Падение «Вавилона» - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Молчанов cтр.№ 90

Старичок, поежившись, взглянул на меня, как на придурка. Выдержав паузу, спросил:

— И где же вас учили… так сказать… стрелять? Случайно, не в каких-нибудь конвойных частях эмгебе?

Вот старый хрен! И надо же так походя угодить в точку!

— Я чувствую, — проговорил я вдумчиво, — что моя система называется «дупель-пусто». И мне необходимо для общего развития ознакомиться с вашей.

Старичок Курт был очень непростой штучкой. Порой у меня создавалось впечатление, что он в своем боевом наверняка прошлом потрудился на все разведки и контрразведки мира. Судя по крайней мере по кратким и емким его замечаниям о методах работы не только ЦРУ, КГБ, английских МИ-6 и МИ-5, но и абвера, гестапо, а также румынской сигуранцы и французской сюрте-женераль.

Курт обучал меня некоторым шпионским наукам, должным, по мнению, видимо, Олега, пригодиться мне в дальнейшем: проведению слежки и отрыве от нее; мероприятиям самопроверки; психологии; языку непроизвольных жестов; выходу на связные тайники и грамотному отходу от них; приемам адаптации в различных социальных сферах…

Данные занятия, рассчитанные на год, носили характер теоретический, а что же касается прикладных уроков, то они в основном посвящались владению разнотипными взрывчатыми веществами, замешать кои, оказывается, было можно даже из стирального порошка, а также огнестрельным оружием, на котором Курт был просто-таки свихнут, имея в своем доме целый арсенал различных винтовок, автоматов и револьверов.

В подземелье особняка располагался любовно оборудованный тир, но, кроме того, мы выезжали и на полевые стрельбы на глухое ранчо, принадлежавшее моему учителю.

Только после общения с Куртом я понял, что подобрать себе личное оружие — задача аналогичная обретению верной, любящей жены или же преданной любовницы.

В первый же день нашего знакомства мы спустились в подвал, и Курт, открыв сейф с оружием, некоторое время раздумывал, прежде чем достать оттуда кейс из черной пластмассы.

Затем, положив кейс на стойку, раскрыл его, пробормотав:

— По-моему, как раз для тебя… И весу твоему соответствует, и складу характера, думаю…

В углублении кейса на красном бархате лежал массивный хромированный пистолет странной конструкции с непонятной по своему назначению втулкой у основания ствола.

— Сорок пятый калибр, «магнум» «Wildey» с газовым регулятором, — пояснил Курт. — Очень серьезная машинка. Со сменными стволами от пяти до десяти дюймов длиной в зависимости от поставленной задачи. С планкой для установки оптики. Это бульдозер… Вернее, танк.

— А регулятор зачем?

— Для стрельбы в трех режимах: автоматическом, полуавтоматическом и одиночноми выстрелами, без выброса гильзы из ствола.

Он заправил в обойму патрон величиною в половину моего указательного пальца с плоской головкой пули и передернул затвор. Протянул мне наушники, кивнув на картонку мишени, установленную на фоне толстенных резиновых лоскутов, прикрывающих сложенный из бруса щит.

— Ну-ка попробуй…

Я прицелился и плавно нажал спуск.

Выстрела не услышал, но у меня создалось впечатление, будто из рук моих в цель упруго ушла баллистическая межконтинентальная ракета…

Я снял наушники, услышав краткий, неприязненный комментарий:

— Очень, очень плохо.

— Будем учиться, — сказал я.

Путем долгих проб Курт избрал два наиболее подходящих мне вида оружия: девятимиллиметровый «глок» оперативного, как он выразился, ношения и «Wildey-456», незаменимый в спецоперациях и способный своей ударной силой отбросить на несколько метров бойца в тяжелом бронежилете.

Занятия, начавшиеся в первый же день моего прибытия в Пенсильванию, проходили с шести утра до позднего вечера с перерывом на обед, который нам готовила румяная старушка Эльза, и послеобеденным моционом в сопровождении пса, отменно выдрессированного по специальности собаки-телохранителя. Моцион также посвящался какой-нибудь лекции — к примеру, каким образом отбиваться от караульных псов и проникать на охраняемые ими территории.

После занятий я отбывал в ближайший мотель, где коротал ночь.

Какие-либо развлечения исключались: в данной местности проживали выходцы из Германии и Голландии, потомки первых переселенцев, сектанты, до сих пор неукоснительно соблюдавшие обычаи предков. Многие носили средневековые одежды, пахали землю на лошадях, ездили на кибитках, не пользуясь ни автомобилями, ни электричеством и считая достижения современности порождением дьявольского умысла, что, вероятно, и соответствовало, по большому счету, истине…

В регионе существовал запрет на продажу алкоголя, и даже пиво можно было отведать исключительно в барах. Селяне жили замкнуто, никого в свою компанию не допуская, и мое вечернее одиночество скрашивал исключительно телевизор.

Порой я навещал раскрепощенный от религиозных условностей городишко Ланкастер, располагавшийся неподалеку, но единственным его отличием от скучного американского села являли собой несколько пабов с малочисленными молчаливыми посетителями.

Впрочем, по пятницам, неизвестно откуда взявшись, бары заполняла разношерстная публика, напивающаяся до упаду, словно перед концом света, но уже в субботу вновь наступало затишье, а в воскресеные дни округа и вовсе вымирала, погруженная в домашние молебны за наглухо запертыми дверьми.

Я ничего не имел против местных обычаев — в конце концов пусть каждый живет как ему заблагорассудится, но все-таки Нью— Йорк с его круглосуточной суетой был ближе моей натуре, нежели благостное кукурузное захолустье, и я то и дело мотался туда, использу перерывы в занятиях с дотошным наставником Куртом, общение с которым сводилось, по его явно подчеркнутой инициативе, исключительно к познанию таинств шпионско-диверсионного мастерства. Какие-либо доверительные отвлеченные разговоры отрицались им категорически. Он ничего не желал знать обо мне, требуя от меня подобного же отношения и к своей персоне.

Свои отлучки в Нью-Йорк я уже воспринимал как возвращение в дом родной и, мчась по трассе, радостно признавал знакомые приметы его пригородов, гирлянды зеленых огней на гигантских мостах, серые кубики небоскребов Всемирного торгового центра, выступающие из туманной дали Манхэттена…

Мне нравился Нью-Йорк. Весь. Целиком. С ослепительными порталами зданий делового центра, руинами и пустырями Южного Бронкса, европейской частью Куинса, где я жил, и аляповатым, грязненьким Бруклином.

Он, Нью-Йорк, день ото дня становился моим городом. Обретенным. Хотя, когда я заявил этакое Курту, тот, брезгливо поморщившись, ответил, что предпочел бы немедленно отдать концы, если бы ему грозило переселение в столицу мира — вселенскую, как он ее назвал, помойку человеческих судеб. Возможно, дедок в чем— то и был прав. И мне оставалось только поблагодарить его за искренний, так сказать, комплимент.