Бомба из прошлого - читать онлайн книгу. Автор: Джеральд Сеймур cтр.№ 16

— Спасибо, мэм.

Иосиф Гольдман бросил взгляд на жену, и та едва заметно кивнула в ответ. Босс поднял голову и посмотрел мимо Джонни, на стоявшего у него за спиной Виктора. Легкая заминка… неуверенность… В эту долю секунды Кэррик успел подумать о Саймоне Роулингсе, человеке, который спас ему жизнь и, возможно, ногу, который никогда не брал в рот спиртного и которого он, Кэррик, только что предал. Гольдман снова перевел глаза на него.

— Ты займешь его место, Джонни.

— Вы очень добры, сэр. Спасибо. Только вот в чем дело, сэр. Завтра вечером мне нужно быть в одном месте. Семейная проблема, сэр, и очень важная для меня. Буду признателен, если позволите. Я договаривался с Саймоном. Еще раз спасибо, сэр. И вам спасибо, мэм. Спокойной ночи.

Он повернулся к двери. Виктор не спускал с него глаз, но Кэррик даже не посмотрел на него. Одна дверь захлопнулась, но зато теперь перед ним открылась другая, та, на которую он и не рассчитывал. Вот только подниматься по лестнице — дело трудное. Нужно заботиться о сохранении легенды и всегда быть готовым к новой проверке.

* * *

Он наклонился и аккуратно стер грязь с ботинок. Потом взял старую газету и старательно протер кожу. Будь рядом речка или озерцо, он бы вымыл обувь, но воды не было. Он не боялся испачкать салон машины, но не хотел выслушивать укоризненные слова бабушки, которая не дала бы спуску, если бы внук притащил грязь домой. Лишь убедившись, что ботинки вытерты начисто и грязи не оставят, Ройвен Вайсберг выбросил бумажку, обулся, завязал свободно шнурки и открыл дверцу.

Он никогда не садился сзади, если машину вел Михаил и с ними никого больше не было. В зависимости от настроения ехали либо молча, либо с разговорами. Иногда Ройвен рассказывал Михаилу о своих планах и предлагал дать им оценку, иногда совершенно его игнорировал. Бывший комитетчик не смел и рта открыть без разрешения, не говоря уж о том, чтобы как-то комментировать решения и действия Босса. Между ними были две разницы. Ройвену Вайсбергу не платил никто — он платил Михаилу. Ройвен Вайсберг был евреем — Михаил евреем не был. И все же самым близким человеком — за исключением бабушки, — Вайсберг считал своего телохранителя. Ему шел сороковой год, и он мог предоставить «крышу» кому угодно: бизнесмену, политику, нефтяному магнату, но и сам при этом нуждался в надежном прикрытии. Михаил постоянно носил на поясе пистолет «Макаров» и ППК в «бардачке». Его верность хозяину подверглась испытанию и с честью это испытание выдержала.

На дорогу уходило около шести часов. Ройвен Вайсберг знал, что в город они вернутся на рассвете, когда солнце еще не поднимется над горизонтом, а вот бабушка уже поднимется и будет его ждать.

Маршрут уводил их сначала на юг, к Хелму, затем к Люблину и дальше, уже по автостраде, к Варшаве и Познани. От Познани самая лучшая в Польше дорога идет к германской границе. Ранним утром таможенники и пограничники еще дремлют в своих будках, так что проблем не возникнет. А там еще час пути, и он уже дома, где его встретит бабушка.

Ройвен Вайсберг платил многим — курьерам, водителям, киллерам, — но никого не подпускал к себе так же близко, как Михаила, который спал в соседней комнате, всегда имел при себе оружие и мог распознать опасность. Эта способность подвела его только один раз, а спасала в десятках случаев. Михаилу даже дозволялась минимальная фамильярность, которую Вайсберг не позволил бы и Иосифу Гольдбергу, талант которого заключался в умении манипулировать деньгами.

Машина выехала с пустой парковки. Свет фар скользнул по деревьям, за которыми скрывался ветхий деревянный домик с запертым в нем голодным псом. Хозяин же дома остался незамеченным.

— Не веришь, что я отыщу могилу?

Михаил добавил газу. Спорить на требовавшей внимания лесной дороге ему, похоже, не хотелось.

— Если хочешь найти, то рано или поздно найдешь. Я тебя понимаю.

Пролетавшая низко над дорогой сова попала в лучи фар и метнулась в лес. Он обещал бабушке, что найдет могилу, а ее срок на земле истекал.

— Когда вернемся… Сколько у нас дней?

— Пять.

— Тогда поищу еще. — Он легонько потрепал Михаила по руке. — Мне это нужно.

Ройвен Вайсберг закрыл глаза, чтобы не видеть пролетавшие за стеклом ели и березы. В голове у него снова зазвучал глухой голос, рассказывавший о том, что случилось с евреями в этом лесу.

* * *

Теперь я знаю все. Мне повезло пребывать в невинности целую неделю.

Я в лагере № 1. Сплю на верхнем из трех ярусов в женском бараке. Я там младшая, уже не девочка, но еще не женщина. Первые ночи я все время плакала, и другие женщины ругались, говорили, что я мешаю им спать. Мне так хотелось быть с папой и мамой, со всеми нашими. Когда меня спрашивали, почему я плачу, я отвечала, что хочу быть со своей семьей, что боюсь, как бы их не отправили на восток, на новое поселение. Одни женщины ругались, другие посмеивались надо мной, но только через неделю кто-то рассказал мне правду.

В первую неделю я не выходила из лагеря № 1 и из всего мира видела только небо над головой. Видела облака и тучи, видела дождь, а потом два дня лишь солнце. В лагере № 1 находились и мужчины, но нам запрещалось разговаривать с ними, а по дорожке между мужской и женской зоной прохаживались патрули из украинцев под командованием немецкого офицера. На третий день немецкий офицер застрелил кого-то из мужчин. Это случилось рано утром, когда заключенных построили на перекличку. Тот мужчина болел. Его пытались поддержать, но он не устоял на ногах, упал на землю прямо перед офицером, и его вырвало прямо на сапоги. Офицер убрал ногу из-под головы несчастного, достал из кобуры пистолет, взвел курок, прицелился и выстрелил. Пуля попала в голову, и к рвоте на сапоге добавилась кровь. Убитый так и пролежал всю перекличку, и только когда все отправились на работу, тело унесли. Я не верила глазам, но к лагерным воротам его тащили те же люди, что пытались помочь несчастному. Они взяли его за ноги и тащили так же, как какой-нибудь мешок с мусором.

В тот же день я видела в окно мастерской, где работала, как какой-то человек принес в лагерь сапоги. Он отмывал, наверно, целый час, потом плюнул на них и протер напоследок собственной рубахой.

Большинство заключенных работали на территории лагеря № 1, но некоторых выводили за его пределы — рубить лес. Некоторых из женщин забирали в офицерский поселок — убирать и мыть посуду. В швейных мастерских шили немецкую форму, а в обувной делали кожаные седла. Работы хватало и для механиков, и для плотников.

Меня в первый же день отправили на работу в кухню. Мы готовили еду для всех, мужчин и женщин, кроме офицеров. Баланда, которую мы варили, была отвратительная и мерзко пахла, и только голод заставлял людей проглатывать ее. В ту первую неделю я постоянно думала о своих: где они, как, кормят ли их так же ужасно, как нас. Лагерь был клеткой, и я не знала ничего о том, что происходит за его пределами, за колючей проволокой, на которой висели еловые ветки. Когда ветки высохли и иголки осыпались, так что появились просветы, вместо старых притащили новые. Удивительно, что я оставалась в неведении целую неделю. А потом вдруг прозрела.