Собачья работа - читать онлайн книгу. Автор: Максим Есаулов cтр.№ 15

— Это-то решим, а вот чем привязывать к мокрухе будем, если она не заговорит? Орудия нет. Никто ничего не видел.

— Если это вообще она, — вставил Андронов.

— Вот именно. Хотя не удивлюсь, что даже если она, то ничего не помнит.

— Орудие может быть под окнами, — высказал мысль Полянский.

— Может, — кивнул Максаков. — Серж, посмотрите, а? Пока не поздно. Вместе со Стасом.

Он подумал еще минуту.

— Саня, ты с Ковяткиной долго беседовал? У нее на одежде кровь есть?

Ледогоров пожал плечами.

— У нее на одежде есть все.

— Взгляни повнимательнее.

— А противогаз дашь? Вон, пусть он идет.

Ледогоров кивнул на Шароградского.

— Справедливо.

— Иду, иду. — Саня повернулся к своему тезке. — А ты страхуй, вдруг сознание потеряю.

Они исчезли за дверьми кухни. Максаков курил посреди темной прихожей этой огромной унылой квартиры и размышлял о том, так ли уж необходимо заканчивать юрфак университета, чтобы всем этим заниматься.

— Это просто часть работы, — сказал в темноте Полянский.

— Что? — Максаков дернулся. Неужели он начал думать вслух?

— Ты думаешь, на хрена оно все сдалось. Это просто часть работы. Завтра, может, придется искать убийц президента. Не дай Бог, конечно.

— Сплюнь. Откуда ты знаешь, о чем я думаю?

— Я просто сам об этом думал пять минут назад, а мы часто мыслили одинаково.

— Верно. — Максаков поднялся и затушил сигарету в пустой пачке. — Нашли орудие?

— Стас ищет. Я за шапкой вернулся.

Ледогоров и Шароградский шумно выдохнули, вывалившись из дверей кухни.

— Вонища еще та.

— Она хоть жива?

— Живее всех живых. Бормочет чего-то, елозит в дерьме своем. — Шароградский покачал головой. — А на одежде у нее ничего бросающегося в глаза нет, хотя, судя по обоям в комнате, запачкаться она должна была основательно.

— Она вообще в ночной рубашке, — задумчиво подал голос Ледогоров. — Не пришла же она в ней.

— В принципе могла. Надо все тряпье в комнате ворошить.

— О Господи! — Шароградского передернуло от этой перспективы.

В сумраке прихожей потянуло сквозняком. Максаков удивленно заметил, что глаза уже привыкли и недостаток света перестал его раздражать.

«Вот так и привыкают жить в темноте», — подумал он.

— Она была в ситцевом малиновом платье. Очень старом и рваном.

Все обернулись. Девушка в джинсах и свитере стояла в дверях своей комнаты. За ее спиной ярко горел торшер, виднелся голубой палас и разбросанные по нему игрушки.

— Я в полшестого вставала ребенку компресс делать — она в туалет ползла в нем.

Дверь захлопнулась. Снова стало уже привычно темно.

— Ничего не понимаю, — пробор мотал Ледогоров.

— И не пытайся, — хмыкнул Максаков, — одно слово — женщина. Кто-то говорил, что унитаз забит. Значит, туда она платье и затолкала. Среди нас есть сантехники?

Малиновый уголок призывно торчал из фановой трубы.

— Даже и не думай, — Шароградский покачал головой, — я лучше уволюсь.

Максаков улыбнулся.

— Найди бомжа какого-нибудь.

— А как это платье будем упаковывать?

— Об этом пусть головы у Ефремова и эксперта болят.

— Вот они обрадуются. — Шароградский направился к выходу, напевая: — Идет охота на бомжей, идет охота…

Максаков вышел из туалета и полез в карман, забыв, что сигареты кончились. Ледогоров протянул пачку «ЛМ».

— Спасибо. Саня, я поеду. Достала меня уже эта говняная хата. Вызовите «трезвак». Будут проблемы — звоните.

На лестнице было по-прежнему влажно от поднимающегося из подвала пара. Максаков спускался, задумчиво глядя себе под ноги. Со стен когда-то парадной лестницы на него грустно взирали выщербленные каменные лица греческих богинь.

В магазинчике было тепло. Рыжая веснушчатая продавщица щеголяла в короткой футболочке и еще более короткой юбке.

— Пачку «Аполлона», пожалуйста.

Пахло шоколадом и какими-то пряностями.

— Вам синий или белый?

— Синий.

— Десять рублей. А откуда у вас такая шляпа?

— Из Америки.

— Вот здорово. А померить можно?

— Нет. Я ее никогда никому не даю мерить.

Снаружи ощутимо буйствовал ветер. Снег почти перестал, и ветру приходилось поднимать его с земли. Прохожие брели словно вываленные в муке. Снова охватила вязкая, щемящая тревога. Ломило затылок, словно в него уперся острый сверлящий взгляд. Максаков обернулся. Никого. Пустая арка, жерло длинного проходного двора. Завихрения снега. С трудом отгоняя холодное беспокойство, он заставил себя подумать о том, что девочка была симпатичная, что у нее красивая грудь, что он зря так резко с ней разговаривал и что после Татьяны его абсолютно не интересуют другие женщины. «Жигуленок» уже прилично занесло. Максаков завел двигатель, достал щетку и принялся за работу. Во двор въехала машина вытрезвителя. Незнакомый наряд лениво потянулся в подъезд, не обращая на него никакого внимания. Из-за угла вскочил Андронов.

— Есть! — весело закричал он. — Чугунная сковорода под окнами!

— Молодец! — помахал ему Максаков и тронулся с места.

Снова настойчиво запищала связь. Он чертыхнулся и, пытаясь одной рукой вырулить машину на Пестеля, достал «моторолу».

— Да?!

— Миша, ты где?

— Еду на базу, Вениаминыч. Случилось чего?

— Проедь на Мальцевский рынок. Там какая-то чертовщина. Вроде рейдует кто-то, но нам не сообщали. Разберись. Там ГЗ наряд.

— Хорошо.

Максаков бросил станцию на пассажирское сиденье и, добавив газу, в последний момент пересек Литейный. У Преображенки паслось целое стадо «мерседесов». Отпевали одного из лидеров «чукотских» — Юру-Колбасу, в миру — Колбасёнкова Юрия Викторовича — мецената, политического деятеля, а также, по выражению одной из газет, — «руководителя известной бизнес-группы». Пуля настигла Юрия Владимировича четыре дня назад на презентации Музея истории петербургского криминалитета, основателем которого он являлся (музея, разумеется). Пресса уверенно считала это убийство очередной акцией жестокой «биробиджанской» группировки в затянувшейся «евро-чукотской» войне. Он свернул на Короленко, затем на Некрасова. У светофора на Восстания стояло несколько машин. Максаков приоткрыл окошко и принялся вскрывать пачку «Аполлона», когда краем глаза уловил в зеркале надвигающуюся сзади и слева фигуру. Это был Сиплый. Изнутри словно ударило током. Подбородок свело мгновенной судорогой. Пачка вылетела из руки. Пальцы скользили на внутренней ручке дверцы. Улица замерла в морозном воздухе. Исчезли звуки. Толчками пульсировала в голове кровь. Он рванул сильнее. Распахнувшаяся дверца въехала Сиплому в колено. Тот вскрикнул и поскользнулся. Максаков выскочил из машины и, схватив его за руку, начал валить на капот. Шляпа съехала на глаза, пистолет бесполезно болтался на боку под пальто. Мелькнули два удивленных школьника на тротуаре и продавщица из обувного, подобно манекену, застывшая в витрине. Сиплый снова поскользнулся и рухнул, увлекая Максакова за собой. В лицо ударили выхлопные газы стоящей впереди «Волги». Кто-то настойчиво сигналил над головой. Во рту скрипнули песчинки вперемешку со снегом. Максаков врезал по маячащему перед ним затылку. Сиплый наконец обмяк. Рядом зашуршало, и в спину ткнулся ствол автомата. Он точно знал, что это автомат. Уже пятнадцать лет знал, что никогда ни с чем его не перепутает.