Янычары на ходу обнажили свои кривые сабли.
Татары ощетинились копьями.
Неужели сейчас будет сеча? Толпа нервно
заколыхалась, многие уже подумывали о том, что, может быть, лучше разбежаться
по домам. От греха подальше.
Вдруг янычары хором подняли клич:
— Селим! Селим! Селим!
Двигавшиеся навстречу друг другу всадники
смешались.
— Селим! Селим! Селим! — истошно
подхватили татары.
Янычары и татары торжественно в одном строю
въехали в городские ворота. Сильные, крепкие молодые люди, с детства взращенные
в духе строжайшей военной дисциплины. Редко когда людям удавалось видеть
улыбающегося янычара, но сегодня был именно тот случай.
Вслед за эскадронами в городе показалась
большая группа танцующих и празднично наряженных детей. Кое-кто из них нес в
руках корзины, наполненные лепестками цветов, которые они разбрасывали у себя
под ногами. Другие же бросали по сторонам пригоршни золотых динаров, что еще
больше подняло настроение встречавшего народа.
За детьми в город на Смерче въехал принц Селим
во всем белом. Узкие шелковые панталоны, белая шелковая рубаха с золотой нитью
и великолепный персидский халат, расшитый золотом и усыпанный мелкими
бриллиантами. Он надел высокие сапоги из мягкой золотистой замши, а на коротко
остриженной голове красовался небольшой белый тюрбан с желтым бриллиантом
величиной с куриное яйцо и пером белой цапли. Поверх халата на плечи принца был
наброшен белый шерстяной плащ с чеканной золотой пряжкой, полы которого
стелились по крутым бокам жеребца.
Толпа взревела от восторга при виде красивого
улыбающегося принца. Он изящно восседал на Смерче и продвигался вперед
медленно, время от времени приветственно вскидывая руку в белой перчатке.
Каждый жест сопровождался взрывом восторженных возгласов.
Следом за принцем двигалась его личная охрана,
а дальше кадины и дети. Если мужчины в толпе всего лишь любопытствовали в
отношении бесценных и недоступных жемчужин из гарема принца Селима, то женщины
были просто вне себя от волнения: они своими глазами видят легендарных красавиц
в роскошных нарядах, увешанных драгоценностями.
Ожидания толпы вполне оправдались. Жены принца
ехали в Золоченых, задрапированных салатовой тканью хоуда, качавшихся на спинах
изящных белых верблюдов, украшенных красной сбруей с золотыми колокольчиками.
Кадины двигались следом друг за другом. Сайра как бас-кадина ехала первой. За
каждой женой принца ехали ее сыновья на белых жеребцах, а за принцами следовали
принцессы в золоченых ивовых колясках, украшенных гирляндами из роз и
запряженных маленькими серыми мулами, которых вели под уздцы мальчики-негры.
Молодые принцы гордились тем, что участвуют в
этом празднике, и восседали па лошадях, выпрямив спины и высоко вздернув
подбородки. Принцессы же вели себя по-разному. Для Нилюфер, дочери Сайры, это
было первое посещение столицы, и она, с одной стороны, испытывала чувство
большой неловкости, а с другой — смотрела на все широко раскрытыми от волнения
глазами. Хале, одна из дочерей Фирузи, со смехом бросала сладости мальчишкам,
которые сновали вокруг. Рядом сидела смущенная сестра Гузель, которая искренне
жалела о том, что они сейчас в открытой коляске, а не в закрытых носилках. То,
что лицо ее закрыто вуалью, отнюдь не успокаивало. Самая младшая, Михри-хан,
дочь Сарины, вертевшаяся на руках у няни, то посылала в толпу воздушные
поцелуи, то закрывала руками свое личико.
Процессия миновала городские ворота и
направилась в сторону султанского дворца, возвышавшегося над городом на холме.
Солнце, стоявшее в зените, сильно припекало, но толпы народа, выстроившиеся
вдоль улиц, отнюдь не редели. Тут и там сновали продавцы холодной воды, дело у
них спорилось.
У Селима уже болели скулы от не сходящей с
лица улыбки. Ему вовсе не хотелось так глупо скалиться, но людям нужен был
счастливый принц, и он понимал, что разочаровывать их не стоит. Не сегодня.
Медленно продвигаясь вперед и даря ослепительные улыбки, он размышлял про себя
о драматических событиях последней недели. Только-только, казалось, расстались
с отцом, а он уже лежит при смерти. Если верить тому, что ему сказали. А сам он
с триумфом въезжает в столицу. Ахмед бежал. «Если он попытается вернуться сюда,
я убью его, — мрачно подумал Селим. — Покончу с ним так или иначе».
Теперь Селим уже не сомневался в том, что станет султаном.
Сейчас он мысленно жестоко корил себя за то,
что непростительно смягчился и расслабился в последние годы. Не физически и не
душевно. Просто ослабела жившая в нем с самого детства честолюбивая решимость.
Благодаря Хаджи-бею он был в курсе всех государственных дел, но одно — быть в
курсе, и совсем другое — участвовать в них самому. Во дворце Лунного света он
жил слишком привольно и легко. Окруженный любовью семьи. Селим почти забыл о
том, что мать произвела его на свет ради одной-единственной цели; чтобы однажды
он занял трон, предназначенный изначально для его старшего брата, Мустафы. Что
ж… Теперь со дворцом Лунного света покончено. Он лежит в руинах, и отныне их
домом станет Эски-сераль.
Впереди показались высокие дворцовые ворота.
На минуту Селим остановил коня и бросил внимательный взгляд на крепостные стены
с бойницами, за которыми скрывался султанский дворец, своего рода город в
городе. Пришпорив Смерча, Селим въехал в распахнутые ворота, оставив за спиной
прошлое и смело глядя в лицо будущему, уготованному ему судьбой.
Встречал его один Хаджи-бей. Селим сам настоял
на том, чтобы не было никаких пышных церемоний, пока султан официально не
объявит его своим новым наследником. Сейчас ему хотелось только одного;
поскорее повидаться с отцом. За те годы, что принц прожил в близкой к столице
Крымской провинции, они с отцом часто виделись, и это очень сблизило их.
Понимая это, ага лично проводил Селима в султанские покои.
Удар, случившийся с Баязетом, не лишил его
речи, но он по-прежнему был парализован ниже пояса и временами впадал в
забытье. Болезнь состарила его сразу лет на двадцать, и Селим был потрясен его
видом.
— Любимый сын мой… — прошептал старик.
Селим распростерся перед ним ниц, что было отчасти проявлением скорби, отчасти
данью уважения к отцу. Султан молча смотрел на него несколько мгновений, потом
сказал:
— Поднимись, сын. Я уже пожил на этой
земле и ни о чем не жалею. Разве что о том, что не убил Бесму раньше. Сядь
рядом. Мой разум затуманивается, и я должен успеть поговорить с тобой сейчас,
пока в голове все ясно.
Принц поднялся с колен и опустился на подушки.
— Что мне для тебя сделать, отец?
— Как твои кадины и дети? В безопасности?
Ахмед такой же, как его мать, и не остановится ни перед чем. Он попытается
через них отомстить тебе.
— Они уже во дворце, отец.
— Мой дворец, как выясняется, отнюдь не
самое безопасное место в империи, но я крепко надеюсь, что Хаджи-бей обеспечит
им безопасность. Выслушай меня. Селим. Я уже не могу править своими подданными.
Лекари молчат, словно воды в рот набрали. То ли не хотят говорить мне, что я
уже не поправлюсь, то ли сами ничего не понимают и не знают. Но я склонен
думать, что это конец. Когда мне станет чуть получше, я обязательно выступлю
перед народом и официально объявлю тебя своим новым наследником. Сейчас я не
могу этого сделать: найдутся те, кто скажет, что меня заставили отречься силой
или уговорами. И тогда — война, которой мы должны избежать любой ценой. Так что
подождем немного, а пока ты назначаешься регентом. Прошу тебя об одном
одолжении; у меня, как ты знаешь, есть три кадины. Сафийе, которая сейчас уже
старуха. Вторая, Киюзем, ее сыну принцу Орану только десять лет. И Туран,
которая родила мне позднего ребенка принца Бахитеддина. Ему сейчас пять лет.
Прошу тебя, сын, не дай их в обиду. Защити. Возьми под свое крыло. Вспомни
собственную мать и собственное детство, наполненное страхом.