Последний бой штрафника - читать онлайн книгу. Автор: Владимир Першанин cтр.№ 4

Капониры для танков копают обычно все, невзирая на звания и должности. Считай, что повезло, если не бросили в атаку прямо с марша. А если так, то окапываться надо как можно быстрее. Снаряды не разбирают званий и должностей. Мой боевой опыт пока пригодился в одной существенной мелочи. Я приказал еще там, на левом берегу, обзавестись нормальным шанцевым инструментом. Слава Февралев — молодец! Команду понял сразу и притащил вместе с помощниками штук пять штыковых и совковых лопат, ржавый лом и такие незаменимые штуки, как киркомотыги. Целых три штуки. Не иначе, умыкнул у саперов.

Подобное понимание нас сразу сблизило, и я обрел надежного заместителя, хорошо знающего каждый экипаж. Часа за три наш взвод первый из роты врылся по башни в днепровский чернозем, перевитый корнями кленов и тополей. Пришлось одолжить командирам двух других взводов часть инструментов.

Сели перекурить. До фрицев (а может, румын или власовцев) было с полкилометра. Для плацдарма, где наши и вражеские окопы зачастую утыкаются друг в друга на бросок гранаты, такое солидное расстояние означало, что нас пока не собирались направлять в бой.

На плацдарме никогда не бывает тишины. И переправлялись мы под огнем, и сейчас стрельба продолжается то слева, то справа. Пасмурную влажную морось прорезают трассеры пулеметных очередей. Нам тоже дают понять, что здесь не просто кусок земли, а плацдарм, с которого нас обязательно столкнут.

С закрытых позиций бьют гаубицы-стопятки. Вперемешку: фугасными, осколочными и бризантными снарядами. Бризантные снаряды — поганая штука. Взрываются на высоте метров сорока и ниже, осыпая траншеи градом осколков. Плацдарм напичкан людьми и техникой. Осколки легко находят цель. Для закопанных в землю танков главная опасность — тяжелые фугасные снаряды, но они падают с большим рассеиванием. Вероятность прямого попадания невелика, однако нервы все равно играют. Вскоре открывают огонь наши гаубицы с левого берега, и немцы замолкают.

Похоже, что нас еще не нащупали. Мы сумели быстро окопаться в лесу. Перед нами две линии траншей и позиции легких пушек. Ближняя к немцам траншея располагается вдоль болотистой низины и узкой речушки, одного из многочисленных притоков Днепра.

— Зачем нас сюда поставили? — петушиным голоском возмущается восемнадцатилетний командир второго взвода. — Впереди овраг да болото. Как будем наступать?

Другой младший лейтенант согласно кивает. Я так и не запомнил их фамилий. Один темный, с заостренным смуглым лицом (может, постоянно чумазый), а второй — низкорослый и рыжеватый. Хлынов не удостаивает их ответом и приказывает получше замаскировать машины. Этим мы и занимаемся, иногда прячась под танки, когда снова начинается обстрел.

Выбрав время, иду в ближайшую траншею познакомиться с соседями. Рота в количестве человек тридцати редкой цепочкой занимает линию траншей протяженностью метров двести. Лейтенант с перевязанной шеей угощается моими папиросами и рассказывает о положении дел.

Ничего веселого. Рота, усиленная отделением противотанковых ружей, находится здесь неделю. Раза три пытались атаковать, отбили несколько атак противника. Разок схватились даже врукопашную, и лейтенант застрелил двух фрицев. Ротным его назначили дней десять назад, когда на левом берегу во время бомбежки убили командира роты. Из ста сорока человек, считая бронебойщиков, осталось менее четверти личного состава.

— Хорошо, что вас прислали, — солидно рассуждает вчерашний взводный, старожил по меркам плацдарма, неделю воюет. — Если прислали танки, жди наступления.

У меня на этот счет другие мысли. Спрашиваю насчет артиллерийской поддержки. Ротный сообщает, что от батареи легких полковых пушек осталось всего одно орудие, но левее располагается батарея дивизионных трехдюймовок. Правда, их что-то не очень слышно. Зато неплохо помогают гаубицы с левого берега и штурмовики «Ил-2», которые прилетают хоть и редко, зато в любую погоду. Немецких самолетов не видно, но это пока облачно. Развиднеется, обязательно появятся.

Пачка папирос быстро пустеет. По штучке берут бойцы, все в мокрых шинелях, перемазанные землей. Лейтенант жалуется, что с куревом и едой плохо. Подвоза нет, кормят раз в сутки. Выручают свои же убывшие (убитые и раненые). По ведомости вчера доставили харчей и водки на семьдесят человек, а в роте оставалось сорок. Сегодня уже тридцать.

— Сушиться есть где? — спрашиваю я.

— Есть. На моем участке два хороших блиндажа от фрицев остались. И дот. Вон в десяти шагах отсюда. Только огонь не разведешь, сразу стрельба начинается. Пойдем, дот покажу.

Немецкий железобетонный дот сделан добротно. Но для обороны не пригоден. Толстая метровая стена с амбразурой и металлической заслонкой смотрит на восток, а стенка на западной стороне вдвое тоньше, и амбразурой служит низкая дверь, из которой мало что видно. Зато своды колпака толстые и, по словам ротного, держат даже разрывы гаубичных снарядов. Только крошатся.

— Во, глянь, трещины, — показывает лейтенант. — Если шестидюймовая чушка свалится, пожалуй, сплющит. В земляных щелях, конечно, надежнее, но там воды по колено. Наступать будете?

Вопрос после разговора о житье-бытье немного неожиданный. И я, и лейтенант понимаем, если плацдарм застыл в обороне, то он обречен. Какое-то время можно отбиваться, однако рано или поздно надо наступать или уходить. Атаковали с Букринской излучины достаточно, но результатов пока нет. Сейчас, когда построили мост и переправляются части 3-й танковой армии, наступление, конечно, состоится. Так думают многие. В том числе и фрицы. А значит, разворачивают мощную оборону, которая здесь и так далеко не слабая.

Несем первые потери. Гаубичный 105-миллиметровый осколочный снаряд падает сверху на трансмиссию Т-34 из второго взвода. От разрушения двигатель спасает не столько тонкое стальное жалюзи позади башни, сколько сложенный в несколько слоев запасной брезент, бревна, еще какое-то барахло. Все это разлетается, разметанное взрывом пудового снаряда, и смягчает удар в двигатель. Сильный толчок сбрасывает с сиденья заряжающего и ломает ему кисть руки. У командира танка разбито лицо. Сержанта отправляют в санбат, а экипаж копается в двигателе. Лопнуло несколько соединений, в окоп натекает лужа масла.

В принципе, ничего страшного. Неполадки начинают устранять, но младший лейтенант (тот, который смуглый) нервничает, как будто в чем-то виноват. А через час-полтора, ближе к вечеру, под пулеметную очередь попадает командир третьего взвода.

Большинство пуль, которые летят в нашу сторону, натыкаются на деревья, но эта находит свою цель. Пробивает шлем из брезента и пробки, и голову младшего лейтенанта. Он падает, снова поднимается, даже что-то бормочет. Голову спешно перевязывают. Смертельно раненный лейтенант, опираясь на плечо санитара, проходит шагов сорок. Такое бывает, даже когда пуля пробила мозг, но сердце еще бьется и работают мышцы. Но человек обречен, я это хорошо знаю. Паренек снова падает и уже не поднимается. Мы хоронили его в воронке, наскоро подровняв стенки.

Хлынов и я вынимаем пистолеты и стреляем по три раза в воздух. Последний салют товарищу. Уже в темноте поминаем погибшего спиртом и хлебом с тушенкой. Полевая кухня где-то далеко, мы вскрываем НЗ. Слава Февралев рассказывает о погибшем. Хороший парень, во взводе его уважали, а родом он из-под Куйбышева. Говорит еще какие-то положенные в таких случаях слова. Мы киваем и жуем, запивая еду водой из фляги. Ночью дежурим по два человека от экипажа. Часто взлетают ракеты, стрельба не смолкает и ночью.