Братишка, оставь покурить! - читать онлайн книгу. Автор: Николай Стародымов cтр.№ 48

Мой собеседник едва не поперхнулся, услышав адрес.

— Почему именно там?

— Потому что, я думаю, что это для меня будет самое безопасное место… Я буду стоять на противоположной стороне улицы, напротив ГУВД, ты подъезжаешь на машине, чуть притормаживаешь, отдаешь мне конверт с паспортом — и мы друг с другом больше незнакомы. Устраивает?

Он думал недолго.

Потом кивнул:

— Ладно, принято. Только не в полдень. А, скажем, часиков в семнадцать. Семнадцать. Будет светло. Народу вокруг полно. Движение машин напряженное…

— Договорились, в семнадцать.

Пегий одним глотком допил содержимое своего стаканчика.

Взглянув на меня, понимающе усмехнулся:

— Ну что, как я понимаю, ты предпочтешь, чтобы мы уехали первыми, а ты попозже?

Тоже усмехнувшись, я развел руками:

— Ты удивительно догадлив.

Он кивнул, поставил стаканчик на столик. Опершись на подлокотник ладонями, кряхтя поднялся.

Выждав, пока он завершит этот процесс, я его остановил:

— Кстати, тебе не кажется, что ты должен подкинуть мне немного деньжат?

Он удивленно вскинул брови:

— Это за что же?

В эту фразу я вложил не деланно-наигранное, а вполне искреннее чувство:

— Ну ты сам рассуди: жить-то мне за что-то нужно. Был бы паспорт, можно было бы чем-то заняться, подработать. А так… Ты же сам просрочил изготовление документов, так что подкинь что-нибудь в качестве компенсации…

И он ответил тоже искренне, хотя теперь уже и без осуждения:

— А ты и в самом деле нахал…

Потом он повернулся к двери и крикнул:

— Марек!

Дверь мгновенно раскрылась и на пороге появился хозяин квартиры.

— Я слушаю.

Его лицо выражало высшую степень готовности немедленно выполнить любое распоряжение.

— Выдашь Беспросветному… Ну, скажем, долларов двести. Да, двести… — Потом взглянул на меня. — Ну что, теперь у тебя все?

— Все.

— Тогда до послезавтра.

Не прощаясь, Пегий направился к двери. Громко клацнула защелка замка. Я подошел к окну и проследил, чтобы все трое вышли и расселись в поджидавшей их автомашине. Отошел только когда автомобиль исчез за углом.

Конечно, нельзя было исключить, что мордовороты выйдут где-нибудь за углом и вернутся, чтобы встретить меня в подъезде. Однако думать об этом мне не хотелось. Хотелось верить в искренность Пегого.

Можно было уходить и самому. На пороге комнаты уже стоял Марек, сжимая в руке две зеленые купюры.

— Слышь, Беспросветный, — просительно глядел он на меня. — Помоги, а?

Наверное, сейчас попросит одолжить ему денег, — подумал я. Хрен тебе по всей морде, не дам!

— Давай я тебе налью на посошок, — просительно заглядывая в глаза, проскулил он.

Меня трудно чем-то ошарашить. Но тут…

— Ну, наливай… — нерешительно ответил я, не понимая суть просьбы.

Марек обрадовано сунул мне в руку купюры, а сам торопливо, словно опасаясь, как бы я не передумал, засеменил в заднюю комнату квартиры. Оттуда он выскочил уже совершенно другим человеком — он лучился едва ли не счастьем. В руке он нежно нес бутылку какого-то напитка.

Между тем на столе коньяк, который мы так и не допили, еще оставался. А Марек уже торопливо сворачивал пробку с новой посудины. И тут же до краев наполнил два стаканчика. Потащил их ко мне. Подставил оба, на выбор, словно демонстрируя, что ничего там ядовитого нет, что пить будем вместе, чтобы я ничего не боялся.

Ничего не понимаю. Мы чокнулись и он торопливо, сморщившись, заглотил содержимое своего стаканчика. Громко отрыгнул и расплылся в довольной улыбке.

Я чуть пригубил напиток. Было слишком сладко. Не люблю такое пойло. Отдал стаканчик Мареку. Тот больше на настаивал на посошке.

И тут до меня наконец дошло, в чем дело! У Марека хранился «представительский» фонд спиртного. Сам, для своих потребностей открывать он не имел права ни одной бутылки. Потому он сейчас и напросился на мой «посошок». Теперь в его распоряжении остается две недопитые бутылки.

О люди!..

7

Делать мне было, по большому счету, совершенно нечего.

Причем на это чрезвычайно увлекательное занятие требовалось угробить почти двое суток. И в то же время предстояло слоняться так, чтобы нигде случайно не нарваться на проверку документов. Что ни говори, а тоскливое это мероприятие — в собственной стране шарахаться от каждого человека в погонах. Причем, нельзя сбрасывать со счетов пресловутый «закон подлости»: вполне допускаю, что можно годами не подвергнуться ни одной проверке документов, но если они у тебя не в порядке, скорее всего, кто-нибудь обязательно именно на тебе захочет отрепетировать свою бдительность.

Первым делом не мешало бы разменять хоть одну пятидесятидолларовую купюру, полученную от Марека, на наши деньги. В официальный «обменник» дорожка закрыта — там обязательно потребуют паспорт. Ходить от одного коммерческого ларька к другому, предлагая «зелень» торговцам, даже себе в убыток, тоже не дело, хотя бы уже потому, что у любого нормального человека возникнет вопрос, а с чего бы это человек пытается незаконно обменять то, что можно сделать официально. Правильнее всего казалось обратиться к кому-то из наших южных братьев, которых сейчас в Москве повсюду полно, но и тут брала опаска: а ну как тот, к кому я обращусь, увидев «капусту» и поняв, что я предпочитаю не встречаться со стражами порядка, подзовет крепких ребятишек того цвета кожи… Нет, лучше не рисковать.

Одно слово — беспачпортный, бомж. Мазохистски размышляя над своей незавидной долей, я медленно брел по улице, не особенно задумываясь над тем, куда направляюсь. Странное это чувство — когда можешь заниматься чем хочешь, а ощущения свободы нет. Потому что свобода определяется не тем, что тебе нечего делать, а тем, что можешь заниматься тем, чем хочется. В те минуты процесс обретения хоть какого-нибудь документа рисовалось мне едва ли не волшебной чертой, за которой все сразу станет на свои места и все вокруг станет прекрасным, розовым и голубым — если, конечно, в данном случае этим цветам не придавать неких сексуальных символов.

В самом деле, ведь не о таком вот бездельном бродяжничестве мечтал я долгими бессонными ночами, когда, усталый и вымотанный после дневной работы, лежал и глядел в потолок под храп, стоны и бормотание своих товарищей по несчастью.

Именно так, не отбывающих наказание преступников, а товарищей по несчастью. Это до того, когда-то, в предыдущей, наивной и правильной своей жизни, я считал, что за решетку попадают только те, кто того заслуживает. Разумеется, я и раньше знал и принимал поговорку, что от сумы, мол, и тюрьмы зарекаться никому не следует. Однако знал это как-то абстрактно, теоретически, отвлеченно, принимал лишь умом — в душе же и допустить не мог вероятность, что сам проведу на нарах восемь бесконечно долгих лет.