Мишн-Флэтс - читать онлайн книгу. Автор: Уильям Лэндей cтр.№ 13

– И что ты сделаешь? Арестуешь человека за то, что он продал старику бутылку пива?

– Просто переговорю с глазу на глаз.

– Начальник был молоток, – сказал Дик, возвращая нас к более привычному образу моего отца как могучего полицейского, а не ворчливого старика. – Он бы этих молодых да ранних юристиков не послушался. Нет, сэр, и не мечтайте! Хотел бы я посмотреть, как один из этих желторотых говорит твоему отцу: «Это не ваша юрисдикция!» Твой отец показал бы ему, где раки зимуют!

– Дик, никуда бы он не делся – послушался бы как миленький. Точно так же, как я.

– Ну-ну, – сказала Дайан, – а вот твоя мать – та бы никогда не пошла на попятную. – Она сделала затяжку и со смаком выпустила дым из рта. – Чтобы она да послушалась какого-то там юристика? Она сроду никого не слушалась!

Это был чреватый последствиями момент, и все четверо уставились на меня в ожидании моей реакции.

В те несколько недель, что прошли со смерти матери, я рядился в тогу стоицизма, которая пристала настоящему янки. Моя скорбь была тем горше, что в ней был привкус вины и стыда за свое былое поведение – привкус вины и стыда куда более сильный, чем у рядового сына после смерти матери.

К моему собственному удивлению, внезапное упоминание о матери не вызвало у меня бури чувств. Видно, острота скорби притупилась и перешла в тихую печаль.

И Дайан совершенно права: если бы Крейвиш, этот телевизионный клоун, посмел указать Энн Трумэн ее место, как он проделал со мной...

– Наглец, который попробовал бы командовать моей матерью, живо получил бы коленкой под зад – и весь разговор, – сказал я.

Вот вам образчик того, какой была моя мать.

Это было примерно в 1977 году, ранним сырым утром в самом начале весны. Сидя на кухне в то утро, ты чувствовал тьму за окном, ноздрями ощущал дождь и грязь за пределами уютного пространства.

Мать читала книгу в толстом переплете, одетая уже по-дневному. Волосы собраны сзади в аккуратный пучок, только дырочки в ушах еще не закрыты серьгами. Я тоже сидел за столом. Передо мной – тогдашний стандартный завтрак: хлопья и стакан молока. То, что молоко в стакане, – компромисс с матерью; я терпеть не могу смешивать хлопья с кипяченым молоком в миске: получается неприятная масса, поверх которой плавают отвратительные пенки. Горячий спор на эту тему произошел всего несколько дней назад, и вид хлопьев и стакана с молоком вызывает у обоих некоторое внутреннее напряжение. Я бы с удовольствием показал матери свою лояльность и разом покончил с этой мукой – выпил бы залпом противное молоко с мерзкими пенками, но... но с души воротит. Не лезет в меня это молоко!

– Ма, ты что читаешь?

– Книгу.

– Какую?

– Взрослую.

– А как называется?

Она молча показала обложку.

– Тебе нравится?

– Да, Бен.

– Почему нравится?

– Потому что я получаю знания.

– Какие?

– Это историческая книга. Я узнаю больше о прошлом.

– Зачем?

– Что значит – зачем?

– Зачем тебе знать про прошлое?

– Чтобы извлекать уроки и быть лучше.

– Быть лучше кого?

Она немного удивленно посмотрела на меня. Голубые глаза, гусиные лапки улыбки у глаз.

– Не лучше кого-либо, а просто – лучше.

У дома остановилась машина. Это отец. Ночное дежурство вообще-то с двенадцати до восьми, но он всегда возвращается раньше.

Перед тем как войти в дом, отец громко откашлялся на крыльце; вошел, молча кивнул мне и матери и сел за стол.

Я вытаращился на него.

Вот это да!

Я тут же быстро покосился на мать: ты видишь? Как, по-твоему, он знает?

В густых каштановых волосах отца была белая полоска! Прямо над лбом – словно след от детской присыпки.

– Папа, у тебя...

– Бен! – Мать посмотрела на меня так строго, что я мгновенно осекся.

– Что ты хотел сказать, Бен? – спросил отец.

– Да так, ничего особенного...

Мать сидела бледная-бледная. Губы сжаты в едва различимую полоску.

Отец поставил на стол коробку с пончиками из городской кондитерской «Ханни дип». На коробке был рисунок – горшочек, через край которого струится золотистый мед. Над горшочком парил пончик, с которого капал мед. От одной картинки слюнки текли.

– Угощайтесь, – сказал отец. – Твои любимые, Бен. Из «Ханни дип».

– Спасибо, не хочу, – сказала мать.

– Да ты что, Энн! С нескольких пончиков не растолстеешь.

– Спасибо, не хочу, – повторила мать, и в ее голосе чувствовалась ярость от того, что отец посмел принести эти пончики в дом.

Я выбрал пончик с шоколадной глазурью, чем вызвал одобрение отца.

Он ласково взял мой подбородок в свою лапищу и легонько потряс его. Его пальцы пахли диковинно: резкий запах хлорки. Краем глаза я заметил, что и манжеты его сорочки в той же пудре.

– Молодчина. Пончик – дело недурное.

– Не прикасайся к мальчику, Клод!

– Не прикасаться к моему сыну? Это что еще такое?

Ее голубые глаза блестели как сталь из-под полуприкрытых век.

– Бен, забирай пончик – и иди к себе.

– Но я еще не...

– Бен!!!

– А как же хлопья?

Отец смиренно промолвил:

– Иди, Бен, иди.

Моя мать была женщиной миниатюрной и ростом чуть выше полутора метров. Однако отец, здоровенный детина, подчинялся ей беспрекословно.

Ему, похоже, даже нравилось подчиняться ей.

У него на этот случай была любимая шутка: будто мало в мире хлюпиков, ей подай командовать Клодом Трумэном, человеком-зверем!

Я пошел восвояси. Но далеко не ушел, остался подслушивать в гостиной.

– ...моего дома!

– Что-о?!

– Я сказала, вон из моего дома! Проваливай!

– Энн, что я такого сделал?

– Клод, у тебя в волосах – сахарная пудра. Мы живем в маленьком городке. Ты хочешь выставить меня на всеобщее позорище?

– На... на позорище?

– Клод, не надо! Не надо говорить со мной, словно я дурочка и словно я одна в городе не знаю, что происходит. Я не дурочка, Клод!

В то время я, конечно, не до конца понимал происходящее. Но уже тогда я осознавал всю хрупкость взаимоотношений отца и матери. Задним числом мне кажется, что я понимал это чуть ли не с младенчества.