 года.

Каплер содержится под стражей незаконно, так как срок наказания ему истек 8 апреля 1953 года.

Прошу Ваших указаний».

Генерал-полковник Серов реагирует мгновенно: «Проверить, почему не освобожден!» — пишет он.

Не бездействовал и начальник тюрьмы. Сообщая начальнику следственной части по особо важным делам генералу Влодзимирскому, что в соответствии с его указанием Каплер в Москву доставлен, полковник Миронов просит указаний о его дальнейшем содержании. Судя по всему, Влодзимирский этот рапорт получил, так как в деле есть записка его помощника:

«Тов. Влодзимирскому доложено. Приказал подержать у себя. Каплера будет допрашивать тов. Кобулов».

Это что-то новенькое! Чтобы рядового зэка допрашивал сам Кобулов, который был не только правой рукой Берии, но и фактически руководил МГБ, — такого еще не было! Сопоставив даты, я понял, что это не случайно. Дело в том, что за три недели до этого Каплер снова написал Берии и каким-то образом ухитрился опустить письмо в ящик, установленный в бюро пропусков. По этому поводу, кстати, было внутреннее расследование, и кому-то из сотрудников тюрьмы здорово попало. Но как бы то ни было, письмо дошло до адресата и тот поручил допросить Каплера самому верному человеку.

Вот что писал Алексей Яковлевич Лаврентию Берии:

«Дорогой Лаврентий Павлович!

Нет больше душевных и физических сил переносить мучения, выпавшие на мою долю. Прошу Вас — вмешайтесь, помогите прекратить эти не имеющие конца, не знающие меры преследования меня!

В 1943 году я был осужден ОСО на 5 лет. Я был виноват, и Вы сами определили мне наказание. Я отбыл его, освободился и через месяц имел глупость, несчастье, неосторожность приехать в Москву на несколько дней, рассчитывая получить разрешение на работу в Алма-Атинской или Свердловской киностудии. При отъезде я был арестован.

Следствие установило, что я не совершил абсолютно ничего предосудительного, с меня были сняты все предъявленные статьи и остался только самый факт приезда в Москву без разрешения. За это я был снова осужден ОСО МГБ СССР к 5 годам. Я отбыл их в Особом лагере МВД СССР.

Незадолго до окончания этого второго срока правительством был издан Указ об амнистии. Несмотря на то, что я, как осужденный на 5 лет, бесспорно подлежал амнистии, меня не освободили. Наконец наступил конец моего срока, но меня снова не освободили, а вместо этого этапировали во Внутреннюю тюрьму.

Неужели я еще недостаточно наказан? Неужели в течение моего 10-летнего пребывания в лагере органы госбезопасности не убедились в том, что нет абсолютно никакой надобности считать меня в каком бы то ни было смысле «опасным» для общества.

Прошу Вашего вмешательства и Вашей помощи! Я прошу освободить меня и направить по месту жительства жены в Воркуту».

Это послание дорогого стоит! Если в него внимательно вчитаться, то можно обнаружить и внутренние пружины, которые раскручивали дело Каплера, и понять, почему результатом многочасовых допросов были куцые протоколы и почему в Воркуте Каплер жил сравнительно свободно и не надрывался в шахте: между ним и следствием был сговор. «Вы сами определили мне наказание», — пишет он Берии. Скорее всего, договорились так: Каплер не говорит ни слова о Светлане, а Берия, который не мог не выполнить указания вождя, обеспечивает Каплеру режим наибольшего благоприятствования.