— Кто-нибудь успел зачитать ему права? — поинтересовалась я. Эти права, впервые сформулированные Верховным судом в деле «Миранда против штата Аризона», обязаны зачитывать задержанному при аресте.
— Не волнуйся, с этого я и начну. Зачитаю их ему, только не уверен, что от этого будет хоть какая-то польза. Мне кажется, мы с ним говорим на разных языках.
И Мерсер ушел допрашивать Попса. А я пошла в смежную комнату и стала смотреть через зеркало. Мужчины сидели за пластмассовым столом в пустой комнате. Мерсер был чисто выбрит и хорошо одет, он держался прямо и что-то говорил Бейли, который жевал рогалик и пил кофе. Он почти лежал на столе, его редкие передние зубы отхватывали кусочки выпечки, он отхлебывал из стаканчика, не беря его в руки.
Мерсер разогревал собеседника, рассказывал ему о себе и своем отце, пытаясь найти тему, на которой ему удастся втянуть бомжа в осмысленный разговор.
Я вышла в коридор, коря себя за внезапную жалость, которую испытала, глядя на Попса, и за ту ненависть, которую чувствовала к нему из-за убийства Джеммы Доген.
Подошел Чэпмен, и мы вместе вернулись в комнату со стеклом. Мерсер успел выбросить бумажные стаканчики и теперь пристально смотрел на Остина Бейли через стол. Он втолковывал ему, что такое право хранить молчание, причем объяснял так, что понял бы и второклассник.
Интересно, Майк, как и я, думает о полной бесполезности этого допроса? Убийцу с таким прошлым — сплошные психушки — придется подвергнуть медицинскому освидетельствованию на вменяемость, и я уже придумывала вопросы для перекрестного допроса врачей, которые будут свидетелями защиты в деле Остина Бейли.
Пока Уоллес пытался пробиться к сознанию допрашиваемого, Бейли протянул руку к черному дисковому телефону, стоявшему на краю стола, снял трубку и набрал номер.
— Привет, мам. Да, Чарли вернулся...
Мерсер аккуратно забрал у него трубку и положил ее на место.
— Пусть бы он просто позволил ему говорить, — тихо сказала я Чэпмену. — Теперь он заявит, что его лишили права на телефонный звонок.
— Куп, ты знаешь, куда можно позвонить с этого телефона? Это же чертов интерком. С него нельзя выйти в город, это для звонков внутри участка. И, ради бога, он разговаривал не с матерью, а с кроликом Харви
[16]
. Я вообще не могу понять, зачем мы тратим время на этот бред. Давайте просто отвезем его в суд, и дело с концом, — выпалил Майк, выходя из душной комнаты.
Следом за ним я вернулась в кабинет Петерсона. Мы прикидывали, что делать дальше, и тут вернулся Мерсер.
— Он говорит, что готов пообщаться с тобой, Купер. Может, сходишь, попробуешь? И можешь не звать своих операторов. Либо он кривляется не хуже братьев Ринглинг
[17]
, либо действительно полный псих. Думаю, этот разговор ты не захочешь показывать присяжным.
Я пожала плечами и еще раз прошлась по коридору, на этот раз вслед за Мерсером, в комнату для допросов.
Когда мы вошли и закрыли дверь, Попе посмотрел на меня и улыбнулся.
— Злой и беззубый, мэм, — произнес он вместо приветствия. — Вот как про меня всегда говорили врачи.
Прямо в точку.
Мерсер сказал ему, кто я и зачем пришла, а я придвинула еще один стул для себя.
— Я хочу поговорить с вами о том, что случилось в больнице, мистер Бейли. Вы меня понимаете?
— Извините за больницу, мэм. Извините. Извините, извините, извините.
Господи, какой ужас, Джемме Доген пришлось бороться с психом, которому невозможно было ничего объяснить, бесполезно просить о пощаде.
— Именно об этом я и хотела поговорить. Расскажите нам, за что вы извиняетесь, и я смогу позвать судью.
Мне обязательно придется доказывать судье и присяжным, что Бейли растолковали его права в доступной для него форме, если он даст показания, которые я захочу использовать в качестве улик.
— Детектив Уоллес сообщил вам, мистер Бейли, что вы не обязаны говорить со мной?
— Но я хочу поговорить с вами, леди. Я не говорил ни с одной красивой женщиной с тех пор, как умерла моя жена.
— Вы понимаете, что не обязаны отвечать на мои вопросы?
— Она разговаривала с ножом, да? Та врачиха разговаривала с ножом?
У меня по спине пробежали мурашки. Неужели он говорит о Джемме?
— Что вы имеете в виду?
— Она не разговаривала со мной. Не разговаривала ни с кем. Она разговаривала с ножом.
Теперь придется возвращать его в русло нормального разговора. Мне еще надо изложить ему до конца права, но не хотелось прерывать его откровения насчет убийства.
Вдруг выражение лица Попса резко изменилось, рот упрямо сжался, и он зажал уши руками, словно загораживаясь от громкого звука. Я наклонилась к нему, а Мерсер протянулся через стол, взял его за руки и отвел их в стороны. Попе начал раскачиваться на стуле и ныть, чтобы ему принесли бумажных салфеток. Мерсер кивнул мне, я поднялась и побежала по коридору в комнату, где оставила сумочку, чтобы принести подозреваемому носовые платки. Вернувшись, я положила салфетки на стол перед задержанным. Он улыбнулся и начал рвать их на клочки, скатывать в шарики и запихивать себе в уши.
При этом он продолжал раскачиваться. Из его ушей свисали полоски тонкой бумаги.
— Со мной говорит Чарли, понимаете? — сказал он, глядя на Мерсера. — Я же говорил вам, этот Чарли велит мне, что делать. Я ни в чем не виноват, это Чарли заставил меня сделать все, что я сделал.
— Расскажи ей, кто такой Чарли, Попе.
— Это мой брат, леди. Он родился в один день со мной, но так и не вышел из больницы. Они держат его там все эти годы, но он всегда говорит с мамой и со мной. Каждый день. Говорит мне, что делать.
Я посмотрела на Мерсера и попыталась успокоиться. Затем подперла рукой щеку и мучительно старалась придумать, как действовать дальше.
Может, он просто симулирует и хорошо притворяется? Или я зря теряю свое время на разговоры с безумцем, которого суд все равно признает невменяемым?
— Расскажи мне, что Чарли велел тебе сделать с доктором Доген? Давай немного поговорим об этом. Чарли хочет, чтобы я спросила тебя об этом.
Когда я произнесла имя Чарли, Попе снова улыбнулся:
— Да, но сейчас я не слышу его. Я только хочу сказать, что мне очень жаль, что докторша плохо чувствует себя сегодня.
Следующие двадцать минут мы трое тщетно пытались понять, о чем идет речь. Мы с Мерсером не прерывали бессмысленное бормотание Бейли, а когда он устал, то просто положил руки на стол и опустил на них голову.