Братишка, оставь покурить! - читать онлайн книгу. Автор: Николай Стародымов cтр.№ 4

Вот она, долгожданная ложбинка. Мы ныряем в нее. Все, теперь мы уже не так видны. Здесь тень, кустарник, деревца. Когда начинаются дожди, по ее дну весело прыгает по порожкам резвенький ручеек. Сейчас сухо и мы с Радомиром именно вылизанный водой каменистый желобок именуем между собой третьей тропинкой.

…Странное свойство у лунного света. Он рельефно выделяет, снабжая глубокими беспросветными тенями, самые назначительные неровности почвы — и в то же время скрывает, не проявляет крупные ямы; он серебрит, четко очерчивает каждый листик на веточке, каждую травинку — и при этом из самого жиденького кустика создает непроницаемую для взгляда преграду.

Соваться при такой лунище в заросли, в которых может оказаться засада — на подобное способен только полный идиот. Однако мы с Радомиром не такие уж дураки, как может показаться. Мы рассуждаем иначе: муслики ведь тоже считают, что идиотов среди нас немного, а потому держать тут постоянный положай или «секрет» — слишком накладное дело. Потому мы тут ходим, хотя и нечасто, а противник тут, скорее всего, выставляет засады, но тоже нечасто. Пока, до сих пор, нам везло, мы тут ни с кем не сталкивались. Хотя и понимали, что до бесконечности это, скорее всего, не продлится. Во всяком случае, будем надеяться, что мы с противником если и столкнемся, то не сегодня, а в следующий раз… Даже нет, не так, не в следующий, а когда-нибудь в необозримо неопределенном будущем.

Наши шаги разносятся далеко, каблуки гремят неимоверно гулко. Умом понимаешь, что это не так, однако ничего не поделаешь, впечатление остается.

Сейчас ложбинка сделает крутой поворот направо, к югу. Я останавливаюсь, приседаю, выставив автомат. Сзади стихают и шаги Радомира. Не оборачиваюсь, и без того знаю, что он тоже сейчас на корточках. Воцаряется полнейшая тишина, которая нарушается лишь гулкими ударами собственного сердца. Реально, конечно, ночная тишина — понятие относительное. В ней смешались и шорох ветерка, и перекличка ночных птиц, и дребезжание цикад, и невероятное смешение других звуков… Только на них сейчас не обращаешь внимания, не замечаешь их, словно бы оставляешь за скобками. Потому что эта ночная какофония является не более чем фоном, на котором могут проявиться иные, опасные для нас звуки.

Как дикий зверь или охотничья собака, я с жадностью втягиваю ночной прохладный воздух — не принесет ли он того, что нередко выдает засаду: дух чужого тела, сигаретный дымок, аромат одеколона или же кирзовый или юфтевый «духан» новых ботинок. Нет, ничего не чувствуется, ничем посторонним не пахнет.

— Чшш, — едва слышно прошипел я.

Сзади эхом звучит такой же звук. Все в порядке. Можно идти дальше.

Согнувшись, держа автомат наизготовку, подвигаюсь вперед. Все, это уже не наша территория, случись что — здесь нам уже никто не поможет. Даже если вдруг весь наш отряд поднимется, даже если сербы помогут, даже если артиллерия поддержит — все равно в лучшем случае нашим достанутся лишь хладные трупы храбрецов, погибших за славное дело освобождение всех славян.

В такие минуты, когда понимаешь, что уже сделал этот последний шаг, окончательно отделивший тебе от товарищей, меня вдруг охватывает тоска и досада на себя. Пульсирует мысль… Даже не так, не мысль пульсирует в голове, а вскипает из души настроение, которое в двух словах и не передашь.

В конце концов, с тоской нашептывает внутренний голос, что же, лично тебе больше всех нужно это освобождение всех славян? Какого лешего ты сюда лезешь, в то время, как нормальные люди спят в блиндаже и видят третий сон? Зачем тебе лично все это нужно, если раздираемый противоречиями славянский мир сам не желает противостоять засилью американизированной культуры, если он сам, этот славянский мир, безропотно ложится под агрессивных соседей? Что, по большому счету, в мире изменится от того, что сейчас по тебе полоснет из-за куста автоматная очередь? Ведь никто нигде на белом свете даже не вспомнит, даже не всплакнет, даже не узнает никогда, где именно, за какие высокие идеалы погиб капитан в отставке Константин Васильевич Коломнин, которого тут знают только как капитана Беспросветного?..

Потом, позже, это настроение постепенно затихает, затухает, растворяется, выветривается, улетучивается, тихонько сворачивается в клубочек и притаивается в самых потайных уголках души или подсознания. Чтобы неудержимо вскипеть в следующий раз, когда я опять переступлю незримую черту, на которой обрывается возможность того, что на военном языке именуется огневой поддержкой.

…За поворотом ложбинки нас никто не поджидал. Самая опасная точка нашего маршрута оказалась пройденной без происшествий. Она и в самом деле самая опасная. Потому что самая удобная для засады, а, следовательно, и самая, как бы это сказать, «засадоопасная». Дальше напороться на специально организованный против нас положай «мусликов» вероятность значительно меньше. А значит дальше мы будем с противником на равных.

Какое-то время мы идем в полный рост. Только шуметь стараемся по возможности поменьше. Потому что теперь необходимо продвинуться как можно дальше в глубь обороны мусульман. Нужно пользоваться светом ночного светила, который теперь очень даже кстати. Когда Селена закатится за клык Черной горы, идти будет куда труднее.

Мысли соскальзывают на вопросы этимологии. Странно, но почему-то у очень многих народов имеются Черные горы. Черные горы есть у коряков и на Ямале, Черни-Врых дыбится над столицей Болгарии, над Красноярским водохранилищем также царапает небо Черная гора, Карадаг имеется в Турции и в Иране… Ну и так далее. Белых, синих или серо-буро-малиновых гор в мире куда меньше.

Вот и здесь с юго-запада торчит Црна брдо, Черная гора. Хотя на самом деле она не черная. Может, это просто историческое название, может, некогда тут что-то произошло, что запечатлелось в памяти народа, ассоциируясь со словом «черный».

А народная память — понятие уникальное. Под Ашхабадом имеется ущелье, которое называется Фирюза. Место чудное — не случайно до саморазвала страны там располагались всесоюзные курорты. В самое жаркое лето температура там была вполне приемлемая, градусов на пятнадцать ниже, чем за его пределами. Рассказывали, что когда сто лет назад проводили границу между Российской империей и Ираном, Александр Третий, с подачи умных подданных, естественно, на солидные территориальные уступки пошел, только бы оставить за собой Фирюзу.

С чего это я вдруг вспомнил это ущелье? А, вот! Почему оно так называется? Есть легенда, что будто бы некогда, когда Туркменистана еще не было как такового, сюда с юга шли захватчики. А в предгорьях Копетдага, где обитали племена пратуркмен-огузов, жила семья — семь братьев и сестра по имени Фирюза. Они обратились к соплеменникам с призывом объединиться и дать отпор пришельцам. Однако их никто не поддержал, соседи просто откочевали подальше. И тогда на бой отправились только семь братьев. Они устроили завоевателям классическую горную засаду — дождавшись, пока те втянутся в благодатную долину, обрушили на них лавину камней. Сколько погибло захватчиков, история умалчивает. Да только семеро против войска… Короче говоря, погибли все семеро. А Фирюза, пытавшаяся им помогать, сама бросилась в пропасть, чтобы не попасть в руки врагам.