Час печали - читать онлайн книгу. Автор: Т. Джефферсон Паркер cтр.№ 10

Матаморос отключил двигатель и вышел. Августовское солнце было ярким, и он заслонил глаза от света. Колеску чуть пригнулся вперед, подходя к двери дома № 12. Он ощущал, как клейкая лента сжимает его тело, и очень надеялся, что никто никогда не заметит ее под летней майкой с надписью "Морос" на карманчике. К тому же в условиях освобождения под честное слово ничего не говорилось о скотче.

Недавно он вычитал в прессе, что в соответствии с новым законом копы обязаны сообщать людям о небезопасных личностях, проживающих рядом. Здесь, в округе Оранж, эта система называлась ЗОНА, то есть "Запомни и Отметь Насильника". Теперь, если ты привлекался по "половым" статьям и тебя отнесли к группе риска, оставалось лишь бежать из собственного дома.

Нет ничего унизительнее, чем быть выгнанным из квартиры чистенькими, холеными людишками, чей самый скверный поступок в жизни – мелкое жульничество с налогами.

Хольц стоял на кухне и по-свойски пил пиво. У этого толстого парня с быстрыми глазками была мерзкая привычка улыбаться, когда он сообщал дурные новости. Матаморос ни разу не видел стекла его очков чистыми. Хольц вел себя как закадычный друг Колеску, хотя дружеские отношения вовсе не связывали их.

– Морос! Как делишки?

– Прекрасно, Эл.

– Жарковато сегодня.

– Весьма.

– Карла будет с минуты на минуту.

Колеску с детства привык смотреть на себя со стороны, находясь в обществе других людей. Ему казалось, что он наблюдал за спектаклем, где играл главную роль. Герои пьесы говорили, а он отвечал им. Таким образом, Матаморос был и зрителем, и актером одновременно. Он некомфортно чувствовал себя в любой компании, но уже смирился с тем, что окружающих не выбирают. Особенно в семье, тюрьме или больнице.

На краткий момент Колеску увидел себя стоящим на кухне и разговаривающим с жирным Элом. "Да, вот он я, – думал Колеску, – коротенький и толстый, в синей футболке с коротким рукавом, на кармане – мое имя. Мне за двадцать. Волосы средней длины, черные и волнистые, лицо бледное, губы розовые и пухлые". Он бросил взгляд на свою стремительно растущую грудь – результат гормонального средства "Депо-Провера". Колеску обязали принимать его, что было частью наказания. Точнее, лечения, поправил себя Колеску, ведь здесь лечат именно химической кастрацией. И за восемь оставшихся дней "добрые" врачи доконают его.

– Эл, у меня новое яйцо!

– Давай-ка его сюда.

Колеску вышел из кухни и направился в темную гостиную. Он всегда наглухо закрывал шторы, особенно во время адского пекла южнокалифорнийского лета. У дальней стены комнаты стояло три книжных шкафа с зеркальным дном и внутренней подсветкой.

Колеску включил лампочки в средней секции.

– Еще одно яйцо эму. Синее, – торжественно объявил Колеску и указал Хольцу на предмет разговора.

Хольц нагнулся и почти коснулся носом полки.

– Мило.

– В последние дни она делает все больше и больше!

Речь шла о матери Колеску, Хелен. Роспись яиц была древним румынским искусством, и за свою жизнь Хелен украсила не одну сотню. Большая часть яиц осталась на полках Матамороса. Яйца разрисовывались самыми разнообразными цветами и во всевозможных стилях. Давние работы Хелен отличались простотой. Последние же она отделывала кружевами, оборочками, старомодными безделушками, кусочками пряжи и ткани, а с недавних пор даже пластмассовыми глазами с бегающими внутри шариками.

– Очень мило, – повторил Хольц.

– Это одно из моих любимых.

Колеску старался понравиться Элу, приверженцу так называемых семейных ценностей, поэтому говорил о матери часто и с любовью. По большому счету плевать он хотел на эти дурацкие расписные яйца. Они отдавали жуткой безвкусицей и кошмарной банальностью. Если бы Хелен не заплатила за шкаф, Колеску упаковал бы дурацкие поделки в коробку и отправил на чердак. Однако демонстрация "коллекции" и льстивые слова должны были впечатлить агента. Как говорил один санитар в Атаскадеро, муху проще привлечь медом. Правда, Колеску всегда сомневался в целесообразности и необходимости кого-то привлекать. В дверь позвонили.

– А, это, должно быть, Карла! – весело заметил Хольц.

Колеску пошел в прихожую и открыл дверь. Действительно, это была Карла, сияющая загорелая блондинка с множеством преждевременных морщин и белоснежными зубами. Матаморос никогда не понимал, почему женщины Калифорнии постоянно злоупотребляют солнцем.

– Привет, Морос!

– Здравствуйте, доктор Фонтана. Проходите, пожалуйста.

Карла кивнула и направилась в гостиную. Колеску казалось, что она следует за ним как тень. Доктор пожала руку Хольцу. Тот жадно впился в нее глазами, глядящими из-за замызганных стекол очков.

И снова началась пьеса. Колеску увидел, как он садится на диван, а двое визитеров – рядом, на стулья. Он наблюдал за своими немного кошачьими движениями. Усевшись, Колеску снял обувь и подогнул под себя ноги.

Хольц держал раскрытый блокнот, в который на памяти Матамороса ни разу не вписал ни буквы. В толстой правой руке он сжимал ручку.

Доктор Фонтана вынула из сумки диктофон, положила его на кофейный столик и лучезарно улыбнулась, обнажив свои прямо-таки галогенные зубы.

Хольц смотрел на Колеску.

Доктор Фонтана смотрела на Колеску.

Осторожно! Матаморос представил себе туман над рекой и то, как этот туман может скрыть истинные мысли человека.

– Думаю, нужно начать с общих вещей, мистер Колеску, – начала Карла. – Например, расскажите нам, как ваша работа и семья?

– Спасибо, все хорошо. Семья в порядке. А я занимаюсь розничной торговлей автомобильных запчастей, провожу много часов за компьютером. Работа несложная, и время бежит быстро.

* * *

Карла Фонтана прислушивалась к легкому акценту Колеску. В его интонации и манере строить фразы чувствовались румынские корни. Колеску приехал в США восьмилетним мальчиком, вместе с матерью, в поисках политического убежища. К десяти годам он убил в Анахейме больше десятка собак. Он приманивал их сухим кормом, а затем протыкал брюхо. Мать как-то открыла коробку, прикрепленную к раме велосипеда ее сына. В ней маленький Матаморос хранил отрубленные собачьи хвосты.

Карла слушала и задавала вопросы, снова слушала и старалась честно выполнять свою работу.

В глубине души ей было жаль Колеску, но вместе с тем она помнила о своем долге защищать округ от подобных ничтожеств. Интуиция подсказывала ей, что сейчас он безопасен и готов начать новую жизнь. Но разум возражал: "Он в группе повышенного риска, надо оповестить соседей".

* * *

Хольц держался беспристрастно во время беседы, но тоже сочувствовал парню. Он встречался с его матерью – Хелен оказалась злющей старой каргой. Неудивительно, что Матаморос вырос моральным уродом. Однако больше всего Хольца впечатлило то, что мужа Хелен расстреляли из пулемета румынские полицейские, а ее и шестилетнего Матамороса заставили смотреть на это. Когда мальчик бросился к телу отца, на него натравили собак. Так Хелен и ее покалеченный морально и физически сын получили политическое убежище в Соединенных Штатах.