— Садись в машину.
— Но куда…
— Садись, я знаю, куда отвезти. Не боись.
Дане почти все равно. Она валится на заднее сиденье. Парень помогает ей устроиться, потом заводит мотор.
— Куда вы меня везете? Нельзя в больницу!
— Я не идиот. Послушай, не беспокойся. Я ничего тебе не сделаю.
— Но почему…
— Ну, а куда бы ты сейчас делась? Не оставлять же тебя на улице! Потерпи, скоро приедем, там тебе помогут.
— Но у меня…
— Нет денег? Это обычная история. Ничего. У кого теперь есть деньги?
— Может…
— У них-то точно есть, да не про нашу честь. Молчи.
Машина едет в ночь, Дана чувствует толчки боли.
«Эта боль доконает меня».
Машина останавливается, но Дана уже не может выйти из нее. Парень, чертыхаясь, поднимает ее на руки — вернее, пытается, но пальцы Даны мертвой хваткой вцепились в ручку чемоданчика.
— Эй, послушай, мы приехали. Очнись, надо немного пройти.
— Я попробую.
Дана понимает, что с ее стороны это самонадеянно. Но деваться, похоже, все равно некуда. Она делает шаг, потом еще. И еще. Теплая кровь согревает ее, струится по животу, стекает по ногам.
— Родька, это еще что такое?!
Женский голос, испуганный и властный одновременно.
«Это сверхурочная работа».
Дана хочет засмеяться, но что-то лопается у нее в груди, и она проваливается в темноту. Ее душит смех, ей так смешно, как давно уже не было. Но она не может засмеяться. Потому что нечем дышать. Совсем.
— Ты напугала нас до икоты.
Дана смотрит в потолок, но голос звучит близко, и она пытается сфокусировать взгляд на говорящем. Ей это удается.
— Как ты себя чувствуешь?
Она лежит на кровати. Комната небольшая и опрятная, мебели в ней почти нет, а та, что есть, застелена белыми простынями. На стуле рядом с кроватью сидит смуглый парень, кудрявый и худой. Дана где-то видела его. Но где?
— Ты можешь говорить? Так я и думал. Ладно, молчи себе. Такой дыромахи я отродясь не видел! И самое смешное, что пуля не задела ни одного жизненно важного органа. Сима говорит, такое бывает один раз на тысячу случаев. Или на сто тысяч. Мы, когда сняли с тебя шмотки, прямо обалдели. Даже Сима, а уж ее ничем не проймешь.
Дане хочется пить. Парень понимает это, но смачивает водой только ее губы.
— Пить хочешь? Сима запретила. Ничего, она скоро явится с работы и разберется с тобой. Кто это тебя так? Меня зовут Родион, можно Родька. А Сима — моя единокровная и единоутробная сестра. Хирургом в больнице подвизается. Вот и тебя залатала по высшему разряду. Поспи чуток.
Но Дана засыпает и без особого приглашения. Где-то на донышке сознания гнездится беспокойство о чемодане, документах, о делах, но сил нет, и она засыпает. Ей нужны силы. И очень хочется пить.
— Ну, как она? Приходила в себя?
— Да. Днем проснулась, пить хотела, я смочил ей губы. Говорить не могла.
— Неудивительно. Дело могло закончиться плачевно. Еще немного — и сам Господь Бог не помог бы. И угораздило же тебя!
— Ну не бросать же ее на улице!
— Само собой. Кто она? Может, преступница или еще кто…
— Она, по-твоему, похожа на преступницу?
— Трупы преступников практически ничем не отличаются от трупов обычных граждан.
— Сима, типун тебе на язык.
Дана открывает глаза. Над ней склонилась маленькая черноволосая женщина. Смуглое лицо, огромные черные глаза и тонкие губы.
«Наверное, такой была Ревекка». Дана смотрит на женщину, пытаясь понять, чего от нее ожидать.
— Ну, вот, совсем хорошо. — Женщина улыбается. — Значит, умирать мы не будем. Как ты себя чувствуешь?
— Ничего…
Женщина подносит стакан к губам Даны.
— Вот, уже немного можно. А теперь потерпи, сделаю тебе уколы и поставлю капельницу. Это противошоковое и антибиотики. Думаю, все обойдется. Знаешь, у тебя, похоже, целая орава ангелов-хранителей, и они знают свое дело. Как тебя зовут?
— Дана.
— Хорошее имя. Ну, Родька нас уже представил. Может, тебе что-нибудь нужно?
Нужно. Ей нужно идти и заниматься делом. Но этого не скажешь, а даже если скажешь, что с того? Куда она может сейчас пойти? Самое лучшее — залечь на дно. А здесь ее точно никто не будет искать, это и в голову никому не придет. Ведь она теперь официально мертва. Имеется даже протокол вскрытия.
— Спасибо, я в порядке.
Что может быть не в порядке? Нельзя дважды вой-ти в одну и ту же смерть.
17
— Тебе шах и мат. — Родька довольно улыбается.
— Не больно-то и хотелось!
— Хотелось, конечно. Только из тебя шахматистка не получится. Тут нужно просчитывать вперед на несколько ходов, а ты…
— Прошлый раз ты продул.
— Потому что новичок — человек непредсказуемый.
— Это хорошо.
— При известном везении — да, неплохо. Но везение когда-нибудь заканчивается.
— Есть хочу.
— Только не эти кошмарные чизбургеры. Дана, еда из «Макдоналдса» практически несъедобна и вредна. В ней нет никаких полезных веществ, зато валом холестерина и этого… как его? Какого-то мутировавшего маргарина, кажется, так Сима говорила. В общем, сплошной канцероген.
— Зато вкусно. Мне эти твои каши скоро поперек горла встанут.
— У Симы будет выходной, она щуку зафарширует.
— Я не люблю рыбу.
— Хватит капризничать. Я купил мороженое — пошел у тебя на поводу.
— Так чего ж ты молчишь? Неси его сюда!
— Только после того, как съешь суп.
— Родька, если ты не прекратишь этот террор, я соблазню тебя. И ты погибнешь в мучениях, изнывая от неутоленной страсти.
— У меня стойкий иммунитет. Не забывай, что я тебя насквозь видел.
Дане кажется, что она всегда жила в этой маленькой светлой комнате, что Родька и Сима — ее семья. Она выздоравливает быстро, но Сима строго следит за соблюдением своих предписаний, поэтому Родька поневоле превратился в сиделку и сторожа.
Родион и Серафима явились в мир близнецами, но более непохожих людей трудно представить. Высокий, тощий Родька — веселый, бесшабашный и очень доверчивый. Сима же маленькая, но суровая и трезвомыслящая особа. Родька трещит без умолку, любит компанию и развлечения, а Сима немногословна, упорно идет к поставленной цели — стать выдающимся хирургом, а к брату относится снисходительно, как к младшему. Хотя именно Сима младше его на двадцать четыре минуты. Они как день и ночь, но прожить друг без друга не могут и дня. К тридцати годам Серафима имеет репутацию отличного специалиста, а Родька, окончив металлургический институт, болтается то тут, то там, но все же как-то умудряется приносить в дом неплохие деньги.