Вуаль темнее ночи - читать онлайн книгу. Автор: Ольга Баскова cтр.№ 37

– В юности я переболела туберкулезом и теперь постоянно проверяюсь. Врачи говорят, туберкулез никуда не исчезает, просто дремлет. А я не хочу заразить тебя, дедушку, маму или папу. Знаешь, почему я заболела?

Будущая журналистка качала головой:

– Нет.

– Твой прадедушка занимал высокую должность на Дальнем Востоке – был главным инженером завода, изготовлявшего рыбные консервы, – пояснила она. – Жили мы очень хорошо, у нас было все. Этому, к сожалению, и позавидовали. На прадедушку, моего отца, написали донос: дескать, он ставит высший сорт на второсортных консервах. Ночью за ним приехали. Моя мама, узнав об аресте мужа, слегла, и передачи ему носила я. Однажды мне удалось добиться свидания, и я увидела перед собой вместо здорового крепкого мужчины скелет, обтянутый желтой кожей. Отец все время повторял: «Тася, поезжай в Москву, возьми наши консервы и постарайся передать их либо товарищу Сталину, либо еще кому-нибудь из правительства. Я честный человек. Они проведут экспертизу и поймут это». Я была совсем молоденькой, но отправилась в Москву. Мне повезло. Один из наших родственников-москвичей смог помочь, я передала консервы и письмо своей матери, и случилось чудо: твоего прадедушку освободили. Но он вернулся из тюрьмы глубоко больным человеком, начал пить и все время кашлял кровью и отказывался вызывать врача. Лишь когда папа стал задыхаться, он допустил к себе доктора. И тот поставил диагноз – туберкулез. Если бы мы с матерью знали об этом раньше, то постарались бы уберечься от него. Но откуда мы могли знать? Папа считал: ему просто отбили легкие. «Меня жестоко избивали в тюрьме», – говорил он. Его положили в больницу, и доктора сразу предупредили: у него запущенная форма и долго он не проживет. Папа действительно прожил еще два месяца, а потом заболела я. Твой дедушка стал для меня светом в окошке. Он не побоялся ничего – ни моей болезни, ни истории с моим отцом. И хотя туберкулез, как мне сказали, подлечили, он в любой момент может дать о себе знать. А я не хочу заразить вас.

Вспоминая о бабушке, Зорина почувствовала, как по щеке стекает слеза. Эта женщина была очень умным и порядочным человеком и много сделала для нее. Мать журналистки до сих пор не могла простить себе ее смерти, считая себя в какой-то степени виновной в этом. Ослабленный организм бабушки не перенес очередного вируса гриппа, и она тихо угасла на руках родных.

– Бабушка заразилась от меня, – говорила Катина мама. – Я не должна была разрешать ей приносить мне еду в комнату. Меня нужно было полностью изолировать от нее. Но она жалела тебя.

Зорина плакала и думала: бабушка просто устала от жизни. В последнее время она неоднократно повторяла, что хочет к дедушке, который скучает без нее и часто снится по ночам. Кто знает, может, она специально заразилась от дочери? С тех давних пор журналистка не заезжала в эти края – не было необходимости. Никаких криминальных историй в психоневрологическом диспансере не происходило.

Доехав до стоянки, женщина припарковала машину и вышла на свежий воздух. С тех пор ничего не изменилось. Посеревшие корпуса производили тягостное впечатление. Зорина медленно пошла по протоптанной дорожке, так и не заасфальтированной. Почему-то городская администрация не считала нужным вкладывать сюда деньги. И это было очень странно, потому что врачи просто кричали со страниц газет о неблагоприятной обстановке в плане заболеваний туберкулезом.

– Впервые за много лет стали умирать наши врачи, – читала журналистка. – Впервые за много лет мы снова открыли операционную. Нам нужны оборудование и медикаменты.

Однако городские власти, видимо, игнорировали это. Они почему-то не боялись заболеть.

Катя прошла между сосен, вдыхая запах хвои, и очутилась перед психоневрологическим диспансером. Журналистка поднялась по ступенькам выщербленной лестницы и оказалась в холле, давно не знавшем ремонта. За столом сидела пожилая женщина и смотрела на Катю:

– Вы к кому?

– Меня очень интересует одна ваша больная, Анна Григорьевна Захарова, – пояснила Зорина.

Дежурная наморщила лоб:

– Захарова? Это та, которая одевается в черное?

– Она самая, – подтвердила журналистка.

Женщина задумалась:

– Сначала ее лечила доктор Боровская, но она уволилась по болезни и уже умерла. Потом за нее взялся наш главврач Артем Михайлович. Но его сейчас нет, он на совещании. Может быть, медсестра Клавдия Ивановна? Вот кто не менялся и всегда находился подле Анны Григорьевны.

– Пусть будет Клавдия Ивановна, – согласилась журналистка. – Где ее найти?

– Она с больными в столовой на ужине, – пояснила дежурная. – Вы можете подождать ее здесь. Она принесет мне чай с пирожком.

– Хорошо, спасибо. – Катя наклонилась к ней: – А вы не подскажете, кроме меня, кто еще интересовался этой больной?

Дежурная пожала плечами:

– Да кому она нужна, эта несчастная. Когда ее навещали дети, было видно, что и им она в тягость.

– Значит, у вас никто не спрашивал про Захарову? – уточнила Зорина.

– Ты первая, деточка, – кивнула женщина.

В коридоре послышались шаги, и еще одна пожилая дама, но с горделивой осанкой, подсиненными седыми волосами и тонкими чертами лица появилась в холле.

– Принесла тебе, Ильинична, твои любимые блюда, – она поставила на стол тарелку с серыми пирожками, явно не из муки высшего сорта, и граненый стакан с чаем.

– Спасибо, – отозвалась дежурная. – А к тебе посетитель. Захаровой твоей интересуется.

Нарисованные брови медсестры поползли вверх:

– Анной Григорьевной? Что с ней?

– Ничего, – поспешила успокоить ее Катя. – Просто она оказалась замешанной в одной неприятной истории, и мы сейчас выясняем обстоятельства дела.

Дама вздрогнула и дернулась:

– Вы из полиции?

– Нет, – поспешила ответить Зорина. – Я журналистка.

– Понятно, – Клавдия Ивановна поджала губы, чуть тронутые розовой помадой. – Тогда спрашивайте. Рада вам помочь.

– Скажите, за все время пребывания здесь Захаровой кто-нибудь интересовался? – спросила Катя.

Клавдия Ивановна покачала головой:

– Нет, милая, к большому сожалению. Мне даже казалось: она одна как перст. Да в принципе так оно и есть. Детям мать не нужна.

– Дежурная сказала мне, что вы присматривали за ней с самого ее поступления, – продолжала Зорина. – Это так?

– Разумеется, – подтвердила медсестра. – Помню тот день, когда сын привез ее сюда. Она показалась мне такой беззащитной и жалкой…

– Я слышала, тогда Захарова не одевалась в черное, – вставила журналистка.

– Не одевалась, – подтвердила Клавдия Ивановна.

– А когда же начала?

Медсестра наморщила лоб:

– Кажется, после первой ремиссии. Да, ее привезли уже в черной старомодной одежде, которую она ни за что не хотела снимать. Я пыталась выяснить, зачем она так нарядилась, однако ничего определенного не добилась. Захарова лепетала про какую-то черную вдову… То ли она сама считала себя этой вдовой, то ли говорила о ком-то другом – я так и не поняла. Во всяком случае, Анна Григорьевна считала себя женщиной, как-то повлиявшей на смерть своих мужей. Возможно, она прочитала об этом в какой-нибудь газете или книге, в смысле, про черных вдов, и у нее отложилось это в мозгу.