Рабыня страсти - читать онлайн книгу. Автор: Бертрис Смолл cтр.№ 102

— Я не могу сказать о мужчинах ничего, кроме того, что они животные, — с грустью отвечала Инига. — Ахмед был так добр и нежен… До того проклятого дня других мужчин я не знала. Только теперь понимаю, каким редчайшим сокровищем был мой Ахмед — ведь мужчины сплошь жестокие и злобные звери, которых заботит лишь их похоть… Послушай.., когда брат придет освободить нас, не покидай его больше! Он любит тебя. И всегда любил только тебя. А не эту суку Хатибу… О, будь она проклята! Если бы не она, родные мои были бы живы, а я не стала бы шлюхой! — и Инига разрыдалась так, как не плакала ни разу со дня своего позора.

Зейнаб утешала ее как могла, но как мало можно было сказать Иниге, чтобы успокоить ее боль! Теперь она властна лишь оберегать Инигу от Али Хассана и его людей. Карим и Хасдай придут через день, самое большее через два…

— Ну-ну, пойдем, — нежно сказала она Иниге. — Нужно поспать…

Утром им принесли еды, а ванну вновь наполнили теплой водой. Али Хассан снова явился, чтобы пожирать Зейнаб похотливым взором во время омовения. Когда она грациозно выступила из воды, Инига уже держала наготове полотенце, но Али Хассан выступил вперед и взял полотенце у девушки, которая съежилась от ужаса.

— Разреши мне… — низким своим голосом вымолвил он.

— Ты можешь держать в узде свои желания, Али Хассан? — как и накануне, спросила Зейнаб. Взор ее был игрив, но тем не менее она заметила, что черная борода его аккуратно подстрижена и щедро умащена миндальным маслом. Черные глаза его мерцали под густыми бровями:

— Я не безголовый юнец. У тебя будет необходимое время, чтобы вполне подготовиться, кстати, мне даже нравится это томление ожидания, это предвкушение твоих сладостных объятий… — Он осторожно вытер ее спину и плечи. Затем принялся обтирать зад — каждую половинку по отдельности, одновременно лаская упругую плоть. Вдруг палец его скользнул вглубь. — Ты умеешь раскрывать мужчине эти воротца?

Она почувствовала, как кончик пальца уперся в самое отверстие…

— Конечно, — голос ее звучал бесстрастно. Палец, к ее глубочайшему облегчению, выскользнул наружу и Али Хассан занялся ее ногами. Затем, прислонив девушку к себе спиной, стал вытирать груди, одновременно страстно лаская их… Потом принялся за живот, но когда рука его скользнула ниже, Зейнаб вырвала у него полотенце и отступила.

— Я вся застыну в этом шатре, продуваемом насквозь, покуда ты натешишься, Али Хассан! — резко сказала она. — Инига, кафтан!

Он рассмеялся и заметил:

— Кожа твоя нежна, как ни у одной из женщин! Ты мне не солгала. Одни прикосновения к тебе заставляют меня воспламениться. Взгляни! — и он вновь извлек наружу свое мужское естество.

Инига поморщилась и со страхом отвернулась, но Зейнаб мило рассмеялась:

— О, этот бравый молодец и не подозревает о том, какое блаженство его ждет, Али Хассан! Ты должен обучить его терпению. Каждый раз, когда ты взглядываешь на меня, твой жеребец обрывает удила… — Протянув руку, она нежно ущипнула вздутый член.

Али Хассан разразился хохотом:

— Ты азартная женщина? Любишь пари? Так вот: ставлю сотню золотых динаров — ты, моя красавица, будешь визжать от наслаждения в первый же раз, как я возьму тебя!

— Правда? — насмешливо спросила она. — А я ставлю пятьсот золотых динаров против твоей жалкой сотни, что ты завоешь от страсти в первую же ночь, когда я буду заниматься с тобою любовью, Али Хассан.

— Принимаю ставку, моя красавица, — с ухмылкой сказал он и вышел.

Глаза Иниги от страха стали огромными:

— А что же будет, если брат не придет вовремя, Зейнаб? О, что будет?

— Не бойся за меня, Инига, дорогая моя! Если Карим и Хасдай не появятся к закату третьего дня, то будут здесь на следующее же утро — а к тому времени я стану на пятьсот золотых динаров богаче, — мрачно отвечала Зейнаб.

Али Хассан вошел в шатер Зейнаб утром третьего дня.

— Нынче вечером, — он широко ухмыльнулся, — ты, наконец, будешь моей!

— К величайшему сожалению, нет, — вежливо ответствовала Зейнаб. — Мой лунный календарь подвел нас обоих — я нечиста…

Лицо Али Хассана почернело от ярости.

— Ты лжешь! — рявкнул он.

— Инига, я лгу? — спросила Зейнаб подругу.

— Нет, мой господин, она не лжет, — пробормотала Инига. Невзирая на все уверения Зейнаб, она до дрожи боялась Али Хассана.

— Значит, ты тоже лжешь! — с угрозой в голосе рявкнул он, нависая над нею. Инига съежилась и побледнела.

— Н-н-нет, мой господин! О-о-о, нет! — зарыдала она, трясясь всем телом. — Это правда!

— Инига, принеси-ка мне чего-нибудь поесть, — попросила Зейнаб. Инига, благодарно взглянув на Зейнаб, выскользнула из шатра.

— Она слишком запугана, чтобы лгать, Али Хассан, — сказала ему Зейнаб. — Разве ты сам не видишь? Всякий раз, как ты взглядываешь на нее, она чуть ли не лишается чувств, маленькая трусиха. — Зейнаб рассмеялась. — Очень сожалею, что пришлось так тебя разочаровать, но женскую природу не переменишь: у нее свои законы… — Она стояла теперь прямо перед ним. Обвив руками его шею, она нежно прикусила ему нижнюю губу:

— Неужели ты думаешь, что одним только мужчинам приятно совокупление? Ах, Али Хассан, да я горю желанием вобрать в себя без остатка эту твою грандиозную корабельную мачту! — Она лениво улыбалась, глядя ему в глаза, а ее пышный бюст упирался прямо ему в грудь. — Ну еще недельку — не больше, — пообещала она, ослабила объятие и отступила. — Нам будет даже лучше после столь долгого и томительного ожидания…

Он застонал, словно ему причинили острую боль — да так оно на самом деле и было. Он снова привлек ее к себе:

— Я весь горю, Зейнаб… — и, завладев ее руками, властно прижал их к своему каменному члену.

— 0 — о-о-о-ох! — протянула она, зная, какой реакции он ожидает. — Он про-о-о-сто огромен! Ах, Али Хассан! Клянусь, теперь он даже больше, чем когда я впервые увидела его! — Пальчики Зейнаб обвили его мужское естество и нежно сжали.

— Семь дней?! — простонал он. — И не раньше? ..Он не мог поверить, что прикосновение женской ручки способно на такое. Да что там, одна мысль о ней заставляла его член окаменеть и воспламениться. А ручка Зейнаб… Он почувствовал, что вот-вот семя его изольется…

Она вздохнула — во вздохе этом слышалось уместное в данный момент искусно разыгранное разочарование — и разжала пальчики: