Сталинград. Десантники стоят насмерть - читать онлайн книгу. Автор: Владимир Першанин cтр.№ 16

Эти удары приостановили наступление 6-й армии Паулюса. Двадцать восьмого июля 1942 года Верховный Главнокомандующий Сталин И. В. подписал приказ № 0227, известный под названием «Ни шагу назад!». Суровый приказ запрещал дальнейшее отступление. С пугающей откровенностью сообщалось, что отступать дальше означает гибель страны. Трусов и паникеров следовало расстреливать на месте, а командиров, разрешивших самовольный отход, отдавать под суд военного трибунала. Создавались штрафные роты и батальоны.

Тяжелое время, тяжелый приказ. Его объявят нам позже.

Утром в лоб столкнулись с врагом.

Два бронетранспортера неслись со стороны степи. Те, кто в них находились, видели Дон в ложбинах перед холмами. Выход к любой крупной реке — уже победа. Именно на берегах водных преград не раз захлопывали мешки малых и больших окружений. Бронетранспортеры заходили справа. Еще какая-то техника, скрытая облаком пыли, шла левее. Колесно-гусеничные машины непрерывно вели огонь из пулеметов над кабинами.

За позициями наших двух рот стояла трехдюймовая полковая пушка. У обрыва закопали на прямую наводку тяжелое 107-миллиметровое орудие. Насколько я знал, к нему имелось всего несколько снарядов, а оставили его лишь потому, что не нашли возможности транспортировать трехтонную громадину через Дон. Обе пушки выстрелили одновременно, в ответ полетели вражеские снаряды. Наступающие машины быстро шли по широким макушкам высот, избегая низин, откуда несподручно вести огонь.

Оставшиеся в роте противотанковые ружья хлопали непрерывно. Вела беглый огонь полковая пушка, однако бронетранспортеры двигались как заговоренные. Выбросили десант, десятка три пехотинцев, и попятились назад, продолжая обстреливать нас из пулеметов. Пехоту также поддерживал танк. Из-за бугорков возникали и делали перебежки мелкие группы. Вражеские солдаты ложились быстрее, чем мы успевали прицелиться, и возникали совершенно неожиданно. На каком расстоянии все происходило, сказать не могу.

Во взводе имелись два «дегтярева», один вскоре замолк. Не слишком умелый пулеметчик выпустил два диска длинными очередями — от перегрева и жары механизм заклинило. Боец бестолково ковырялся ножом, поддевая застрявшую гильзу. Я перебрался в окоп пулеметчиков, схватил «дегтярев» и тут же разжал обожженные пальцы. Пулемет раскалился настолько, что для стрельбы не годился. Положение складывалось отчаянное, немецкие солдаты оказались совсем близко. По команде полетели, кувыркаясь в воздухе, гранаты с деревянными ручками. Их не добросили до окопов, а тем более не долетали до немцев наши РГД-33, часть из них не взорвалась.

Несмотря на резвость, вражеский штурмовой взвод переоценил свои силы. Они умело наступали и ожидали, что мы дрогнем. Однако этого не произошло. Вот где пригодилась качественная стрелковая подготовка. Беглый винтовочный огонь не дал сделать последний бросок. Наши выстрелы с малого расстояния свалили нескольких фрицев. Они падали, словно подломленные, уползали за известняковые плиты и суслиные бугры, единственное укрытие на голых высотах. Даже снаряды не делали воронок, оставляя метровые обожженные проплешины.

Если бронетранспортеры приблизиться не рискнули, то массивный Т-4, продолжая вести огонь, на скорости влетел на линию окопов. Я первый раз видел вражескую машину так близко. За секунды успел разглядеть огромный корпус, башню со скошенными углами и толстую лобовую подушку, откуда торчала короткоствольная пушка. Гусеницы бешено вращались, выбрасывая сухие комья. Кто-то выскочил из окопа и побежал прочь. Провожая взглядом беглеца, увидел, что полковая пушка разбита, а тяжелое орудие молчит.

С бруствера сыпалась земля, дрожь сотрясала стенки окопа, в который нас втиснулось сразу три человека. На краю окопа что-то взорвалось, возможно, граната. Известняк выдерживал и не такие взрывы, однако нас крепко тряхнуло динамическим ударом, словно влепили ладонью по ушам.

— Ой, мама, — с запозданием испугался второй номер расчета.

Перед моим носом лежали в нише черные бутылки с горючей смесью. Я схватил одну из них, выглянул наружу. Там гремело и щелкало. Танк двигался правее окопа, сделать бросок мешали пулеметчики. Необходимо было высунуться и взмахнуть рукой. Пока я расталкивал соседей по окопу, Павел Шмаков, сержант-окруженец, бросил бутылку, за ней вторую. Машина мгновенно развернулась. Громко лопнула еще одна бутылка. Сержант бросал их ловко, словно жонглер в цирке, а подавал один из помощников. Петро Грицевич тоже проявлял активность, но его бутылки не долетали и разбивались о сухую землю. Горящие лужи и густой дым еще более усиливали неразбериху боя. Танк, охваченный огнем, давил окоп за окопом, добрался и до укрытия бронебойщиков. Согнутое, как кочерга, ружье крутнулось, гусеницы гребли землю.

— Пусти ты! — кричал я второму номеру пулеметного расчета, извлекая черную бутылку.

Терочные воспламенители не требовались, смесь загоралась, когда разбивали бутылочное стекло. Это усовершенствование спасло жизнь некоторым из нас. Моя бутылка разлетелась, ударившись о боковину танка. Липкая, опасная, как гадюка, жидкость горела над моторным отделением. Тяжелый Т-4, охваченный огнем, на скорости летел к обрыву. В упор ударило 107-миллиметровое орудие, машина остановилась. Зато вражеская пехота бежала, не останавливаясь, и оказалось ее очень много.

Пользуясь нашим замешательством, наступали уже не тридцать человек, а гораздо больше. С ходу вступила в бой наступавшая пешая цепь. Вместе со вторым номером расчета я стрелял из карабина, пулеметчик продолжал возиться с «дегтяревым». Мимо нас проскочил немецкий танкист в черном комбинезоне. Наверное, он ошалел или получил контузию, если бежал в самое пекло. Знаю, что один раз я попал точно в цель. Пятая, последняя пуля из обоймы угодила в него, свалив на землю.

Перезарядив карабин, вел огонь более спокойно. Заметив, что слишком суетится второй номер, посоветовал:

— Не торопись, целься лучше.

— Мне как быть? — кричал владелец неисправного пулемета.

Отвечать ему не имело смысла, так же, как и командовать взводом. В данной ситуации те, кто не растерялись, воевали самостоятельно. Выстрелы сливались в сплошной треск, оставшийся ручной пулемет бил размеренными очередями. Я выбрался из тесного окопа и стрелял непрерывно, доставая обоймы из подсумка. Немецкая пехота отступала, это прибавило азарта. Пригнувшись, побежал вдоль окопов. Не увидел своего помощника, из ячейки выглядывал только рыжий Ваня Погода.

— Фадю убили, — сообщил он.

Фадю, значит, Фаддея. Так звали рослого бронебойщика Ермакова.

— Стреляй, потом разберемся.

Борисюк и Черных держались молодцами. Оба стреляли, матерились и даже целились. С ними нормально. Соседний окоп, хоть и засыпанный, уцелел. Оттуда торчали две головы и две винтовки. Тоже вели беглый огонь.

— Даем! — орал я.

Мы им давали. Мстили за долгое отступление, тела наших товарищей, оставшихся в степи. Такой дружной стрельбы я еще не видел. Никто не обращал внимания на пули, которыми нас осыпали с бронетранспортеров, на взрывы мелких снарядов. Политрук Елесин лежал с винтовкой возле дырчатого известкового камня и после каждого выстрела что-то кричал. Немцы несли потери, повсюду лежали убитые, число их увеличивалось. В рядах наступающих чувствовалось смятение, они не убегали, но и не двигались вперед. Минуты промедления играли против них. Солдаты учатся на поражениях и победах. Поражений мы уже нахлебались, сейчас ощущали сладкий вкус небольшой победы. Мы заставили бестолково метаться таких опасных врагов.