— Можешь не говорить об этом, если не хочешь.
— Да нет, я этого не стыжусь. И даже дочка привыкла и перестала меня стыдиться. Хотя и не собирается следовать моему примеру, — уточнила Нина. Папаше своему ничего не говорит, и на том спасибо: Но ты ведь не для того ко мне приехал, чтобы выслушивать бредни старой лесбиянки!
Нина не покраснела и не побледнела, произнося страшное слово. Рука с сигаретой не дрогнула. И глаз от меня она не отвела, напротив, пристальнее вглядывалась, словно хотела понять, какое произвела на меня впечатление. Но я тоже не промах. Я слишком долго работал следователем прокуратуры и научился владеть собой. К тому же я здесь действительно не затем, чтобы выслушивать проповеди о преимуществах лесбийской любви. Другое дело, что я пока что не знаю, поможет необычная ориентация Нины моему делу или помешает. Понятно, что шантажировать ее этим бесполезно. Она уже приспособилась к своему нынешнему состоянию и не делает из него тайны. А где нет тайны, нет повода для шантажа. Чувство вины? Вряд ли она чувствует себя виноватой перед кем-то. И уж в последнюю очередь — передо мной. Остается одно: ее несомненная благодарность к Андрею. В этом обмануться трудно. Он благодетель не только для половины города. Он что-то такое сделал для Нины — думается, не только компьютер, это мелочь, приятное дополнение к главному, — в чем-то он ей по-настоящему помог. И ради него она готова на многое.
Вот только удастся ли мне убедить ее, что я действую столько же в собственных интересах, сколько и в интересах Андрея? Может быть, для этого мне следовало бы самому быть в этом уверенным чуточку больше.
Но я должен выведать у нее тайну — или хотя бы узнать, владеет она тайной или нет.
И я отбросил сомнения и без всяких оговорок и предисловий рассказал Нине все: как меня пригласили к Ирине Аркадьевне, как проводили на четырнадцатый этаж, во владения Игоря Степановича, как постепенно, шаг за шагом, вовлекли в это странное дело. Рассказал о нашем разговоре через «аську» с Путешественником и, опустив интимные детали, о поездке к попадье, оказавшейся Натальей Васильевной:
Нина слушала молча и только на этом месте перебила:
— Я знаю про нее. Была у нее прошлым летом. — И хитро улыбнулась. — С подругой.
— И как она?
— Наталья? По-моему, она ни черта не заподозрила. Мы очень мило попарились в баньке, а потом она уложила нас на веранде. Еще извинялась, что у нее только одно спальное место. Мы так смеялись потом: Кстати, оживилась вдруг она, — а тебя с твоим шофером Наташей — куда уложили? Спорим, что на веранду?
— Не буду спорить. Все равно догадаешься. И будешь считать меня лгуном.
— Вот в этом ты прав, Сереженька. Женщину в таких делах не проведешь, бесполезно. Я сразу поняла, что эта твоя рыжая не просто так возникла, неспроста. И сюда ты один приехал, без шофера, чтобы я ни о чем не догадалась.
— Точно так.
— Ладно. Считай, что тест ты прошел.
Тест? Помешались они, что ли, на тестах? Надо будет обязательно спросить у Наташи: ее тест я прошел или нет? И пусть только попробует сказать, что не прошел:
— Чего ты ухмыляешься?
— Так: вспомнил кое-что:
— Понятно. Можешь не рассказывать. Ваши мужские похождения меня больше не занимают.
— А как насчет семьи и брака?
— Это ты про меня? Или про себя?
— Ни то ни другое. Про Андрея, милочка, только про нашего друга Андрея. От нас с тобой, может быть, зависит сейчас его семейное счастье. И не только оно. Как мне дали понять, приданое за дочкой папаша дает царское.
— Хм: Надо подумать.
От этих слов в груди разлилось приятное тепло. Я взял бутылку, наполнил Нинину рюмку, налил полрюмки себе. Если Нина раскроет мне тайну, налью еще одну. А может, и не одну. Ради такого случая можно и в машине поспать, покуда коньячный дух не выветрится. А можно позвонить по телефону и приказать Наташе приехать за мной. Ради такого случая — можно. Уверен, что Игорь Степанович не станет возражать. Я бы на его месте вертолет за мной прислал. Да с группой охраны. Чтобы не просочился, не дай бог, с таким трудом добытый секрет где-то по дороге между этим городом и областным центром. Или того хуже — не пропал бы вовсе в результате заурядной аварии:
Мы чокнулись и выпили — молча, без тоста, каждый за свое. Вот только мое «свое» мне виделось сейчас довольно ясно. А Нине, оказывается, нет.
— Ладно, — сказала она, осторожно поставив рюмку. — Допустим, Андрею я помогу обрести семейное счастье. Тебе — получить приличное место в их холдинге. А что с этого буду иметь я?
Такой поворот меня не удивил. Я удивился бы гораздо больше, если бы Нина не подумала о собственной выгоде. Но ей я этого, разумеется, не сказал.
— Ну, знаешь, — пожал плечами я, — от тебя я такого не ожидал! Ладно бы речь шла только обо мне. У тебя есть все основания для того, чтобы не желать мне добра, это я признаю. Но Андрей: Не ты ли, милочка, только что распиналась в своей преданности святому Андрею? Не ты ли недвусмысленно дала мне понять, какое я ничтожество в сравнении с ним — что я мизинца его не стою, что я:
В таком духе я продолжал еще довольно долго. Мне часто приходилось выступать в суде, и я вполне овладел всеми приемами демагогии. Могу кого угодно заставить поверить в то, что черное — это белое и наоборот. И могу понять, когда мое красноречие пропадает втуне, когда человека или целое сообщество людей переубедить невозможно. Увы, именно с таким случаем я на сей раз столкнулся. Но я ведь и не пытался Нину переубедить. Я лишь пытался создать видимость того, что убежден в ее бескорыстии. Чтобы как можно меньше пришлось за это бескорыстие платить.
А заплатить: что ж! Почему бы и не заплатить? Ведь не моими деньгами придется платить. Платить будет Игорь Степанович. Он готов платить. Единственная проблема в том, что ни он, ни я не могли заранее знать, сколько придется платить и стоит ли тайна, которую мы хотим раскрыть, этих денег. Поэтому мне на всякий случай поставлен лимит. Каждому, кто поможет найти носителя тайны, я могу обещать столько же, сколько уже получил сам, десять тысяч долларов. Могу не просто обещать, а заплатить сразу — из собственных средств. Разумеется, Игорь Степанович пообещал в случае чего компенсировать утрату этих денег. А тому, кто тайну непосредственно раскроет, я готов обещать аж пятьдесят тысяч. Если же потребуют больше, не решать самому, а обратиться к Игорю Степановичу. На этот счет у меня в памяти моего сотового особый телефонный номер заложен, по которому Игорь Степанович мне всегда, в любое время и из любого места ответит, лишь бы я сам находился в пределах действия сотовой связи.
В общем, когда мы с Ниной прекратили играть в неподкупность и бескорыстие и согласились, что оба действуем в собственных интересах, когда наконец было названо заветное число $ 100 000, мне даже притворяться не пришлось, что число меня не поразило: я был уверен, что именно оно и прозвучит. Красивое число. Круглое. Шестизначное. Лучше его, красивее его может быть только миллион. Вот такой: $ 1 000 000. Но миллион Нина запросить никогда бы не решилась. Не доросли мы, русские, в большинстве своем до миллиона долларов. До миллиона рублей — это запросто. До ста тысяч баксов — да, пожалуйста. А до миллиона нам еще расти и расти.